Записки на моих запястьях

Часть 1

«Первый день записей. Меня зовут Лалиса Манобан. Мне шестнадцать лет. По предварительным данным — у меня лейкемия.

Доктор Ким СокДжин, мой лечащий врач, сказал, что мне будет легче, если я буду писать о своей болезни. Если я расскажу всё на бумаге, а не вслух, мне станет легче. 

Но сейчас я испытываю лишь раздражение, потому что у меня болят руки от этого странного неудобного карандаша».

Лиса отняла глаза от блокнота, который ей зачем-то купили родители. Он её раздражал этими блестяшками, ненужными позитивными посланиями, где говорилось о мечтах и их исполнении, и просто нежно-розовым цветом. Она бы с удовольствием сожгла бы его на заднем дворе больницы, но, к сожалению, не сможет этого сделать, ведь для того, чтобы сжечь что-то на заднем дворе, ей нужны спички и средство для розжига. А ещё банальное разрешение покинуть палату. Но из неё выйти нельзя. Родители вообще пеклись о Лисе, говоря, что хорошо, что её госпитализировали после разговоров с доктором Кимом СокДжином. Здесь ей обеспечат тот уход, который не могут обеспечить родители: накачают таблетками, сделают химиотерапию, повторят эти действия много раз. А ещё найдут донора. Пока ищут, ведь, по словам врачей, у Лисы сильный иммунитет, возможно, она выкарабкается и без донорства костного мозга.

Один доктор Ким знал, как Лалиса Манобан мучилась, ненавидела запах больницы и многих пациентов, которые находились в ней. За четыре дня она увидела слишком многих. Услышав о её диагнозе, который Ким СокДжин твердил чуть ли не на каждом углу, они сразу же начинали её жалеть, не ведая, что не поддержка сейчас нужна Лисе, а нечто совсем другое. Не жалость, нет. В основном Лалиса хотела, чтобы её оставили в покое, перестали кормить таблетками и гладить по волосам, которые, она знала, уже завтра состригут. У неё будет самая мальчишеская причёска на планете, и внутренне девушка уже сокрушалась: недавно только волосы в красный покрасила. Вроде всего неделю назад у неё было только малюсенькое подозрение на рак крови, а сейчас её уже госпитализировали. Выводы напрашивались сами.

«А ещё я поняла, что ненавижу своего лечащего врача. Он такой козёл».

Написав эти строки, Лиса принялась отколупывать жёлтый лак от ногтей. Что-то позитивное, такое же милое, как её блокнот, бесило её. Хотелось вновь выбросить этот чёртов блокнот, чтобы не заниматься бесполезным делом. А ещё Лисе дьявольски хотелось клубничного молока, которое, к сожалению, было в недостатке. Или газировки. Ох. Ей это нельзя.

Девушка потянулась, хрустнув костями, вытянув руки и всё же положив блокнот на тумбочку. Бесполезный? Да. Стрёмный? Да. Ненавистный? Да. Такой же, как и каждый её день.

В палате, помимо неё, находился парень, который был здесь ещё до её приезда. Он спал, и поэтому девушка вела себя достаточно тихо. Чон Чонгук был её соседом, но то и дело спал, а когда просыпался, то только ел и снова валился спать. Даже его голоса Лиса не слышала. Мальчика настолько сильно накачивали антибиотиками, что его скашивало буквально на целый день.

Монобан осторожно опустила ноги на холодный пол. Педикюр с таким же весёлым жёлтым цветом достаточно мило смотрелся на сером холодном полу. Девушка пошевелила пальцами ног и поймала себя на том, что хочет и педикюр стереть. Раздражает. Всё раздражает. Или это так на неё действуют больничные стены?

Выйдя из палаты босиком, Лиса прошла к автомату с напитками. Всунув несколько монет в сломанный автомат, девушка закатила глаза, вспомнив о его особенности, и пару раз ударила его кулаком. Тотчас выпала вишнёвая газировка, а следом, как компенсация за ожидание, обычная кола. Лалиса глянула на коридор: никто не заметил её маленькой шалости. Ей нельзя всё то, что содержит кофеин, колу уж тем более.

«Почему мне всё это нельзя? — думала девушка, открывая банку с вишнёвой содовой. — Почему именно я больна? Вот везёт этому Чонгуку — спит и спит, накачали бы меня снотворным, а не его».

Эта газировка была отвратительной на вкус, и девушка еле сдержалась, чтобы не выплюнуть всё. Но раз купила, то надо пить. А лучше бы сходила в столовую больницы и взяла овощной салат. И для кожи, и для фигуры полезно. А ещё при её болезни тоже. Диетолог так говорил.

А вообще, был огромный перечень продуктов, которые для Лалисы были под запретом. Чай, кофе, газировка — это лишь малое, что ей нельзя. Кофеманка внутри неё умирала от ломки, но частая подпитка газировкой немного радовала её.

Лиса уже не помнила, с чего всё началось. С простого «Мама, я похудела на пять килограмм за неделю, это нормально?» или тогда, когда во время физкультуры у неё пошла носом кровь? Ведь все болезни имеют своё начало. Диагноз официально ещё не вынесен, идут дополнительные проверки, но раз ей сказали, что завтра будут стричь волосы, значит, диагноз всё же официально установлен...

Послышался сонный вздох с соседней койки. Лиса застыла, сдерживая газы, которые рвались из-за газировки. Потом парень вроде как закрыл глаза, и девушка открыла колу. Нельзя, а ведь хочется.

— Девочка... дашь попить? — слабый хриплый голос донёсся до ушей Лалисы, и она закашлялась. На неё смотрели сонные глаза парня-соседа. — И вообще... я слышал, что у тебя лейкемия. Тебе же нельзя газировку, разве нет?

И тогда Лалиса Манобан закашлялась. Ведь действительно — нельзя. Но этот парень... как он смеет указывать ей, что можно, а что нельзя?