В одной клетке

глава 14

   В тюрьме мужское насилие — такая же неотъемлемая часть как режим, работа, решетки и наручники. Слишком много мужчин и ни одной женщины. А ведь естественные потребности никуда не деваются. Поэтому в тюрьме сформирована строгая иерархическая система. И те, кто удовлетворяет сексуальные потребности свой задницей, находится в самом низу. За редким исключением.

Это все происходит не со мной. Это все происходит не со мной. Это все происходит не со мной...
Где угодно, только не здесь. Томас мечтал исчезнуть, испариться, оказаться в другом месте. Там, где его не будет прижимать к стенке мерзкий гад.
Думать о чем-то другом, а не о руках, лапающих его. Представить, что ты не здесь. Это какому-то другому мальчику не повезло. Это он силится отодвинуться от насильника, еще больше вжимаясь в стену. Это он, а не ты, сжался в комок и стиснул зубы от отвращения. Это он, бедняжка, весь напрягся оттого, что чужие руки залезли под одежду и теперь вовсю хозяйничают там.
Не выходит, не получается убежать от реальности. Томми чувствует каждое прикосновение. Он вздрагивает каждый раз, когда толстые, похожие на сосиски пальцы трогают его. Извращенец грубый, он мнет кожу, щипает, оставляет красные следы. Портит невинность мальчика.
Особенно сильно ублюдок издевается над сосками парня. Томми пытается высвободиться из чужих рук, но не тут-то было.
— Не рыпайся!
Извращенец резко выкрутил нежную кожу. Парень тихо вскрикнул, но тут же оборвал себя. Он не доставит гаду такого удовольствия. Сжимать зубы, кусать губы до крови, но не кричать.
К тому времени, как Извращенец наигрался, грудная клетка Томми была в мелких царапинах, бока болели от тычков, а сзади на плече отпечатался след укуса. Пора переходить к самой клубничке.
Когда в его штанах начали шарить, Томас уткнулся в сгиб локтя. Его сжигал стыд. Ненависть. Презрение. Жалость к самому себе. Собственная беспомощность и отвращение.
Извращенец стянул с Томми штаны с трусами. Парень не заметил, как заплакал. Слезы тихо катились по его щекам.

Шумно причмокнув, врач сглотнул слюну. Кожа мальчишки такая нежная, что можно даже не обращать внимания на волосы. Малец так напуган, что шевельнуться боится. Не беспокойся, сейчас дядя тебя расшевелит.
В первый день, во время досмотра, Извращенец уже запустил свои руки куда не надо, а сегодня это будут не только руки. Врач был безумно возбужден — давно ему не попадалась такая милая беззащитная жертва. Он принялся тереться своим пахом о бедра парня. Божественно, маленькие мальчики такие милые. И почему этот попал сюда так поздно, еще чуть-чуть и было бы совсем не интересно.
Парень слишком сильно зажимается, не дает проникнуть к сокровенному. Но так даже приятнее.
— Эй, оближи, — Извращенец поднес свои сосискообразные пальцы к губам Томми. Парень стиснул зубы и отвернулся — он и так унижен, большего он не вынесет. — Мне сочинить красивые обвинения? Или твой сладкий ротик все-таки откроется?
Томас не знал, что плачет, что дорожки слез делают его больше похожим на ребенка. Извращенец не верил своему счастью. Как же ему повезло! И этот мальчик же не думает, что ему хватит одного раза.
Извращенец силой заставил парня открыть рот и запихал свои пальцы.
— Обслюнявь получше, тебе же потом легче будет.
Томми перестал сопротивляться. Он был апатично покорен и безразличен ко всему. Зачем сопротивляться, когда Извращенец все равно получит то, что так хочет.