Поллианна Вырастает - Элинор Портер

Глава 14 Джимми и «чудище с зелеными глазами»

  [11 - «Чудище с зелеными глазами» – ревность; выражение, созданное английским драматургом Уильямом Шекспиром в его трагедии «Отелло». – Примеч. пер.] 

     На этот раз Белдингсвилл не встречал Поллианну с духовым оркестром и флагами... возможно потому, что точное время ее ожидаемого приезда было известное лишь немногим в городке. Но, разумеется, не было недостатка в радостных приветствиях с той самой минуты, как она вышла из поезда вместе с тетей Полли и доктором Чилтоном. Да и Поллианна, не теряя времени, сразу же начала наносить мимолетные визиты в дома всех своих старых друзей, так что в последующие несколько дней, по словам Ненси, «ни в одном месте на нее и пальцем было не указать: пока палец поднимаешь, ее там уже нет».
И всегда, везде, где она появлялась, ее спрашивали: «Ну, как тебе понравился Бостон?» Но никому, вероятно, не ответила она подробнее, чем мистеру Пендлетону. Как бывало каждый раз, когда ей задавали этот вопрос, сначала она обеспокоенно нахмурилась:
– Да, он мне понравился... я просто полюбила его... часть его.
– Но не весь? – улыбнулся мистер Пендлетон.
– Нет. Есть там и то, что не понравилось... О, я была, конечно, рада, что поехала, – поспешила она объяснить. – И время я проводила совершенно замечательно, и столько было всего такого необычного и особенного... как, например, обедать вечером, а не днем, когда следовало бы. Но все были так добры ко мне, и я видела столько интересного: Банкер-Хилл [12 - Банкер-Хилл – холм, на котором находится гранитный обелиск, возведенный в память о произошедшем здесь 17 июня 1775 г. сражении между английским гарнизоном Бостона и революционными американскими войсками. С холма открывается величественная панорама Бостона и его окрестностей. – Примеч. пер.] и городской парк, и целые мили картин, статуй, витрин, и улицы, которые не кончаются. И людей. Я еще никогда не видела так много людей.
– Ну, мне казалось, ты любишь людей, – заметил мужчина.
– Люблю. – Поллианна снова нахмурилась и задумалась. – Но что пользы, что их так много, если вы их не знаете. А миссис Кэрью не разрешала мне с ними знакомиться. Она сама их не знала. Она говорила, что там не принято знакомиться.
Последовала небольшая пауза, затем Поллианна продолжила со вздохом:
– Я думаю, что, пожалуй, именно это мне больше всего не понравилось... то, что люди не знают друг друга. А насколько было бы лучше, если бы они были знакомы! Только подумайте, мистер Пендлетон, там множество людей, которые живут на грязных, узких улицах, и у них не бывает даже бобов и рыбных тефтелек на обед, а одежда гораздо хуже, чем вещи из церковных пожертвований. А есть другие люди – миссис Кэрью и еще много таких, как она, – которые живут в совершенно великолепных домах, и еды и одежды у них столько, что они не знают, куда ее девать. Так вот, если бы те люди только познакомились с этими...
Но мистер Пендлетон со смехом перебил ее.
– А тебе не приходило в голову, моя дорогая девочка, что эти люди отнюдь не стремятся узнать друг друга? – спросил он с добродушной насмешкой.
– Некоторые стремятся, – горячо защищалась Поллианна. – Вот, например, Сейди Дин... она хочет узнать других людей, и я познакомила ее с миссис Кэрью, и мы пригласили ее к себе, и еще пришли Джейми и много других... и она была так рада с ними познакомиться! Вот поэтому-то я и думаю, что если бы много таких людей, как миссис Кэрью, знали тех, других людей... но конечно, я не смогла бы всех их перезнакомить. Да я и сама-то не так уж много их знаю. Но если бы они все-таки смогли узнать друг друга, так чтобы богатые люди могли дать часть своих денег бедным...
Но мистер Пендлетон снова засмеялся и перебил ее:
– Ох, Поллианна, Поллианна! Боюсь, ты заходишь слишком далеко. Не успеешь оглянуться, как станешь ярой маленькой социалисткой и завзятой общественной деятельницей.
– Кем? – недоверчиво переспросила девочка. – Я... я не знаю, что делают общественные деятельницы. Но я знаю, что значит быть общительным... и такие люди мне нравятся. Если общественная деятельница – это что-то вроде общительной, то я не против быть такой – ни чуточки, я даже хотела бы такой быть.
– В этом я не сомневаюсь, – улыбнулся мужчина. – Но когда дело дойдет до претворения в жизнь этого твоего проекта массового перераспределения богатства... ты можешь столкнуться с большими трудностями.
Поллианна тяжело вздохнула и кивнула:
– Я знаю. Так и миссис Кэрью говорила. Она говорила, что я ничего не понимаю... что это... э... э... пуперизировало [13 - Поллианна искажает и неправильно употребляет слово «пауперизировать».] бы ее и были бы пагубные последствия и порочная практика и... – Она не договорила, так как мужчина рассмеялся. Но затем, вскинув голову, она немного обиженно продолжила: – Ну, в общем, что-то в этом роде... Но все-таки я не понимаю, почему одни люди должны иметь так много всего, а другие не иметь ничего, и мне это не нравится. И если у меня когда-нибудь будет много, я просто отдам часть тем, у кого ничего нет, даже если я от этого сделаюсь пуперизированная и пагубная, и...
Но тут мистер Пендлетон так расхохотался, что Поллианна после минутной борьбы с собой не выдержала и засмеялась вместе с ним.
– Ну, во всяком случае, я этого не понимаю, – повторила она, отдышавшись.
– Да, дорогая, боюсь, ты этого не понимаешь, – согласился мужчина; взгляд его вдруг стал очень серьезным и ласковым. – Да и никто из нас, по правде говоря, тоже... Но расскажи мне, – добавил он, помолчав, – кто этот Джейми, о котором ты твердишь с тех пор, как приехала.
И Поллианна рассказала.
Заговорив о Джейми, Поллианна перестала казаться озабоченной и недоумевающей. Она любила рассказывать о Джейми. Здесь все было ей понятно. Здесь не приходилось иметь дела с длинными, пугающе трудными словами. Кроме того, разве не будет особенно интересно мистеру Пендлетону то, что миссис Кэрью взяла к себе в дом мальчика? Ведь кто лучше, чем он, может понять необходимость «присутствия ребенка»?
Впрочем, о Джейми Поллианна рассказывала всем и каждому. Она предполагала, что всем это будет так же интересно, как ей самой. В большинстве случаев она не была разочарована проявленным любопытством, но однажды столкнулась с неприятной неожиданностью, которую преподнес ей Джимми Пендлетон.
– Слушай-ка, – с раздражением сказал он ей как-то раз, – что там, в Бостоне, не было больше никого, кроме этого вечного Джейми?
– Джимми Бин! Что ты хочешь этим сказать?! – воскликнула Поллианна. Мальчик чуть вскинул голову.
– Я не Джимми Бин. Я Джимми Пендлетон. И я хочу сказать, что, если тебя послушать, так получается, будто там, в Бостоне, не было никого, кроме этого чокнутого мальчишки, который зовет птиц и белок леди Ланселот и порет всякую чушь.
– Джимми Б... Пендлетон! – Поллианна задохнулась от негодования, а затем с живостью продолжила: – Джейми не чокнутый! Он очень хороший мальчик. И столько всего знает – и книг, и рассказов! Он даже сам может придумывать всякие истории! А кроме того, вовсе не леди Ланселот, а сэр Ланселот. И если бы ты знал хоть половину того, что знает Джейми, то не делал бы таких ошибок! – заключила она со сверкающими глазами. Джимми отчаянно покраснел; вид у него стал совсем несчастный. Но хотя ревность, это «чудище с зелеными глазами», все сильнее сжимала его сердце, он по-прежнему старался не сдавать позиций.
– Ну, все равно, – презрительным тоном заметил он, – имя у него дурацкое. Джейми! Пф! Звучит совсем по-девчоночьи! И не я один так думаю. Я знаю еще кое-кого, кто тоже так говорил.
– Кто это был?
Ответа не последовало.
– Кто это был? – повторила Поллианна более властно и настойчиво.
– Отец, – ответил он угрюмо.
– Твой... отец? – в изумлении переспросила Поллианна. – Да откуда он мог знать Джейми?
– Он и не знал. Он говорил не про него. Он говорил про меня. – Мальчик по-прежнему говорил угрюмо, не глядя на Поллианну. Но была в его голосе необычная мягкость, которая была заметна всегда, когда бы он ни упоминал о своем отце.
– Про тебя?
– Да. Это было как раз перед его смертью. Мы почти неделю прожили у одного фермера. Отец помогал на сенокосе... ну, и я тоже, немного. Жена фермера была очень добра ко мне и очень скоро стала называть меня «Джейми»... Не знаю почему, но стала. И однажды отец это услышал. Он здорово рассердился... так рассердился, что я навсегда запомнил его слова. Он сказал тогда, что Джейми – имя не для мальчика и что его сына так никогда называть не будут. Он сказал, что это девчоночье имя и он его терпеть не может. Я никогда не видел его таким сердитым, как в тот вечер. Он даже не захотел остаться и закончить работу, и мы в тот же вечер опять двинулись в путь. Мне было немного жаль уходить – она мне понравилась... то есть жена фермера, я хочу сказать. Она было очень добра ко мне.
Поллианна кивнула с сочувствием и интересом. Джимми редко говорил о своем таинственном прошлом – о том времени, когда она его еще не знала.
– А что случилось потом? – спросила она, совсем забыв о первоначальном предмете спора – имени «Джейми», которое было названо «девчоночьим». Мальчик вздохнул:
– Ну, мы просто шли и шли дальше, пока не нашли другое место. Там-то отец и... умер. И тогда они отправили меня в приют.
– А ты убежал, и я нашла тебя в тот день возле дома миссис Сноу, – мягко продолжила Поллианна. – И с тех пор я тебя знаю.
– Да... и с тех пор ты меня знаешь, – повторил Джимми, но совсем другим голосом; он вдруг вернулся к настоящему и вспомнил свою обиду. – Но я не Джейми, – заключил он, презрительно выделив последнее слово, а затем с высокомерным видом отвернулся и ушел, оставив в одиночестве огорченную и смущенную Поллианну.

– Ну что ж, я могу радоваться тому, что он не всегда ведет себя так, – вздохнула она, провожая печальным взглядом крепкую мальчишечью фигурку с неприятной заносчивостью в движениях.