Влюблённая в Чон Чонгука?!

Глава 7

Наглый наглый наглый...

У тебя перехватывает дыхание, раскрываешь уста, хлопаешь губами, как выброшенная рыба и глазами, не в силах понять, откуда такой свалился.

— Отпусти, — упираешься руками в крепкую грудь, заламываешь брови и отклоняешь корпус, натягивая до боли и раздражения края рубашки, которую прижали и которая нещадно лижет покраснениями твои острые ключицы и плечи, — я в твоем болоте не купаюсь и ты мою боль не трогай.

Чонгук резко разворачивается, меняясь местами, теперь уже он прижимает тебя спиной к стволу дерева, что царапал сквозь рубашку неровностью коры, прокладывает свои руки меж колючей корой и нежной спиной недотроги.

— Извини, но я теперь уже не могу уйти просто так.

Хрупкое тело манит, губы, что с пол часа назад сами льнули к нему, такие сладкие, что хочется вновь их коснуться. Всё кажется сном, может он до сих пор спит? Или уже умер от отравления парами багульника, гния телом под тем же деревом в лесу.

Внутри всё сводит от желания коснуться черничных губ, и Чон завороженно смотрит на них, замирая на мгновение.

Ты умираешь на месте, потому что впервые за века встречаешь кого-то в роде этого парня...бракованного, не иначе. Игры надоедают, потому что черт возьми, ты убила верховную век назад, ты самая страшная и могущественная из ныне живущим ведьм, но тебе совершенно не нравится, что не можешь разрушить собственное заклятье, убив мальчишку прямо на месте и то, как на тебя влияет брюнет.

Ты резко обхватываешь его шею, сжимаешь и притягиваешь почти вплотную, до жаркого дыхания прямо в губы. Смотришь прямо в глаза, меняя свою ореховую радужку на темный с каждым разом цвет, превращая его в черный и улыбаешься, потому что мальчишка как муха, раздражает и хочется поскорее отпугнуть. Сердце с привкусом страха всегда слаще, — тебе мама не говорила, что в лесу ведьмы живут? Я бы на твоём месте боялась.

— Смеёшься, чертовка? — ухмыляется Чон, — мне не страшно умереть, меня всю жизнь этим пугали. Страшно было бы умереть, не попробовав..

Чонгук закрывает глаза и преодолевает эти жаркие миллиметры, что разделяют ваши лица, и целует запретные вкусные уста, что жалят язвительно словами.

Ты вспоминаешь жар губ во сне и теперь все становится ясно, как день. Ты нашла причину.

Ты зажимаешь губы, чтобы змей искуситель, в лице испорченного брюнета, не пробрался своим с ума сводящим языком внутрь, но это не помогает. Под натиском крепких челюстей и проворного языка, тебе не удается долго сопротивляться, позволяя на мгновение пропустить громкий писк, полу-стон и впустить горячий язык хозяйничать во рту. Без магии перед этим парнем, ты обычный кролик, у которого просто слишком длинный язык, но кролики тоже умеют кусаться. Больно.

Прокусаваешь губу юноши, пропуская ржавые капли крови, марая свои пухлые от поцелуев уста и подбородок, отстраняясь от незнакомца с громким чмоком, встречая злым взглядом. Человеческая кровь неприятно стягивает молочную кожу и капля, собравшаяся от обильно испачканого подбородка, минует вниз по шее, скатываясь куда—то вниз, в ложбинку между ключицами, — я вырву твое сердце и сожру его, даже глазом не моргнув. Проведу свой ведьминский ужин со вкусом, — чеканишь, пытаясь оттолкнуть его. Крайние меры — они такие.

— Значит, мне стоит рассчитывать ещё как минимум на одну встречу, — Чон ухмыляется, стирая запястьем кровь с губ, кладет палец тебе на яремную ямку, где освоилась в белоснежной ложбинке его алая капля, стирает ее подушечкой и ведёт по шее вверх, повторяя ту дорожку, что оставила его кровь. Чон чуть приподнимает твой окровавленный подбородок и выдает однобокую улыбку, — буду ждать.

Чонгук седлает коня и уносится в сиренево-желтый пряный горизонт, с болью на губах от едкого укуса, что ещё долго не даст забыть об этой судьбоносной встрече.