Немая

Глава 8: Макаров. Злобный гусь и курятник

Наш путь лежал на противоположный от города горный хребет, тянущийся на многие километры вдоль полноводной реки. Время от времени водную гладь рассекали проплывающие большегрузные баржи, пассажирские теплоходы и парусные яхты. Невысокие горы были окутаны множеством легенд и поверий. В интернете прочитала, что там встречались даже аномальные зоны. Но я в сказки никогда не верила — по крайней мере, с виду эти горы ни на какую мистику не намекали, зато очаровывали своей красотой: крутые склоны сплошь были покрыты густыми лесами, местами проглядывали горные породы.

Пока мы ехали по широкому мосту, Нацу показал вдалеке местный мел.завод к которому тянулись вереницы белых дорог. Навстречу нам на параллельной дороге проскочила новенькая электричка с серебристыми сверкающими вагонами. Глянув за неё, я увидела небольшой полуостров с многочисленными одинаковыми домишками и дёрнула за рукав Нацу, кивком спрашивая что это? Парень ответил, что здесь размещена сеть турбаз. Я оглянулась назад и ещё раз посмотрела на них. Явно ухоженные песчаные пляжи встречали своих первых утренних посетителей — люди наслаждались последними тёплыми днями перед скорым сезоном дождей.

Мы поднялись в гору, и проехав через несколько сельских поселений, выехали на просеку. Наш путь лежал меж огромных полей различных злаковых культур, свежий ветерок, насыщенный ароматами леса, врывался в салон и приятно обволакивал лицо. Проехав вдоль зелёной полосы, мы заехали в густой лес и теперь спускались по узкому серпантину грунтовой дороги, как раз недалеко от заброшенного карьера усыпанного меловыми глыбами. Справа нависали высокие стены, а слева, совсем рядом, уходили в жуткий обрыв. Страшно было неимоверно, но с другой стороны — аж дух захватывало от восхищения!

Вскоре стали виднеться редкие домишки и небольшие постройки, раскинутые в лесной чаще. Спустившись почти до самого подножья горы, Нацу вывернул руль, и мы вновь стали подниматься. Здесь, на самом верху забытой маленькой деревеньки, стояла небольшая хижина с розовой металлической крышей. Возле калитки нас встретил её хозяин.

— Доброго дня, Макарыч, как здоровьице?

Я смотрела, как тепло Нацу здоровался с низеньким старичком с шикарными густыми усами и в причудливой полосатой шапочке, похожей на детские колготки. Дедок ласково потрепал за загривок Хеппи, и тот пустился осматривать окрестности.

— Спасибо на добром слове — не хвораю. Давненько не виделись, сынок. Дай-ка я тебя обниму. Как там мой внучок поживает? Совсем старика забыл...

Мужчины крепко обнялись, похлопывая друг друга по спине.

— Да всё у него путём: повысили. Сейчас под его начальством работаю. Сам понимаешь, дел много, положение обязывает. Сам-то как? На охоту ходишь?

— А то! Давеча только обернулся, а Гажил что, не приехал?

— Этот предатель пост сменил — теперь возле своей девушки кантуется, не до друзей ему, — изображая обиду, ответил Нацу.

— Молодец парень, образумился. А ты что, бобылём всё ходишь?

— Ой, дед, не начинай свою шарманку. Лучше к Лаксу приставай — всё же внук родной.

— Да от него разве дождёшься детишек, хоть чужих внучат понянчить! — старичок обернулся ко мне. — А ты что, милок, стоишь как не родной? Новый приятель? Как звать-величать? Чего молчишь-то, ась воды в рот набрал?

— Да немой он, дед. Люсьеном звать.

— А-а, извини, сынок, не знал. Подь сюды, я тебя поближе рассмотрю.

Я весь разговор стояла в сторонке возле машины и с интересом наблюдала за мужчинами. Действительно: прямо как родные, поэтому несмело подошла и протянула руку. «Ой, какое крепкое рукопожатие», — подумала я, — «а по виду и не скажешь: мужичок с ноготок». Дедок схватил меня за плечи и не хило так встряхнул, аж кости затрещали. Нацу засмеялся:

— Не ожидал, Люс? Наш дед ещё ого-го, любому молодому фору даст.

— Да чего ж ты такой хиленький? Нацу, в каком музее ты его откопал?

— Музыкант он, Макарыч, не из нашего круга.

— Не порядок, сынок. Ты, Нацу, займись-ка его тренировкой — негоже мужику без крепости в мышцах по миру ходить. Айда-те, я вас попотчую, небось проголодались с дороги?

— Не то слово, — Нацу погладил свой живот и сделал вид, что он урчит.

— Пойдёмте, пойдёмте, я вас гуляшом из оленины накормлю, с утра готовил, как знал. А вчерась тушёнку делал.

— Да ты, дед, мастер на все руки. Ну, пойдём, — Нацу хлопнул меня по плечу. — Люс, проходи, не стесняйся.

Закрыв за собой ветхую калитку, мы прошли в старенький бревенчатый деревянный домик. Здесь всё было простенько, но уютно: тяжёлый стол у окна с лавками, ажурные занавески на половину окна, герань на подоконнике, сбоку печка фиорская, в углу огромный старинный потемневший сундук, под потолком полки с кухонной утварью.

— Садитесь, гости дорогие, как говорится — чем богаты, тем и рады.

Мы вымыли руки в навесном умывальнике и вытерли вышитым накрахмаленным полотенцем. Старичок поставил на стол из печи котелок и сковороду с печёным картофелем, положил деревянные ложки; тарелок я не наблюдала. Нацу, заметив моё удивление, пояснил:

— Дед любит всё по-старинке: из одной посудины есть и по-старшинству. Наперёд батьки полезешь — он облизнёт ложку и по лбу. Я один раз с хорошим таким шишаком ходил.

— Чё это один раз, остальные не в счёт?

— Макарыч, ты чего? Я ж тогда сутки не ел, голодный был, как волк.

— Да тебе сколько не дай — всё сожрёшь, проглот!

Вот так, слово за слово, протекала наша трапеза. Почти всё было съедено и мужчины просто беседовали на свои темы, а я откровенно заскучала, поэтому, поклонившись, привстала чтобы убрать со стола. Нацу меня попридержал за руку, но дедок улыбнулся:

— Иди, иди, малец, а мы ещё погутарим. Посуду вымоешь в лохани на улице возле старой яблони, а котелок поставь в погреб у сарая.

Я кивнула, взяла всё необходимое и вышла. У яблони стояло старое деформированное корыто возле бочки с водой. А водопровод здесь, интересно, имеется? Я огляделась: в стороне под навесом стояла старая раковина с подведённой к ней трубой. Повернула вентиль крана, но вода не вытекала — дед знал, что говорил. Я вернулась к бочке.

— Из неё черпай, не боись, — высунулся из окна Макаров.

На краю корыта я увидела кусок потрескавшегося мыла с почему-то прилипшей травой. Намылила, тем не менее, новенькую губку и стала мыть посуду. Сковорода была очень жирной, и пришлось несколько раз её перемывать. Пару раз мыло выскальзывало и падало на землю; теперь понятно почему оно такое «красивое». Зачерпнув кружкой воду из бочки, я ополоснула посуду над сочной травой и расставила сушиться на стоящей рядом деревянной лавке.

Теперь нужно отнести котелок. Ага, вот и сарай, а рядом с ним дверь под крышей, уходящей в землю — наверное это погреб. Заглянула внутрь — точно, на ступеньках пониже стояли кастрюльки и глиняные кувшины. Вот и я поставила возле них свой котелок — кажись справилась!

Рядом с сараем что-то огорожено частым высоким забором, за которым слышны разные галдящие звуки. Я, чисто из любопытства, приоткрыла калитку, а там «Ух ты — гуси!» Важные, они расхаживали по хозяйственному двору шумно гогоча — интересные такие! Рядом прогуливались серые утки, залезая в большую лужу в центре, вокруг сновали белые и пёстрые курицы. На невысоком столбе поодаль, игнорируя шум и гам, гордо восседал петух с ярко-красным мясистым гребнем и серёжками, его разноцветный пышный хвост красиво переливался в солнечных лучах.

Вдруг боковым зрением заметила, как один гусь, широко расправив крылья, нёсся на меня. Жуть какая! Я еле успела закрыть калитку перед самым его носом, то есть клювом. Сквозь щель посмотрела, как он уходил в сторону.

«А что будет если я вновь открою?» — проскользнула в голове шальная мысль, надо же проверить! Решила провести эксперимент и открыть калитку: мой товарищ неспешно вышагивал, но как только заметил меня, сразу рванул навстречу с громким шипением. Похоже, он тут главный забияка. Ха, Облом Петрович тебе! Я вновь закрыла калитку в последний момент и улыбнулась себе.

— Развлекаешься? — услышала над ухом насмешливый голос Нацу. Ну, а что — весело же! — Макарыч просил куриные яйца принести. Вот они, с краю. Рискнёшь ещё раз подразнить вожака?

Парень, подмигнув мне, протянул маленькую плетёную корзинку и ушёл, а я посмотрела по направлению его руки — прямо рядом с калиткой стояла узкая постройка с редкими продольными досками, сквозь которые действительно видны были яйца. И хочется, и колется, и мама не велит! Гуся хоть и опасалась, но зайти-таки решилась. Забияка меня пока не замечал, и я спокойно собирала яички, которые видела. Осталось только одно, но когда протянула руку, почувствовала что-то мягкое.

Я вляпалась в куриные какашки? С мерзким отвращением резко вытащила руку, но она оказалась чистой. По расстоянию точно должна была дотянуться до последнего яйца, но почему же его не ощутила? Попробовала ещё раз — опять что-то мягкое, но яйцо не обнаружилось. Что за чертовщина? Наконец, мой «друг» меня заметил, и я еле успела выскочить.

Что ж, пошла к дедуле и, как смогла, объяснила ему странную ситуацию с яйцом. Макаров решил сам проверить — протянул руку в постройку и вытащил яйцо... Без скорлупы. Вот так! Кто бы мог подумать, однако и такое бывает! *

Вскоре Макаров решил напоить нас своим насыщенным травяным отваром. Мы наливали кипяток из большущего самовара с коваными узорами, и через несколько кружек ароматного чая мне очень захотелось в уборную. Правда, у Нацу спросить про неё я смущалась, зато к деду обратилась без стеснения.

Макаров рассказал об очередном высоком и узком «курятнике» с вырезанным сердечком вместо окошка. Когда я зашла внутрь, то не смогла сдержать поражённого вздоха. Мать моя Акнология... Посреди деревянного пола дырка и запашок — романтика-а! Великолепно, такого экстрима я ещё не испытывала. Справив нужду, задерживаться не стала и вернулась в дом.

— А давай я тебе покажу наш родник, заодно прогуляемся по окрестности. Дед, мы пойдём? — Нацу встал из-за стола и поманил меня, прихватив пластиковую бутылку. — Рюкзачок свой захвати.

Я взяла сей предмет и поспешила за парнем. Родник оказался аккурат за оградой выше участка Макарова, и, довольно-таки большой. Из него через деревянный мосток выходил конец узкой трубы со стекающей холодной водой, на сучке рядом висели металлические кружки для питья.

Присев на корточки, я ополоснула одну и налила попробовать немного кристально чистой воды. Она оказалась на удивление мягкой и очень вкусной. Я пила небольшими глотками, согревая во рту холодную жидкость. Мне стало интересно посмотреть, куда утекает вода. Оказывается, внизу есть небольшое полузаросшее озерцо в котором плавают утки. А я и не догадывалась — за чужими огородами его и не видно. Нацу набрал в бутылку воды и мы пошли дальше по густому лесному склону.

Подниматься пришлось по узкой извилистой каменистой тропинке, про которую, если не знать — никогда не найдёшь. Хеппи всё время нас обгонял — чувствовалась его радость от свободы. Пёс всё время что-то вынюхивал, оно и понятно — в лесу столько интересных запахов! Чем выше мы продвигались, тем круче становился подъём. Иногда мне приходилось подниматься на четвереньках, так как силёнок не хватало, зато Нацу шёл напролом и поторапливал. Ещё каких-то метров пять почти по отвесной дорожке осталось проползти, но сил похоже не осталось.

Парень с собакой давно уже залезли наверх и смотрели на меня в ожидании. А что поделать — не привыкло моё тело к таким нагрузкам, дыхание сбилось, и я легла прямо на землю. Хоть режьте — но с места сдвинуться не смогу. Чувствую, как Нацу схватил меня за запястье и стал тянуть. О, спасибо, добрый человек — не оставил меня в несчастье.

— Эй, Люс, ты давай, тоже помогай мне — ногами двигай.

Наконец-то, мы выбрались. Перед глазами вновь раскинулись бескрайние поля золотой пшеницы, что колыхалась на ветру, словно волны в море. Хеппи всё норовил меня полизать.

Ай, уйди со своими слюнями, животное!

Видимо, Нацу решил воплотить рекомендацию Макарова в жизнь не откладывая в долгий ящик, а потому предложил потренироваться прямо сейчас. Ну да, конечно, чего тянуть? Так вот, для начала мы пробежали вокруг поля, а затем остановились на небольшой клеверной полянке с редкими кустиками барбариса, что расположилась рядом. Мы немного размялись и встали в стойки напротив друг друга. Я поначалу оторопела от быстрых атак парня, нападать у меня не было ни малейшей возможности и пришлось только защищаться.

Пару раз удалось применить, показанные Фридом, приёмы, всё же не так много у нас было времени для тренировок. После многочисленных падений я расстроилась и чуть не заплакала от своей беспомощности, на что Нацу лишь усмехнулся и подбодрил меня: его-то отец с детства профессионально тренировал.

«Какой-то ты слишком крутой для охранника небольшого магазинчика», — подумалось мне.

Оставшееся время я отрабатывала новые приёмы: те, что показал Фрид, и те, что Нацу. Признаться очень устала, но эта усталость была приятной. Парень похвалил меня за стойкость, и мы стали собираться.

На обратном пути решили приостановиться на Лысой горе, которая открывала взор вплоть до берега. Мы присели с Нацу на брёвнышко, наслаждаясь великолепными видами смешанного леса. Так бы и сидеть здесь в единении с природой, слушая стрекот кузнечиков и жужжание пролетающих насекомых.

— Так-с, хорошего по-маленьку. Пойдём, дед баньку обещал истопить, да и темнеть скоро начнёт, — прервал тишину парень.

Где-то вдалеке на горизонте шла гроза. Свинцовые грозовые тучи тёмным пятном выделялись на сине-голубом небосводе освещённом закатом красного солнца, окрашивающего кудрявые облака в разные оттенки от розового до кроваво-пурпурного, от жёлтого до насыщенного оранжевого. Прямо буйство красок — ни один художник не в состоянии так раскрасить небо, как матушка-природа. Такой изумительной красоты я никогда не видела — как жаль, что не взяла с собой фотоаппарат.

Так с удовольствием глазея по сторонам, мы добрались до нашей тропинки. Спускаться оказалось страшнее, чем подниматься. Тогда я старалась не смотреть вниз, но сейчас вся радужная перспектива свалиться с обрыва предстала во всей красе: из земли торчали острые валуны, склон был весь испещрён открытыми корнями вековых сосен с проседью колючих кустарников.

Я осторожно спускалась, практически на попе, но всё же не удержавшись, с шумом покатилась по каменистой тропинке, сдирая нежную кожу ладоней в мелкие царапины, прямо на Нацу. Парню ничего не оставалось, как поймать меня буквально за шкирку, иначе бы свалилась с обрыва. Я судорожно смотрела вниз, не замечая, что буквально вцепилась мёртвой хваткой в Нацу.

— Эй, Люс, мне, конечно, льстит твоя благодарность, но может отпустишь меня? Я как-то больше девушек люблю обнимать.

Девушек? Тоже мне — шутник. А я по-твоему кто?

Я посмотрела на парня и только сейчас обратила внимание на интимность ситуации. Его лицо было совсем рядом, словно завороженная уставилась в его серо-зелёные глаза и потонула в них, а губы... Ой, что-то меня не туда понесло! Я резко отстранилась, да и Нацу был явно сконфужен, но вида не подал. Наконец-то поднявшись, мы осторожно продолжили спускаться. Парень оказался прав — уже издалека виднелся уходящий в небо столп дыма стоящей на отшибе заранее затопленной баньки.

— Ну как, нагулялись?

Макаров встретил нас с какой-то высокой старухой с жидкими, убранными в пучок, седыми волосами, которые при уходящем солнце казались малиновыми. Я поклонилась в знак приветствия и прошла вглубь двора присесть на завалинке, Нацу меня сегодня изрядно вымотал.

— О, баба Поля, давненько не виделись! — парень кивнул этой хмурой женщине.

— И ещё столько же не видеться бы. Чего припёрся?

— На тебя, родимую, посмотреть.

— Ага, так и поверила тебе. Скажи уж честно — решил бабой своей похвастаться.

— Ты чё, старая, белены объелась? Ты где тут бабу видишь?

— Ну, извините — девушку, — язвительно поправилась старуха и кивнула в мою сторону. — Бестолочь, разве можно её так изматывать — еле-еле на ногах держится.

Я вздрогнула от её пронзительного взгляда.

— Ты, ведьма, совсем из ума выжила — не можешь парня от девушки отличить?! — взревел Макаров и постучал себе по голове.

— Вы мне зубы не заговаривайте, я что, слепая, по-вашему? — бросила в обратную недружелюбная старушенция.

— Баб Поль, не, ну чё ты, в самом деле, пацана обижаешь. Если миловидный — так обязательно девка? — тоже заступился за меня Нацу.

— Послал же Бог придурков. Девка это, говорю! Глазоньки-то надо растопыривать! — рявкнула женщина и, развернувшись к выходу, на прощание ехидно произнесла: — Удачно вам попариться.

Я сидела ни жива ни мертва — меня разоблачили, но тут же успокоилась: Нацу покрутил пальцем у виска и изобразил недовольную гримасу. Так комично, что я прыснула в кулак и махнула в сторону. Злобная женщина, уходя, на выходе столкнулась с высоким крепким брюнетом с полотенцем через плечо и мальчиком-подростком.

— Полюшка, всё лютуешь? — спросил мужчина, а бабка смерила его недовольным взглядом и, фыркнув, молча прошла дальше. Брюнет взаимно проводил её, а затем переключился в нашу сторону, широко улыбаясь. — Нацу, какими судьбами? Макарыч обмолвился о гостях, но ни слова, что это ты приехал, да ещё с другом.

Мне нехотя пришлось присоединиться.

— Здорово, Макао. Ромео, вырос-то как! В каком классе уже? — Нацу поздоровался с подошедшими.

— Привет, братец Нацу. В шестом.

— Это Люс, — представил меня Драгнил. — Я так понимаю, вы с нами париться?

— Да, дед пригласил, сказал — мужская компания собирается.

— Ну раз все в сборе, потопали, — парень взял из рук старика приготовленные полотенца. — Люс, пошли, не отставай.

Что-мне сразу поплохело. Купаться в компании мужчин как-то не входило в мои планы. «Что же делать?» — судорожно соображала я. Единственным более-менее правильным выходом показалось изобразить внезапную боль в животе и уйти в сторону нужника. Посидев некоторое время, для приличия, за домом, я решила помочь старику накрывать на стол. Мужчины вернулись распаренные и довольные.

— Зря ты, Люс, не пошёл — пар отменный!

Пока они расселись в летней кухне для вечерней трапезы за столом под освещённой тусклым светом керосиновой лампы, я взяла свечу со спичками и, пользуясь моментом, пошла мыться в баню, заперевшись изнутри.

Пар отменный! Какое там отменный — жарища невыносимая, и это ещё при том, что больше никто не подливал воду на раскалённые камни. Как они тут парились в таком пекле? С меня и так пот градом валил. Я приоткрыла щёлочку в окошке и поставила на подоконник свечу. Полежав немного на полатях и помахав слегка берёзовым веником, я окатила себя прохладной водой, а то мозги закипели, да и сердечко бешено стучало — не хватало, чтобы мне плохо стало. Ещё немного попотев, я вымылась и ополоснулась отваром из лесных трав из стоящего рядом большого бака. Проведя губами по бархатной коже рук, я вдохнула исходящий от неё запах. М-м-м, как вкусно!

Темень вокруг меня не пугала: в свете ясной луны белые меловые дорожки были отчётливо видны. Чистая и румяная я присоединилась к столу.

— Всё же дерзнул? С лёгким паром, — порадовались за меня мужчины и подали чистую ложку, освобождая место с края. — Давай присоединяйся. Медовуху будешь?

Мне не хотелось есть, а от неизвестной «медовухи» я отказалась, попила лишь немного травяного чая с мелиссой и, разморённая, откланялась спать, тут же вырубившись. Ночь прошла мгновением. Проснулась я последняя — все давно уже встали. Выйдя из дому и умывшись, увидела, как во двор зашёл улыбающийся Нацу в резиновых сапогах по-самое-не-хочу.

— Ну, наконец-то, Люсьен, проснулся, а то я собирался тебя будить, соня. Давай завтракай, и пойдём к Макао на пасеку, — парень приглашающе махнул мне рукой и обратился к деду. — Макарыч, можешь своим водопроводом пользоваться. Мы с Макао и Вакабой почистили родник.

Дед подошёл к раковине и открыл кран, откуда после недолгого бухтения потекла вода.

— Спасибо, сынок, порадовали старика. А то все в городе, крепких мужиков тут и не осталось.

Нацу разоблачился и, вымыв руки, сел за стол. Мы покушали, и пошли через огород деда на соседний участок. В стороне стояли улья, но мы прошли мимо. Разве не на пчёлок нас приглашали посмотреть? Ан нет, из-за кустов малины выглядывала привязанная к огромному дереву крепкая верёвка и завязанная внизу на большой узел.

— Ну, что, прокатимся на тарзанке? — загорелся азартом Нацу и, вспомнив, хихикнул. — В том году Вакаба по пьяне улетел вниз — как только кости не переломал.

Я посмотрела вниз — крутой голый склон уходил на соседний огород.

Нет, я на такое не подписываюсь. Я ещё жить хочу!

— Е-ху-у! — Нацу повыше обхватил канат одними лишь руками и подпрыгнул в пропасть, широко расставив ноги. Ветка под его весом с хрустом прогнулась, и несколько листочков, кружась в лёгком танце, полетели вниз. Улетев достаточно далеко, парень вскоре вернулся обратно.

— Класс! Офигенно здорово! Давай, Люс, теперь твоя очередь, — подталкивал меня к обрыву Нацу.

Нет, ни за что. Даже не просите. Ни за какие коврижки! Я выставила перед собой руки, как будто меня это защитит.

— Люс, ты чё, не мужик? У нас даже девки на этой тарзанке катаются, а ты ссышь? — подключился Макао.

Конечно, это просто любимая игра на слабо. Откажусь — уважать не будут.

Чтоб вам всем жилось долго и безоблачно! Я ясно ощутила, что ладони вспотели и вытерла их о штаны. Робко подойдя к краю, я крепко обхватила канат руками и ногами. Только бы пальцы не разжать! Сверху канат придерживал Макао, я присела на узел с ужасом глядя перед собой, и вот меня, немного оттянув назад, толкнули в бездну.

Только не обломись деревце, пожалуйста! Ой, как страшно! Скорее бы обратно-о!

В ужасе я закрыла глаза и с удовольствием выдохнула, когда, наконец, меня приняли.

— Трусишка-Люс! — подразнил меня Ромео и следом сиганул на тарзанке.

«Быстрее к Макарову, пока не усадили вновь на эту жуть!» — повторяла я себе, как молитву, быстрым шагом унося ноги на наш участок. Вскоре вернулись довольные мужчины.

— Дед, тут ничем не попахивает? А то Люс, кажись, в штаны навалял от страха! — и, конечно же, после этих слов послышался дружный хохот. — Точняк, так побледнел!

«Смешно вам, да? А почему тогда вы, уважаемые мужчины, уколов боитесь, например?»

Фыркнув, я решила прогуляться до родника, но меня нагнал Нацу и вновь утащил на тренировку.

«Ты решил из меня первоклассного бойца что-ли сделать? Я девушка, я хочу, чтобы меня защищали!» — ворчала про себя. — «Ну да, конечно, я ведь скрипач-хлюпик. Хотя, может Фрид и прав — я должна сама уметь себя защищать».

Меня ожидал ещё один день интенсивных занятий и дикая усталость.

«Ладно, ещё денёк я потерпела, но потом тебе некогда будет со мной возиться», — тешила себя надеждой по возвращении, глядя на Нацу, пока чистила картофель для предстоящей ухи.

Парень накануне сказал, что сегодня к ночи на рыбалку пойдём судаков ловить. Это здорово, но я устала, и потому прилегла на стареньком диванчике возле крыльца, накрывшись дырявым тулупом. Свежий воздух меня сморил, и я сразу же вырубилась, наслаждаясь ароматами сушёных трав, развешанных на стенах дома.

Проснулась лишь ближе к закату. Нацу с Макаровым уже приготовили снасти. Я умылась и, хлебнув чайку, стала одеваться. Мне предоставили высокие резиновые сапоги и шерстяные носки к ним, так как вода в ночь значительно остывает. Я надела тёплую толстовку с капюшоном, но дед протянул ещё и меховой жилет:

— Надевай, ночью холодно.

Солнце склонилось к горизонту и практически уже не светило, а лишь окрашивало реку и небосвод в розовый цвет. Мы пришли к прибрежному коряжнику, где по рассказам деда разбойничали судаки. Нацу зажёг спирали от комаров, кои потихоньку начали нас атаковать. Недалеко слышны были всплески на водной глади. Макаров сказал, что это жерех. Но вскоре всё затихло. Мы встали и стали забрасывать спиннинг в нужном направлении. У меня правильно не получалось, и дед забросил за меня сам. Ждём.

И вот первый малёк вылетел из воды. Потом, правее ещё! Пришло время!!! Я увидела как дёргается мой поплавок, резко дёрнула удочку и... И ничего, пусто.

— Рановато пока. Ты, сынок, не торопись, я скажу, когда тянуть можно. Ни разу, смотрю, не рыбачил? — спросил тихонько Макаров.

Я раздосадовано помахала головой. Но тут в поле зрения показался быстроходный катер, направляясь практически в нашу сторону. Судно резко развернулось и ушло в сторону вверх по течению, а крутые волны от него стали бить о берег, разгоняя судаков. Некоторое время нам пришлось ждать, пока всё не успокоится, но была и польза в данной оказии. Замутнённая волнами вода шумно отбивалась от берега течением, направляясь к нашим забросам. Видно от неё-то и выносился малёк от берега на перекат, ну, а тут его поджидал судак.

Тем временем волнение на реке угасло, и мы вновь закинули удочки. Где-то минут через пятнадцать послышался стрекот. Макаров пояснил — это судак охотился. Уже достаточно стемнело и разглядеть при свете тусклых звёзд что-либо было практически невозможно. Мужчины забрасывали удочки интуитивно на звук, туда куда подсказывало направление реки. Нацу с Макаровым то и дело вытаскивали рыбу на берег. А у меня тишина, я даже расстроилась, но когда почувствовала, что мой поплавок задёргался, замахала руками, привлекая внимание. Здорово, клюёт!

— Люс, подожди ещё немного, — шептал Макаров, а после небольшой заминки махнул: — Давай, тяни!

Ну я и потянула, ещё раз, и вот уже почувствовала напряжение спиннинга.

— Эх, балда, — прокомментировал всё тот же дед. — Судак на глубину пошёл.

Врёшь, не уйдёшь! Давай-ка рыба, покажись!

Во мне проснулся азарт. Я подняла удочку и, увидев силуэт рыбины, потянула на себя. И вот, на каменистый берег приземлился небольшой судак. Моя первая рыбка! Я аж подпрыгнула несколько раз.

— Да тише ты, Люсьен, своим топотом всю рыбу распугаешь, — старик снял его с крючка и надел новую наживку. — Давай, за следующим закидывай.

Да, я это сделала — я её поймала, мою рыбку около пятнадцати сантиметров. Нацу тихо хихикал. Конечно, против их с Макаровым в пятьдесят-шестьдесят пяти-сантиметровых рыбин это просто малёк. Ну и что: она моя первая, и я ей рада. Зато потом попёрло, и я наловила вполне сносный улов. Я так увлеклась рыбалкой, что даже комары, которые звенели вокруг кипящей оравой, были не помехой. Рыбалка была такой, что я их и не замечала.

Прямо на берегу в подвешенном над огнём котелке я наблюдала за ухой. Она так заманчиво побулькивала. Достаточно жирная — ещё немного, и будет готова. Я нарезала в пиалу зелени и ждала, пока уха не дойдёт над ходящими жаром алыми углями. Нацу временами их немного шебуршил, но новых дров в костёр больше уже не подкладывал. Пробегающий прохладный ветерок шуршал листочками небольших кустарников, разгоняя маленьких вредных кровососов. Надо бы новые спирали зажечь. Над огнями ночной Магнолии на противоположном берегу, поднялся белый диск луны.

Нацу снял с костра дымящийся котелок и поставил рядом на камни остывать. Возле костра на небольшом покрывале мы разложили нарезанный ржаной хлеб, стрелы зелёного лука, присыпали солью ломтики помидоров и варёные яйца. Дед подкинул пару поленьев, и дрова вновь разгорелись яркими сполохами, освещая скалистый берег, да мерцающую в лунном свете серебристую воду. Возвращались мы уже глубокой ночью, но шли уверенно в свете высокой ясной луны.

Запоздалое утро встретило меня затянувшимся небом. Я и не думала, что так долго буду спать — нигде ещё так не высыпалась, как здесь. Потянувшись на свежем воздухе, подошла к столу под сливой, приветствуя деда.

— Добрый день, Люс. Хорошо отдохнул? — спросил Макаров, протягивая мне крынку молока. — Пей — это козье, у Белочки всегда вкусное молоко.

Я слышала, что козье молоко, мягко сказать «пахнет», поэтому, прежде чем отпить, понюхала. Оно действительно было вкусным.

— Ну как?

Я показала большой палец вверх и улыбнулась, вытирая «усы».

После полудня, когда мы собрались уже уезжать, пошёл сильный дождь, перешедший затем в мелкий затяжной. Глинистая дорога стала размытой и не пригодной для поездки, тем более наверх. Я стала переживать, ведь выходные закончились, и необходимо выходить на работу. Смотрю, мужчины что-то возятся с цепями возле машины и надевают их на шины.

— Люс, садись давай, едем.

Я попрощалась с Макаровым и залезла на заднее сиденье, как велел мне Нацу. Съехав осторожно вниз, парень остановился и открыл багажник. Я посмотрела — он накладывал туда большие булыжники. В это время как раз мимо проходила согбенная старушка с огромной котомкой.

— Вы не в Клевер едете, сынки?

— Нет, бабуль, дальше, но подвезти можем, садись назад, мне как раз груз нужен, иначе не поднимемся.

Бабушка, кряхтя, залезла в салон.

— А я вот к дочке собралась, а тут дождь зарядил. Думала по тропочке поднимусь, да уж больно скользко. Раньше-то как ласточка лятала, а теперь уж не та — старая стала. Мы-то с соседом собрались ехать — у него там сын со снохой живёт, да наклюкался уже с утра, окаянный. Я к нему приковыляла, а этот паразит пьяный валяется возле своего «Урала». А так хотелось внучат горячими пирожками побаловать. Нате вот, угощайтесь, пока не остыли, — старушка прервала свой монолог и зашебуршила в мешке, доставая ароматную выпечку.

— Не переживайте, бабушка, довезём прямо до дома, только дорогу покажите, — успокаивал женщину Нацу. — А пирожки для детишек приберегите.

— Тут на всех хватит, берите, не стесняйтесь, я их с яблочками испекла. У меня такая яблонька растёт — яблочки на ней наливные, словно мёд, — бабушка всё же протянула нам по одному пирожку, а заодно положила на переднее сиденье кулёчек с жёлтыми яблоками с розовыми бочками. — Пробуйте.

— Спасибо, — мы приняли угощение, но попробовать нам не удалось.

Машина тяжело забуксовала и стала скатываться к пропасти. Казалось, ещё мгновение и мы улетим вниз на верную гибель. Нацу, крепко сжимая руль, переключал скорости и плавно давил на газ, медленно, но уверенно выравнивая автомобиль на скользкой глиняной дороге. Пробуксовав немного, мы прошли опасный участок и вскоре выехали наверх.

— Всё, можете расслабиться, — Нацу обернулся к нам, ошеломлённым, и широко улыбнулся.

— Ох, сынок, и напугал ты меня, уж думала к праотцам раньше времени отправлюсь, — хваталась за сердце старушка.

— Всё под контролем, бабуля, для этого цепи и надел — иначе не выбрались бы.

Остановившись, Нацу выбросил не нужные теперь камни и снял цепи. Вымыв руки из бутылки, парень стал жевать пирожок, я тоже ему вторила. Выпечка оказалась воздушной, ещё никогда не ела такой вкуснятины, даже у Вирго такие не получались. Я положила свою ладошку на сморщенную корявую руку бабушки и погладила её. Старушка посмотрела на меня и спросила:

— Ну как, понравилось?

Я закивала, а парень, проглотив пирожок, уже вовсю хрустел сочным яблоком.

— Спасибо, очень вкусно, а яблочки вообще класс!

Объехав перепаханное поле, мы выехали на асфальт, довезли бабушку до родственников и вернулись в Магнолию.Примечания:* автор слышала историю от первоисточника.