Здравствуй.
С шумного и задушливого купе вышла дама бальзаковского возраста с дымящей сигаретой. На каждом пальце было кольцо, но лишь двое остались голые, на них были наклеены разноцветные пластыри. Её глаза были опухшие с небольшими отеками возле мутно-серых зениц. Волосы растрепаны, но собраны в не тугой пучок, несколько цветков жасмина разместились на её макушке. Оттенок её волос близок к карамельно-каштановому. На неё было тёмное пальто по лодыжки, красные лодочки и кровавые израненные губы со смятением и некой усталостью.
— Мисс, извините, — дотронулась её плеча седовласая женщина в синеватой форме с бейджом «Люсия», — Здесь запрещено курить. Это не этично с вашей стороны.
— Хорошо, — ответила девушка, сжав сигарету в своей руке сделав лёгкий ожог на ладони. Сломанный окурок упал на пол под ноги, той пожилой даме. Не молодая леди тихонько вскрикнула от неприятного, но обыденного ощущения. Она быстро успокоила себя и пошла на выход. Та, старая женщина вытаращилась на незнакомку и немного приоткрыла свой рот от изумления.
Ранний полупустой поезд покинул паром с жутким шумом. Выйдя на чистый воздух, она ощутила небрежный аромат жасмина. На улице небольшой ветер веял в лица прохожих, срывал с деревьев лепестки и листья, создавая грациозные танцы с тихим посвистыванием. Девушка закрыла глаза на несколько секунд и ощутила непривычную прохладу. Раскрыв свои зеницы, она заприметила бледный восход солнца. Вовсе не юная незнакомка, словно не от мира сего, поправив громадные серьги начала двигаться за ветром, словно неземная танцовщица. Пальто немного приоткрыло вид на её худые ноги и голубоватое платье, кажется из хлопка. На её личике была улыбка. Она хотя и не выглядела, как радостная персона, но, все, же глядя на неё ощущение тёплых чувств, возникало где-то там, в грудной клетке. Некоторые горожане посматривали на новую жительницу их небольшого, но громкого городка. Кто-то проводил её восхитительным взглядом, кто-то был возмущён, а кто-то очень маленький. Лет пяти спросил матери, а почему мне нельзя так указывая пальцем на неземную тётушку. Мать лишь пожала плечами, ведь ей известны правила этого тучного города.
— Виват, тебе чужой мне город, — прошептала дама, сняв свою обувь. Она крутилась и задорно, словно сошла с ума, смеялась.
— Мисс, всё в порядке? — заинтересовался девушкой пухлый полицейский на вид немного младше её.
— Извините, — извинилась незнакомка. Обувшись и поправив пластырь на ноге, она поплелась с опущенной головой к знакомой фигуре.
— Здравствуй — поприветствовала девушку наша героиня и села возле неё на стальную лавочку.
— Ты в порядке? — поинтересовалась девушка, заметив опухшее лицо и полицейского вдали. — Что-то случилось?
— Нет, всё хорошо.
— Ты уверенна? «Это» не началось опять?
— Именно из-за «этого» я и здесь, — с тяжестью молвила девушка. — Родители в Сицилии вместе с чёртовыми апельсинами, а я теперь здесь, рядом с тобой. Всё же хорошо, что именно ты сбежала от них.
Эти слова немного выбили из колеи младшую из них. Немного лишними они были в то мгновенье. Девушки небрежно обнявшись, рушили в ближнюю кнайпу. В полу тьме они начали болтать о своих столь разных историях. Старшая из них — психически нестабильная писательница, которая привыкла к своей не изменяющей жизни близ родителей. Младшая — задорная визажистка сбежавшая от педантичных родственников, как только ей исполнилось шестнадцать лет. Молодая девица старанно вытирала размытые тушь и тени сестры и без умолку говорила о том, что с ней было за эти несколько лет. О своей квартире и даме, которая владеет ею. Оказывается, та женщина обожает чай и знает о нём настолько много, что не слишком и вериться. Та, которая несколько десятков минут сияла, теперь пустыми зеницами глядела в одну точку на картину с надписью, что висела за её родственницей. Её лицо не пыталось запрятать смятении и некую горечь. Она старанно прикусывала свои губы и не спеша моргала своими глазами. Она вовсе не устала... Она лишь нашла смысл в себе.
Обнажённая постать юной мисс с тёмными волосами и многими шрамами, которые перекрывали, старанно написанные буквы.
«ты лишь боль моя.
не более чем горькая сладость.
ты не даёшь мне жития
и в печёнках твоя святость!
я больше не твоя сиера.
теперь мне важна карьера»
