Pink Smile/Розовая улыбка

Часть восьмая

  Холодный воздух морозит мне лицо, легкое дуновение ветра щипит своими тонкими, невидимыми пальцами мои щеки. Как же душа изнылась по этому аромату свежести. Спина словно вросла в ледяную землю, из-за чего было тяжело двигаться. Сколько я так лежу? Не знаю... Вот бы лежать так вечность. Не без трудая сжимаю замерзшие кисти, к ладоням прилипает мокрая трава. Открыв глаза, я вижу пред собой бело-серое утреннее небо, пролетающих одиноких птиц и кроны безмолвных сосен. Сладких запах травы и хвои щекочет мне нос. Я поворачиваю голову, смена картинки. Теперь я вижу гниющую траву, покрытую инием, ряды тех деревянных истуканов, между стволами которых редеют белые полосы снега. Где я? Что я тут делаю? Это не сон?
- Джулиан, привет!
   Я подорвался на земле, словно меня дернуло разрядом тока. Детский бесполый голос вывел меня из состояния транса. Предо мной стояла девочка. На ней было старое, перемазанное засохшей кровью тряпье. Кожа у нее была мертвенно бледной. Не успел я разглядеть ее окончательно и спросить о том , кто она и что делает тут, как она начала суетиться вокруг меня, словно я был для нее долгожданным подарком, заливаясь при этом почти истерическим смехом. Между приступами этого писклявого визжания я слышал слова: "Я первая! А я первая!"
     Когда я нашел силы встать, она уже бежала вдоль старой асфальтированной дороги. Понять, что она старая, не составила труда. Вся ее поверхность была исполосана трещинами. Мне, наконец, открылась полная картина, отвечающая на часть моих вопросов: не далеко от меня лежала машина, она жалобно смотрела на меня своими разбитыми окнами. В ее "глазах" отчетливо читалась просьба перевернуть ее металлическое тело в нормальное положение.  Лежать на крыше, наверно, не удобно. Я протер лицо руками, на них остались багровые чешуйки крови, местами превращающиеся в кровавые разводы из-за травы. Я осмотрел всего себя, побаиваясь найти на себе страшные раны. Вся одежда была в крови, сильнее всего досталось ногам. Оставался вопрос: моя ли это кровь?
   Виски запульсировали, мою голову будто сдавило обручем. Эти ощущения всегда были предзнаменованием воспоминаний, которые мой мозг бережно пытался скрыть. Полгода тюрьмы проносились перед глазами: каждодневные избиения, которые были плачевными последствиями неудачных попыток изнасиловани, сломаная рука, месяц восстановления. Затем, боль усилилась. Ночь, крики в коридоре, темно, крики в камере. Много криков, здание превратилось в один большой сгусток крика и страха. Пахнет железом. Темный силуэт смотрит на меня. "Да-да, я иду". Шлепки ботинок по мокрому полу. Монотонный звук продающих капель. Липкий запах ужаса витает в воздухе. Ноги подкашиваются, падаю на четвереньки. Болит голова. Холодными руками пытаюсь унять боль. "Я знаю, я иду". В руках руль, пред глазами ночная дорога.  Мне словно кто-то диктует, куда ехать. Светает. Тень на дороге, выворачиваю руль, в глазах все смазывается , словно я на карусели. Всем телом чувствую падение, как же хочется спать...
    Внезапные воспоминания, нахлынувшие словно приступ шизофрении, испарились. Дорога, лес, трава, - все было так же, как и минуту назад.
- Ты идешь?- донесся до меня детский голос из далека.
     Я не хотел идти с ней, более того, не хотел сбегать из тюрьмы. Я заслужил это. Но тот, кто помог мне, явно считал иначе. Боюсь догадываться, кто это может быть. Конечно, у меня есть возможность развернуться и бежать прочь, бежать как можно дальше,не оборачиваясь, хватать грудью воздух из последних сил, но не останавливаться, однако все было куда сложнее, чем я мог себе это вообразить. Я не мог не пойти с этой девочкой. Нутро мне подсказывало, что если ударить в бега, то, к сожалению, далеко мне этого не сделать.  Словно какая-то незримая сила наблюдала за нами, более того, я даже чувствовал тяжелый и пристальный  взгляд на себе, но не мог обнаружить его "источник". Глаза бегали из стороны в сторону, в отчаянных попытках найти того, кто заставляет по моей спине бежать мурашки.
    Словно по инерции я потащился за той девчушкой. Она семенила по дороге тощими белыми ногами, скорее походящими на спички, чем на ноги. У детей очень несуразные тела, педофилы по праву извращенцы. Как это может нравится?
     Мы шли уже, кажется, второй час, а девочка все не сбавляла темпа. Я порядком устал, но каждые мои попытки передышки пресекались ее писклявым: "Давай быстрее!" Гребанные дети, как я вас ненавижу. Перед глазами пронеслось лицо моего брата. Даже ежедневные избиения не сравнится с этой болью, бьющей прямо в сердце, ломающей твои ребра молотком. Это застывает в тебе. Ты превращаешься во флакончик духов. Только вместо духов у тебя боль. Она пышит в тебе холодными языками всепожирающего пламени, а потом кто-то надавливает на тебя. И вот, ты сам уже причиняешь эту боль. Чтоб всем было так же плохо, как и тебе.
     Оставшиеся примерно полтора часа меня разрывали неоднозначные эмоции: ненависть к этим маленьким исщадьям ада и сожаление.
 

  Мы подошли к огромному и заброшеннему зданию.
- Что за стремный гадю...
     Меня вырубили чем-то по голове на полслове. Фу, как некультурно.