Здравствуй.
— Ты всё ещё жива? Что для тебя значит эта боль? Она физическая или моральная? Насколько твоя боль сильна? Долго она окутывает тебя своей пеленой? Надеюсь то, что я сделала достаточно больно.
— Боль? Наслаждение и страдание. Мне теперь нравится это. Будто предвкушение перед убийством. Пред своей смертью. Я превращаюсь в мазохистку. Я сама себе делаю больно, ведь живу в одном доме с тобой. По началу я терпела боль. Сдерживалась, что бы не ударить тебя по твоей мерзкой морде! Я помню, как сказала тебе: «Живи, но дай жить и мне». В тот день у меня была истерика. Первый срыв. Ты ударила меня по лицу, чёртовым дневником и разбила мне губу. Даже ежедневная травля в школе не делала мне так больно, как каждое твоё слово. Одноклассники смеялись надо мной. Им не нравилась моя внешность. Маленькие глаза, именно из-за них они прозвали меня китаянкой, катаной. Даже то, что в один понедельник две мои одноклассники кидали в меня много десятков раз подряд волейбольным мяч. Ты была самой большой моей мукой. Именно из-за тебя у меня нет воспоминаний о детстве и начальной школе. Помнишь, как ты купила в мою комнату новое огромное зеркало. Ты сказала, что оно для того, что бы я не забыла... О том насколько я уродлива. Я решила, что хорошо жить без него и разбила это, чёртово зеркало. Ты бросила шмат этого стекла в меня. К счастью, я успела пригнуться. Всё это способствовало моему разрушению. Первой стадией моей боли было терпение. После неё начались муки от своих рук. Я брала нож, лезвие и проводила по своему тело пока не проступала кровь и моральная боль не утихала. Ещё я била себя ремнём, кулаками, пила алкоголь, курила, питалась фастфудом и даже попробовала коноплю. Селфхарм около полугода помогал моим мукам. Второй стадией моей боли был селфхарм. Мне начало нравится то, что я делаю. Я ощущала эйфорию, кайф. Даже от наркотиков не было таких ощущений. У меня нашёлся компаньон в этом деле — Ален Моро. Да, тот которого любила Луиза Дюран. Мы создавали физическую боль, которая вдохновляла и объединяла нас. Все знали о том, что он с собой делает. Поэтому у нас был договор никому не рассказывать, что мы именно делали. Время шло и мне требовалась доза побольше. «Я не уверена в том, что смогу что-то чувствовать» пробегало в моей голове, но мазохизм всё менял. Третья стадия — мазохизм. Ты заставила меня прибегнуть к последним двум стадиям. Но сейчас всё не так...
Знаешь, мам. Теперь это меня больше не волнует. Всё осталось в прошлом. Мне плевать, мамочка.
— Оу, впредь я буду стараться больше...
— Не-ет, ты не сможешь! — прошипела сквозь зубы девушка и вспорола брюхо своей «любящей» матери.
Моё имя Луиза. Это история моей боли. Да, я убила свою родительницу. Нет, вовсе не жалею.
