Холодная бездна

Глава 6.

Я лежу на мягком матраце и вдыхаю запах маминого шампуня, исходящий от подушек. Раньше я чувствовала этот запах каждый раз, когда обнимала её.

Телефон зажат у меня между пальцев. Мама не ответила ни на один из моих звонков. Она также игнорирует мои сообщения.

Я плачу, пытаясь отвлечься на какие-то фотографии и новости в соцсетях. Должно быть, люди, выставляющие сотни своих фотографий, очень любят себя.

Я ненавижу фотографироваться. Наверное, я недостаточно люблю себя.

А любила я себя вообще хоть когда-то, если сейчас я лежу на кровати моей матери в её квартире, потому что примерно час назад приехала к ней в Миннеаполис, и тону в жалости к себе?

Очевидно, нет.

Моя мама работала в самом центре Миннеаполиса, в небольшом кафе-баре, который давно уже нуждается в отделке. После вчерашнего её спонтанного визита я решила устроить ей точно такой же сюрприз, но я сразу же пожалела об этом, как только вошла в этот чёртов бар.

Милые девушки, работающие с мамой в одной смене, наградили меня жалостливым взглядом и попросили меня самой позвонить ей. Я позвонила. Потом позвонила ещё раз, и ещё, пока не поняла, что всё это бесполезно. Тогда мне сказали, что мама взяла отпуск, хотя ещё вчера вечером уехала пораньше, оправдываясь тем, что завтра ей нужно на работу, и она хочет хорошенько отдохнуть перед сменой.

На самом деле, она не хотела отдохнуть перед работой. Она хотела отдохнуть от нас.

Чем больше меня успокаивали мамины коллеги своими обычными рабочими улыбками, тем сильнее эта мысль оглушала меня. Я смотрела на винтажные столики с витыми ножками, на барную стойку из тёмного дерева, на яркие рекламки их пиццы и пива, на залитые утренним солнцем разноцветные плитки, которыми был уложен пол, и ненавидела это миленькое - только днём - заведение с его ритмичной старой музыкой так удушающе сильно, как ненавидела, думаю, никогда и ничто. Эти девушки действительно были добры ко мне, но я так хотела, чтобы они были лгуньями, потому что я не хотела, чтобы лгуньей была моя мама.

В её квартире нет ни одной нашей фотографии. Я вообще не уверена, забирала ли она из дома, когда уходила, хоть что-нибудь, что напоминало ей о нас.

И я также абсолютно не уверена, почему именно я плачу, потому что это чертовски глупо, но я, Иисусе, ничего не могу с собой поделать. Я просто лежу и хочу поговорить с кем-нибудь, но одновременно с тем я не хочу видеть никого из живых существ, обитающих на Земле, а ещё хочу мороженое, которое мама всегда покупала, когда я была расстроена. Я не понимаю, как люди, которых ты считал самыми близкими на свете, за некоторое время могут стать едва ли не чужими. Чёрт, почему никак нельзя застраховаться от этого дерьма? И почему я вообще расстраиваюсь из-за маленькой лжи, ведь такое уже не впервой?