F22.8 / F63.9

Part 19

Тэхён надеялся, что Чимин моментально выслал нужный адрес не потому, что хотел посмеяться над его чувствами, не потому, что хотел, наконец, раскрыть глаза на действительность, а потому что просто не знал об отношениях Чонгука и Юнги. Всё складывалось чересчур банально. Любимый человек и лучший друг? Какая избитая формула, горько смеялся Тэхён, драмалюбы и фальшивые страдальцы, увидев меня, ликовали бы, наверное. Общество давно погрязло в глупых клише. Не заметило даже, как позволило шаблонам из фильмов и книг прочно просочиться в жизнь, разрушив немало честных душ. Почему подобное в нашем мире происходит каждый день, рассуждал Тэхён, почему люди позволяют себе привязаться настолько сильно, что в глазах, в движениях, в интонации человека, давно ставшего родным, не замечают неискренности? Винить кого-то, кроме себя самого – наивного мальчишки, безосновательно воздвигшего себя в статус «нужен» для двух близких людей – было, как минимум, глупо. Вжимать педаль в пол, не думая о том, что происходит сейчас в доме этих самых людей, – тем более. Наверняка, Юнги сидел на полу, схватившись руками за голову, и корил себя за то, что всё произошло именно так. А Чонгук, скорее всего, пытался успокоить его и уверить в том, что всё исправит и со всем разберётся. Чонгук ведь ответственный, заботливый. Умеет расставлять приоритеты. Знает, кто важнее, дороже, и действует, опираясь на разум и логику, а не на преграждающие здравое мышление чувства. А может быть, я ошибаюсь, думал Тэхён, проезжая мимо травматологического пункта, где ему недавно снимали гипс. Может быть, Чонгук едет сейчас ко мне, размышлял, может быть, признания хёна в чувствах возле этой больницы, его крепко сжимающие плечо пальцы, его дрожащий голос были не талантливо поставленным представлением, а правдой? Может, он мчится, не беспокоясь о собственной жизни, летит на запрещённой скорости лишь для того, чтобы обхватить лицо ладонями, посмотреть в глаза и уверенно произнести «Я его не люблю»? Они ведь просто друзья, повторял про себя Тэхён, они даже не подходят друг другу. Не хотел представлять, как Чонгук целует Юнги, как шагает пальцами по его рёбрам, как лежит у него на плече – Тэхён выдумал такого Чонгука не для Юнги: для себя. Только забыл поинтересоваться – а с кем же хёну в реальной жизни будет лучше? С адекватным и взрослым Юнги, которого тот знает давным-давно, или с ним, с Тэхёном – психически неуравновешенным меланхоликом, который, возможно, и не влюблён вовсе, а просто помешан? Остановившись на парковке собственного дома, Тэхён откинул голову назад и прикрыл глаза. Сейчас накатит, понимал, я пока что не принял случившееся. Догадывался, что есть минут пять-семь на приём нейролептика, но не торопился пить таблетки. Лишь тихонько смеялся вслух – безысходно так, поверженно. Не стеснялся прохожих, заглядывающих в машину с интересом, не обращал внимание на звонок отца, не чувствовал ничего даже от играющего в салоне саундтрека к «Интерстеллар». Считал себя глупцом, с чего-то решившим, что Чонгук и вправду любит его. Дураком. Идиотом. Ненавидел свою несерьёзность в суждениях и стыдился привитых воспитанием доверчивости и наивности. Куда ни глянь – сплошные пробелы, слабости; было неразумно сравнивать себя с Юнги. Тэхён же поломанный, с бракованным эмоциональным фоном; придумал в голове историю с счастливым концом и верил в него, как чёртов безумец. А ведь Чонгук предупреждал, что они в современной сказке – в таких, как правило, хорошие исходы случаются редко, – но Тэхён с чего-то решил, что хён просто пессимист – по природе своей надеется на худшее. Что не нужна ему ни любовь, ни надежда, ни счастье, да и сам Тэхён – вряд ли, поэтому и не воспринял всерьёз. Но двадцать семь сообщений и девятнадцать звонков... Это уже не было простым беспокойством, это было похоже на манию. Паранойю. «Я скучаю по тебе». «Мне всюду мерещится твой голос». «Кажется, я начинаю понимать, что ты чувствуешь». И другие, другие, другие. От каждого душа наизнанку. Тэхён перечитывал их сотни раз. И ничего не понимал. Чонгук ведь отчаялся, правильно? Сбросил с себя ответственность, выбрав другого. Для чего тогда устраивал спектакль? Не хотел показаться подонком? «Уходи, если всё решил для себя. Только отпусти, чёрт возьми». Тэхён, выключив в машине музыку, потянулся за телефоном: вот диалог с Чимином – его последняя смска с адресом Чонгука и ключевой фразой, без которой консьерж не пустит внутрь. Её знают только четверо, написал хён, я, Юнги, Босс и Сокджин-хён – доктор Хоби. Какая честь, ухмыльнулся про себя Тэхён, мне так повезло. А потом резко вспомнил Хосока. Может быть, в этом и была разгадка? Может, Чонгук чувствовал себя виноватым перед братом за то, что не уследил, не заметил вовремя, а сейчас и Тэхёна опекал? Может, хён считал его психически больным, которому пожизненно светила психушка? Тогда лучше бы просто не любил, мотал головой Тэхён, это было бы в разы гуманнее. Нет ничего хуже жалости. Выходя из машины и направляясь ко входу, он надеялся, что Чимин выслал нужный адрес не потому, что знал об отношениях Чонгука и Юнги. Он хотел верить, что хотя бы Чимин – единственный человек, который пока что его не предал – не хочет ему зла. Но как никто другой понимал, что доверие – практика рискованная, и ни к чему хорошему она никогда не приводит.