Змеиная паутина

2

Через день Люциус передает мне пришедшие в Святой Патрик документы: маггловский аттестат о среднем образовании, выданный одной из закрытых школ Софии, диплом об окончании Дурмстранга, свидетельство о присвоении мне квалификации Брата-Целителя (аналог маггловского «медбрата»), свидетельство Победителя Турнира Трех Волшебников и копию приказа о зачислении Виктора Тодорова Крама сразу на второй курс Магического Университета Целительства и Зельеварения им. Святого Патрика и назначении оному стипендии в размере тридцати галеонов в месяц. — На учет в Министерстве я тебя, как иностранца, поставил по своим каналам, — вдобавок сообщает мне Малфой. — По-хорошему, там самому регистрироваться надо, но тебе лучше на глаза там лишний раз не появляться. Магическое сканирование выявит у тебя Метку, а это может помешать планам нашего Лорда. Упоминание о клейме резко портит мне настроение, но я не подаю вида. — Понял, спасибо, — киваю. — Благодари господина, — отзывается Люциус. Снова киваю. * * * «Здравей, мамо!..» Ловлю себя на мысли, что таращусь на строчку с простым «Здравствуй, мама!» уже часа два. «Здравствуй, мама! У меня все хорошо. Мама, я пока не могу вернуться домой — я теперь служу Волдеморту…» Закусываю карандаш так сильно, что на языке оказываются щепки и кусочки графита. «Здравствуй, мама! Мы с Поттером выиграли Турнир, и мне выдали целых пятьсот галеонов. Мама, не переживай, он был легким. Правда, в квиддич я вряд ли смогу играть — на Первом испытании я повредил позвоночник…» Смотрю на буйство зелени за окном. Нет, и этого я маме не напишу. Достаю другой карандаш и склоняюсь над пергаментом. «Здравствуй, мама! Извини, что долго не писал — меня пригласили на обучение в Целительский Университет им. Святого Патрика, и сразу на второй курс!. Да, да, мама! Сбылась моя мечта. И да, обучение мое будет бесплатным. В Св. Патрике заинтересованы в перспективных студентах. Несомненно, на их решение повлияло то, что я оказался одним из Победителей Турнира. Хотя было бы странным, если бы я не победил. Теперь у Лучики будет возможность поступить в Бобатон, как она и хотела. Думаю, мадам Максим не откажет принять младшую сестренку одного из Победителей…» И с каждым завитком букв родного языка сердце режет боль. «Здравей, мамо…» * * * Отец умер, когда мне было двенадцать. Нелепая случайность, оставившая сиротами меня и трех младших сестер — Лучику, Катарину и Веру. Вера тогда едва ходить научилась. Мама была в растерянности — она никогда не занималась ничем серьезным — все было на плечах отца. В Дурмстранге мне дали каникулы на неделю. Я, ставший главой семьи, утрясал вопросы с похоронами, с долгами и отгонял невесть откуда взявшихся родственников, слетевшихся на чужое горе, как помойные мухи. Как оказалось после всех трат, денег у нас осталось не очень много. Я порывался перейти в школу попроще, но мама проявила недюжинную твердость и буквально запретила мне это делать. — Я могу обойтись и без новых платьев, — сказала она. — И девочки тоже — они еще малы. А к тому времени, когда им потребуется выходить в свет, у тебя уже будет диплом лучшей школы, с которым тебе будет везде дорога. — Но, мама… — пытался я возражать. — Ты хочешь обречь нас на голод через несколько лет? — приподняла она бровь в своей излюбленной манере, и я сдался. * * * Когда я уже запечатываю письмо, дверь в мою комнату отворяется, и на пороге возникает Волдеморт. Опускаюсь на одно колено, склоняю голову. Это легко, если представить, что это всего лишь формальность. Как и множественное число в обращении на «вы», как неискренее пожелание здоровья в «Здравствуйте» и «До свидания» для тех, кого видеть больше не хочешь. — Встань, — голос Волдеморта сух. Встаю. Анна Фоминична, я помню, зачем я здесь… На стол падает письмо. «…Получатель: Виктор Крам… Отправитель: Гермиона Грейнджер…» — Передали из Хогвартса. Переписываешься с грязнокровкой? Вдох, выдох. Как учила Анна Фоминична. — Да, милорд. Мой ответ, однако, удивляет Волдеморта. Он, по всей видимости, ожидал чего-то другого. Думал, что я возражать буду? В Дурмстранге нас научили не перечить начальству. — И даже не возмущаешься, что я назвал ее грязнокровкой? — удивленно спрашивает Лорд, подтверждая мои мысли. — Нет, милорд. — Дурмстранговская школа, — с каким-то то ли остервенением, то ли отвращением, то ли даже удовлетворением заключает Темный маг. — Хотя… С одной стороны… Впрочем, ладно. Письма можешь отправлять местными совами. Не бойся, их не опознают, — добавляет Волдеморт, глядя на мое нахмурившееся лицо, — Люциус купил по моему приказу несколько одинаковых птиц стандартной расцветки. И да, Виктор. Сейчас я не буду читать тебе мораль по поводу общения с недостойными. Полагаю, со временем ты сам разберешься. — Я постараюсь. Спасибо, милорд. Волдеморт хмыкает и выходит из комнаты. Как и всегда — не прощаясь. И это логично, что у Лорда есть свой человек в Хогвартсе. * * * Пребывание в Малфой-мэноре наполнено постоянным напряжением. С другими Пожирателями я почти не общаюсь, разве что с Люциусом. Тот рассказывает мне о некоторых привычках Лорда, о его требованиях. Собачка учится служить хозяину… С Лордом я сталкиваюсь каждый день. Он иногда приходит посмотреть на мою утреннюю разминку, иногда приносит мне книги с витиеватым вензелем в виде буквы «М» — по всей видимости, из библиотеки Малфоев. Первый раз я брал книгу с опаской. Но, как оказалось, это была книга по Высшим Зельям — университетский курс. Она меня действительно заинтересовала. Я даже сделал краткий конспект некоторых глав. И я ловлю себя на мысли, что не понимаю этих людей. Никого из них — ни Волдеморта, ни его слуг. Они какие-то неправильные, да, Виктор?.. Или, наоборот, правильные? Зелья, которыми поит меня Волдеморт, помогают. Но, кроме зелий, Лорд сам накладывает на меня дополнительно целые связки Чар, которые тоже способствуют моему восстановлению. Сказать, что я ощущаю себя неловко — сильно преуменьшить. Я себя ощущаю, словно… Дожили. Меня лечит сам Темный Лорд… Тьфу. И его взгляд. Цепкий, пронизывающий, словно оголяющий душу и тело. Не просто оголяющий, а вызволяющий каждую мысль, обнажающий каждый нерв. Лорд, совершенно не похожий на то чудовище на кладбище. Но кто из них меньше похож на человека, я не скажу. * * * В конце июня приезжает мелкий Малфой. Если честно, я о нем совершенно забыл. Постоянное напряжение в кажущейся такой мирной обстановке напрочь отсекает посторонние (как мозгам кажется) мысли. Как оказывается, зря. Мы сталкиваемся в коридоре. Мелкий совершенно не ожидает меня увидеть. На его лице тут же появляется и застывает ошарашенное выражение. Он замирает, лишь прижимается к стене, когда я, стараясь сохранять максимальное спокойствие, киваю ему: — Малфой. — К... Крам, — отзывается слизеринец, успевший мне всю плешь проесть еще в Хогвартсе. — К… какими судьбами? — В гости пригласили, — холодно отзываюсь и исчезаю за поворотом. Беседовать с козявкой, являющей собой лишь бледное подобие своего отца, я не собираюсь. Однако мелкий так не думает. Он с молчаливого одобрения собственного отца (и, надо полагать, Волдеморта) пытается до меня докопаться… точнее, подружиться. Считает, что если в Хогвартсе у него ничего не получилось, то у него дома сам Мерлин велел. — Меня отец тоже хотел в Дурмстранг отдать, — сообщает он мне как-то утром, когда я заканчиваю пробежку и пытаюсь отдышаться. — И чего не отдал? — интересуюсь и делаю глоток минералки. — Мама настояла на Хогвартсе… Так что пришлось идти туда. — Это когда тебе одиннадцать было? — прищуриваюсь. — Да, — кивает мелкий. — Обдурили тебя твои родители, — фыркаю. — В Дурмстранг берут с семи. С восьми в крайнем случае. В одиннадцать ты уже переросток. — Меня бы взяли, — пожимает плечами Малфой-младший. — Отец бы договорился… — Нет, мелкий, — мне становится откровенно весело. — Твой отец бы ничего не решил. У нас каждый год в марте знаешь какая очередь из желающих поступить? Никто бы не стал брать бесперспективного одиннадцатилетку, если есть детки помладше. — Это почему я бесперспективный?! — взвивается белобрысая гусеница. — Потому что гладиолус, — отпиваю еще минералки. — Вот скажи честно, малой. Что ты от меня сейчас хочешь — услышать, какой ты лапушка и великий, или же полный разбор, почему в Дурмстранг берут до восьми лет? — Разбор! — запальчиво выкрикивает мелкий. — Ладно, — киваю, взмахом палочки наколдовываю табурет. — Садись. — Ты… — Садись, расскажу тебе. Убедишься, что не вру. Блондинчик плюхается рядом с недовольным выражением на бледной мордашке. — Первое. Это физиология. При развитии организм проходит несколько этапов. В одиннадцать, хоть ты и выглядишь на девять, у тебя уже закостенели некоторые участки скелета. И это будет препятствием в учебе. Там, где семилетки будут тянуться, ты будешь ломаться. Это — плохо. Лежание в лазарете — это не учеба, Драко, — называю малого по имени, но тот не реагирует, смотря на меня с затаенной ненавистью. Наполняю бутылку Агуаменти и прикладываюсь к ней снова. — Второе. У нас обучение на русском языке. В семь лет дети начинают говорить по-русски через полгода. В одиннадцать потребуется несколько лет. Ты бы отставал, не понимая, что от тебя хочет учитель. — Врешь! — подскакивает Малфой. — Ты все выдумываешь! Я способный! Я выучу русский за полгода! — Он не врет, — раздается знакомый голос рядом. Я поспешно опускаюсь на одно колено, приветствуя Лорда. — Встань, — командует Волдеморт, и я аккуратно поднимаюсь. — Можешь присесть. Опускаюсь обратно на трансфигурированную табуретку, перевожу взгляд на Малфоя-младшего. На лице блондинистого пацана — неописуемое выражение. — Он не врет, Драко. Увы, реальность такова, что если бы Люциус с Нарциссой действительно хотели бы отправить тебя в Дурмстранг, то они сделали бы это в семь лет. И не факт, что ты бы прошел по конкурсу. — М… милорд, — отзывается Малфой, от ужаса, видимо, пропустив все слова Лорда мимо ушей. Волдеморт это понимает и фыркает. Смеющийся Темный Лорд — это непривычно. Я сам с трудом привык. А Драко еще нет, поэтому сравнивается цветом со свежевыпавшим снегом. — Хотя Дурмстранг пошел бы тебе на пользу, — задумчиво говорит Лорд, разглядывая клумбу с цветами. — Ты бы перестал вести себя, как маленький засранец. — Милорд, — едва слышно сипит Драко. — Мой Лорд? — эхом отзывается рядом голос Люциуса Малфоя. Перевожу взгляд на взъерошенного блондина-старшего. Очень похоже на то, что отец прибежал выручать свое дитятко. Хотя тоже боится Волдеморта. До ужаса, но старается этого не показывать. Преклоняет колено, склоняет голову. — Люциус, твой сын жутко балован, — холодно говорит Лорд. — И совершенно не умеет думать. В принципе, как и его отец. Я надеялся, что он будет более благоразумен, общаясь с Виктором, и будет знать свое место… — Я объясню ему, мой Лорд, — поспешно говорит Малфой-старший. И это вызывает у Лорда гнев. Я буквально ощущаю, как меня окатывает темной волной ярости. — Я не разрешал тебе меня перебивать, — произносит с шипением Лорд. — Круцио! Крик Люциуса ввинчивается мне в уши. Нет, мы в Дурмстранге проходили действие Непростительных по программе, но одно дело, когда это все в процессе обучения, а другое — в так называемых «полевых условиях»… Когда Волдеморт опускает палочку, я мысленно произношу «двадцать» и понимаю, что все это время, как учили на занятиях, считал секунды. — Я все еще помню о том, что по твоей вине испорчена моя тетрадь, — туманно выражается Лорд и, развернувшись, уходит в дом. Малфой-старший стоит на коленях, с хрипом втягивая в себя воздух. Его платиновые волосы волочатся по земле, собирая на себя пыль, но он на это не реагирует. — Отец? — кидается к нему Малфой-мелкий, но я его перехватываю. — Стоять. — Пусти! — малец пытается вырваться, но я сильнее. — Он после Круциатуса, дурень, — рявкаю ему в ухо. — Его еще две минуты трогать нельзя. — Пусти! — не слышит меня белобрысая козявка. — Але, Драко! — влепляю ему оплеуху. — Ты хочешь, чтобы ему совсем плохо стало? Да или нет? Опомнись, чудище, и ответь. Если да — отпускаю. В глазах Драко мелькает огонек понимания, и он трясет головой. — Молодец, — киваю. — Запомни раз и навсегда. После Круциатуса нельзя трогать человека две минуты. Нервные окончания успокаиваются от встряски. Если же этому не следовать, то они опять начинают беситься, возвращая боль. — Спасибо, — вдруг слабо говорит Люциус Малфой. — Я не знал, что вы в курсе. Оборачиваюсь. Малфой-старший уже стоит на ногах, накладывая на себя Очищающие. — Мы изучали это в школе, — пожимаю плечами. — Вы проходили Непростительные? — в глазах блондина мелькает странное выражение. — Да, я же с Целительского, — не понимаю, почему он удивлен. — Мы изучали последствия Непростительных и способы их устранения. После Круциатуса, кстати, полезно выпить одно зелье, которое так и называется «Антикруциатусное». Или хотя бы простого обезболивающего. — Да, я знаю, — кивает Малфой. Его лицо уже приобретает розоватый оттенок вместо землистого. — И да, отпустите, пожалуйста, моего сына. Теперь его внимание мне не повредит. Черт, я до сих пор сжимаю запястья мелкого. Поспешно отпускаю белобрысое чудище, и он принимается растирать места моего захвата. — Извини, — неловко произношу. — Все в порядке, — бурчит тот и шагает к отцу. * * * В августе узнаю, что Игорь Александрович убит. Волдеморт сообщает об этом за ужином, словно говорит о погоде. Меня передергивает от его равнодушного тона, и приходится прилагать усилия, чтобы скрыть свои чувства. Может быть, Игорь Александрович и казался не таким сильным, как должен быть бывший ученик Дурмстранга, но он выпустил не сто и даже не двести студентов. Он был… он был очень своеобразным. Он был незаметным директором. Я учился в третьем классе, когда его только назначили. Первые полгода никто в школе понять не мог, кто же у нас директор. В Дурмстранге не принято представлять новых преподавателей или директора ученикам, как в Хогвартсе. И только когда Игорь Александрович меня вызвал к себе для разговора и знакомства, я наконец-то узнал, что директором является именно он. Следующие полгода все ученики, все полторы тысячи пытались взять нового директора на «слабо». Как и всех новичков — в Дурмстранге не место слабакам, будь то даже сам директор. Но… Язык у Каркарова был подвешен, как надо. А так же он знал о каждом из нас всё. Нет, не так — ВСЁ. Все, что сам ученик даже успел забыть. И даже очень неприглядные вещи, типа обмоченной постели в первом классе. И Игорь Александрович не стеснялся сообщать нападающим на него ученикам, что он знает. Особо наглым он говорил это при свидетелях, иногда даже с подробностями. Нападки прекратились. А потом оказалось, что помимо неприглядных вещей, директор знал так же и наши слабости, и наши нужды. И их он не высмеивал. Он сумел объяснить родителям Дениса Иванова, что их сыну не место на факультете Боевой Магии, и перевел мальчика на Целительский факультет. Родители, потомственные дурмстранговцы и «бойцы», до этого воспринимавшие склонность их сына к Целительству, как проявление слабости, потом благодарили Игоря Александровича едва ли не со слезами на глазах — Денис Иванов поступил в Московский университет Целительства, Зельеделия и Травологии без экзаменов и окончил его с красным дипломом. А боевой маг из него откровенно был не очень. И именно Игорь Александрович сумел найти нужные слова, когда умер мой отец. Постепенно внимание к персоне нового директора ослабело. И о нем вспоминали лишь в случае крайней необходимости. Или же когда он вызывал к себе. Вызывал к себе он редко. А если вызывал… Когда человек злится, он обычно кричит. Если же все в порядке, то человек говорит спокойно. У Игоря Александровича было наоборот. Когда он кричал на нас в классе и даже иногда выдавал подзатыльники, все знали — урок кончится, и он забудет. А вот когда он вызывал провинившегося ученика к себе в директорский кабинет и там начинал мягкий и неторопливый разговор… То тогда лучше сразу в Омут головой. И вот теперь этот человек, практически воспитавший меня, как и многих других дурмстранговцев, мертв… — Виктор, — отвлекает меня от грустных мыслей голос Волдеморта. — Ты опечален? — Да, милорд, — честно признаюсь. Сидящие за столом замирают. С моей стороны это явная наглость. — Что ж… Я могу тебя понять, — через несколько секунд кивает Темный Лорд. — Он много значил не только для тебя одного. Но, надеюсь, что ты поймешь, что негоже горевать о предателях. — Да, милорд. * * * Занятия в Святом Патрике начинаются первого сентября. Как и везде на Западе, состав групп не статичен — каждый студент выбирает себе занятия сам, и поэтому мое появление проходит практически незаметным. Каждый думает, что я просто взял новую дисциплину. Преподаватели же в курсе моего поступления. Они присматриваются ко мне, задают каверзные вопросы. Я отвечаю на все. Что самое грустное — если бы не книги, которые давал мне читать Темный Лорд, я бы вряд ли ответил даже на один. Почти все ответы — из них. Девушки и даже некоторые парни пытаются привлечь мое внимание. Я бы с ними подружился, но меня удерживает осознание того, что на моей руке — Метка. Вряд ли кто-то из них воспримет это благосклонно. Гермиона пишет мне письма. Она рассказывает, что перешла на пятый курс, рассказывает о делах. Я отвечаю ей что-то незначащее, понимая, что у нас с ней нет будущего. Я — меченый, она — магглорожденная. Если бы не это… У нас в семье никогда не уделяли внимания чистоте крови. Мама бы смотрела на саму Гермиону, а не на то, кто у нее родители. Но сейчас… Но сейчас у меня есть милорд. Два раза приходят письма от Анны Фоминичны. Я словно физически ощущаю ее тепло и заботу сквозь каждую строчку. Они очень меня ободряют. И мне совершенно не хочется сжигать их после прочтения, как она велит. Но так надо, ведь любой из этих пергаментов с легкостью может подставить нас обоих. * * * В один из октябрьских дней практически сразу после занятий меня вызывает Волдеморт. Я даже немного теряюсь, когда ощущаю жжение в Метке, но потом вспоминаю, чему меня учил Люциус, и аппарирую по зову. Повинуясь чувству направления, которое дает Метка, шагаю по лабиринту коридоров поместья. В кабинете Волдеморта я не был никогда. Как и во многих других местах мэнора. Не был просто потому, что это невежливо. Я прекрасно осознавал и осознаю, что Люциус меня пригласил не из чувства симпатии, а по приказу Лорда. Но, тем не менее, мэнор все еще Малфой-мэнор. Поэтому я посещал только дозволенные места. — А, Виктор, — говорит Волдеморт, когда я вхожу в двери и привычно опускаюсь на одно колено. — Встань. Северус, это твой напарник по зельям. Поднимаюсь и сталкиваюсь взглядом с хогвартсовским профессором Зелий Северусом Снейпом. Значит, я действительно видел его пару раз в Мэноре. Мельком… Видимо, мой взгляд слишком выразителен. Хмурый зельевар слегка дергает бровью и отворачивается. — Думаю, ты знаешь способности Виктора, ведь вы общались весь предыдущий год, — говорит Лорд, словно не замечая моего ошарашенного лица и равнодушного Снейпа. — Сейчас Виктор учится на втором курсе Святого Патрика по специальности «Скорая и неотложная помощь». Конечно, у них делается упор в основном на Чары, но он неплох в Зельеделии. Да и практика ему не помешает. — Я должен дополнительно обучать… мистера Крама? — ничего не выражающим голосом интересуется профессор. — Ты отвратительный учитель, Северус, — отвечает ему Волдеморт с усмешкой. — Учиться он будет сам, а твоя задача помочь ему обрести практические навыки. Да и ассистент тебе будет полезен. — Да, мой Лорд, — профессор склоняет голову. — Идите. — Да, милорд, — отзываюсь следом. * * * Я едва успеваю за темной фигурой в летящей мантии. Профессор Снейп выглядел зловеще в стенах Хогвартса, и в стенах Малфой-мэнора это ощущение ничуть не меняется. Я следую за ним, не зная, как себя вести. Но профессор мне помогает. — Мистер Крам, мне не интересны мотивы, которые побудили вас служить Лорду, — произносит зельевар, когда мы оказываемся в хорошо обставленной лаборатории, — как и вам не должны быть интересны чужие мотивы. В том числе и мои. Не думайте, что год нашего общения в Хогвартсе дает вам какие-нибудь привилегии по сравнению с другими. Мы с вами не друзья и не приятели. Все, что нас объединяет — это приказ нашего Лорда. Поэтому я искренне надеюсь, что вы проявите то самое дурмстранговское благоразумие и дисциплинированность, что демонстрировали весь предыдущий год, и будете общаться со мной только в необходимых пределах. — Да, сэр, — отвечаю, мысленно вздыхая с облегчением. Я бы вряд ли смог ответить что-нибудь вразумительное, если бы профессор стал меня расспрашивать. — Отлично. Вам знакомо Зелье Наведенных Снов? Киваю. Мы изучали его в девятом классе, хоть и мимоходом. — Вместо лаванды будем добавлять отвар чайных листьев. Восемь капель на галлон. Киваю опять, но через секунду до меня доходит — если лаванда дает успокаивающий эффект, позволяющий пациенту легко воспринимать шепот колдомедика, собственно, наводящий эти самые сны, то без них этого сделать будет нельзя. Но чай обладает тонизирующим эффектом… Сглатываю. Данное зелье заставит человека видеть кошмары. Профессор Снейп наблюдает за моим лицом с интересом. — Вопросы, мистер Крам? — Н-н-нет, — выдавливаю. — Что мне делать? — Подготовьте ингредиенты, — командует зельевар. — Да, сэр, — отзываюсь, делая шаг к шкафчику… Заканчиваем мы глубоко за полночь. Снейп равнодушно прячет получившиеся флакончики в шкаф. — Свободны, мистер Крам, — говорит он мне, и я, устало потерев глаза, плетусь в свою комнату. * * * Мы работаем с профессором Снейпом два раза в неделю. Варим самые разные зелья, и почти все из них — модифицированные. Иногда я понимаю, как изменяется их эффект, но несколько раз я этого не знаю. Но это не мешает мне следовать указаниям профессора Снейпа. В один из вечеров, когда мы разливаем очередное зелье по флаконам, в углу комнаты материализуется Волдеморт. Точнее, он просто скидывает Маскирующие чары. — Неплохо, Виктор, — говорит он, когда я поспешно опускаюсь на одно колено. — Встань. Вы замечательно работаете вместе. Очень слаженно. Поднимаюсь на ноги, ощущая, как начинают пылать уши. — Северус, как тебе Виктор? Снейп окидывает меня оценивающим взглядом, затем кивает. — Он лучше, чем большинство других моих помощников, мой Лорд, — говорит он спокойно. — Я вам благодарен. С удивлением понимаю, что профессор Зелий меня хвалит. — Не задирай нос, — хмыкает Лорд, поглядев на мое зардевшееся лицо. — Тебе предстоит еще много потрудиться. — Да, милорд, — послушно киваю. * * * В один из выходных дней в ноябре, когда я думаю заняться чтением и уже располагаюсь в кресле с толстым учебником в руках, в комнату входит Лорд. Ловлю себя на мысли, что принимаю коленопреклоненную позу совершенно автоматически, без какого-либо внутреннего сопротивления, как было раньше. — Встань, — вместо приветствия говорит мне Волдеморт, садится на кресло по соседству с тем, где сидел я, и берет в руки мой учебник. — Хм… Все учишься? — Да, милорд, — киваю. — Не стой, как на параде, — Лорд машет рукой в сторону второго кресла, и я послушно присаживаюсь. — Лучше расскажи — тебе нравится учеба? — Да, милорд. — Подружился с кем-нибудь? — Нет, милорд. — Когда у вас практика? — В январе, милорд. — Отлично, — что-то прикидывает в уме Волдеморт. — И где? — В разных местах, — пожимаю плечами. — В Мунго, в самом Патрике, в Хогвартсе. И в Азкабане. — Ты не должен попасть в Азкабан, — говорит Лорд, смотря куда-то перед собой. — Делай что хочешь, но на практику в любое другое место отправляйся, понял? — Да, милорд. — Хорошо. Теперь слушай. В январе здесь будут около десятка человек, которые просидели четырнадцать лет в этом самом Азкабане. Твоя задача прикинуть, как их поставить на ноги в максимально короткие сроки. На какое-то время теряю дар речи. Что он имеет ввиду? Как он предлагает мне это сделать? — Есть вопросы, Виктор? — Я могу узнать подробности? — аккуратно интересуюсь. В любом случае мне нужно более полная картина. — Это мои давние сторонники. Они предпочли сесть в тюрьму, но не предать меня. Поэтому, Виктор, сделай все, что можешь, и даже больше. Приведи их в порядок. Это твои будущие пациенты. «Пациенты». И это слово все решает. Мои сомнения куда-то улетучиваются. Я даже не думаю о том, что за люди эти «сторонники». — Четырнадцать лет… — прикидываю. — В Азкабане… — И да, Виктор. Пока ты будешь ими заниматься, на занятия ходить не будешь. Это уже хуже. — Поэтому в твоих интересах вылечить их как можно быстрее, — краем рта улыбается Лорд, кладет на подлокотник кресла мой учебник и, не прощаясь, выходит. Со вздохом беру книгу и убираю на место. * * * В университете нахожу два трактата — исследования колдомедиков заключенных в Азкабане, из которого понимаю, что основная проблема — дементоры, оказывающие сильное психическое давление. Да и климат там — не курорт. В течение первого года заключения умирает каждый второй. В течение второго — каждый третий из оставшихся. Через пять лет остается едва ли одна десятая. А через четырнадцать… Данных на такой большой срок нет. Выписываю данные о состоянии заключенных после пяти лет. Конечно, лучше бы мне было попасть на практику в Азкабан, но Лорд не велел. Поэтому обойдусь косвенными данными. Постепенно передо мной вырисовывается примерная схема лечения — погрузить всех в сон примерно на неделю, пичкая всевозможными восстановительными зельями. Кстати, можно также воспользоваться Зельем Наведенных Снов, но не тем, что мы со Снейпом варили, а нормальным, чтобы хоть немного сгладить влияние дементоров. За ужином решаюсь привлечь внимание Волдеморта. — Милорд, у меня есть кое-какие идеи… насчет лечения. — Разумеется, Виктор, — благодушно отзывается Темный Лорд. — После ужина жду тебя в кабинете. — Да, милорд, — киваю, понимая, что Волдеморт не намерен обсуждать это за едой.