F22.8 / F63.9

Part 10

Время, проведённое на полу холодной пустой гостиной, Тэхён не считал. Камин, напротив которого он сидел, нагонял апатию и тоску по воспоминаниям: ещё совсем недавно там лежали красивые и ровные поленья, а всё пространство вокруг них было ярким и тёплым, будто иллюзорным. Тэхён не считал себя мастером метафор, но в голову упорно лезли домыслы о том, что каждый человек в этом мире, как и те дощечки, чарующе вспыхивает в самом начале, согревается в своём огне, а потом постепенно гаснет и превращается в пепел. «Все сгорают рано или поздно». Здесь, без Чонгука, Тэхён медленно угасал: сникал от ноющих болезненных ощущений, отчётливо чувствуя, что картинность всей этой метафоры завораживает только на словах. Со стороны лестницы послышались шаги, и Тэхён, откинув голову на диван и прикрыв глаза, грустно усмехнулся: не ожидал, что Чонгук решится спуститься так рано. На Чонгука не хотелось набрасываться, хотелось объясниться. Честно признаться, что вспылил, что не хотел, что никогда бы не накричал, не будь так взволнован и растерян. Хён бы понял, конечно, и попросил забыть и не беспокоиться, но именно этот исход казался Тэхёну худшим: Чонгук должен был обидеться, рассердиться – хоть как-то показать, что его задели те слова. Иначе какой смысл был делиться с ним таким сокровенным? Чонгук, приблизившись довольно быстро и беззвучно, остановился рядом и бросил что-то на диван. Тэхён не хотел открывать глаза и в очередной раз видеть жалость в его взгляде, поэтому, сделав вид, что уснул, остался сидеть в своей позе. Но когда на талии почувствовались чонгуковы руки, Тэхёну пришлось прекратить свою потрясающую, но рассекреченную актёрскую игру, ибо хён, грубовато потянув его вверх, поставил на ноги и легонько потряс за плечо. Тэхён раскрыл глаза и заметил, что переодевшийся в домашнее Чонгук молча протягивает ему стакан воды и блистер тиоридазина, и значить это могло только одно: перед тем, как выкрасть его на пару дней из дома, Чонгук проконсультировался с Сокджином и прихватил на всякий случай действенный на него нейролептик. Тэхён отрицательно помотал головой, отказываясь от предлагаемой таблетки, и Чонгук, задумчиво прикусив губу, отставил стакан на деревянный подлокотник дивана. Не стал заставлять, требовать, объяснять, что это необходимо. Просто подошёл вплотную и, тяжело, но беззвучно выдохнув, начал расстёгивать пуговицы на тэхёновой рубашке. И он не выглядел расстроенным или обеспокоенным, он вёл себя так, будто просто устал. Тэхён был благодарен за понимание и отсутствие сопротивления и впервые чувствовал, что Чонгук уважает его самостоятельное решение и искренне доверяет ему. «Что же ты чувствуешь, хён? Поделись со мной. Я обещаю принять твой ответ, каким бы он ни был». Сняв с Тэхёна рубашку, Чонгук надел на него свободный свитшот, очевидно, свой, и спортивные штаны, а затем аккуратно собрал все вещи, сложил на диване квадратом и, встав напротив и подняв голову, посмотрел Тэхёну в глаза. Чонгук был серьёзен. Его молчание говорило больше, чем он мог сказать, – Тэхён читал это по одним лишь зрачкам. В них плескалась правда, раскаяние, объяснение своего поведения – всё, что он не мог позволить себе произнести и что не мог вывалить Тэхёну на без того тяжёлую голову. Тэхён, как ни странно, не дрожал под таким глубоким взглядом, не плавился и не растекался, как раньше. Он стоял твёрдо и смотрел вопрошающе, дескать, я готов к любому исходу, ты только откройся мне. Но Чонгук не спешил. Тэхён не понимал, почему тот вёл себя так непостоянно и не хотел обсуждать отношения. Попытавшись отвлечься, он моргнул и, прервав зрительный контакт, скользнул взглядом на чонгуковы губы. Непроизвольно, конечно, хотя, кого обманывать, желание зацеловать хёна до синяков никуда не делось. Тэхён неуверенно шагнул вперёд, но Чонгук, вовремя среагировав, опустил голову и, взяв его за запястье, молча потащил за собой наверх. Свет в коридоре второго этажа был включен: очевидно, Чонгук побеспокоился о том, что Тэхён будет бояться. Проведя Тэхёна по коридору до угла, он отворил дверь и утянул его внутрь спальни, которая явно принадлежала ему самому: стены были увешаны мотивирующими плакатами, на рабочем столе лежали учебники по программной инженерии, а на полке пылилась сборная модель игрушечного мерседеса – хён ездил сейчас на похожем. Пространства было намного меньше, и практически всю площадь занимала стоящая в углу комнаты расправленная кровать. Чонгук отпустил тэхёново запястье и, положив ладонь на его поясницу, мягко подтолкнул к постели. Тэхён, дёрнувшись от неожиданного прикосновения, тревожно нахмурил лоб: неужели хён оставит его одного? Бросив короткий взгляд на смотрящего в пол Чонгука, Тэхён, пытаясь не показывать свой страх, прошагал к кровати, залез под одеяло и, повернувшись лицом к стене, прилёг на бок. Слёзы, сдерживаемые до последних сил, уже начали скапливаться в уголках глаз, а горло неимоверно засаднило. Тэхён не хотел отпускать Чонгука. Он боялся спать здесь один, но не мог пошевелиться и сказать ему об этом. Не мог набраться смелости даже на чёртов шёпот. «Пожалуйста, я прошу, не бросай меня». Со спины послышались два коротких хлопка, и комната плавно погрузилась во тьму. Тэхён, зажмурив глаза и уткнувшись лицом в подушку, несдержанно всхлипнул, но, немного собравшись, всё же смог вымолвить невнятное: — Не уходи. Тэхён не придавал значение тому, что проиграл. Все фильмы и книги, которые он встречал за последние несколько лет, пестрили понятием «гордость»: она рушила судьбы, заставляла людей вести себя глупо и отдаляла их на невероятные расстояния. Тэхён был готов рассмеяться в лицо каждому, кто когда-то доказывал, что быть гордым правильно и достойно. Ему было плевать, как он выглядит сейчас в глазах хёна, главное, чтобы этот самый хён понял: Тэхён не хочет терять его из-за каких-то обид и предрассудков. И прогонять не хочет, и молчать тоже не хочет. Чонгук – то единственное, что было необходимо Тэхёну для абсолютно счастливой жизни, и ни о каких глупых понятиях из книг не могло идти и речи. Чонгук, за пару секунд оказавшийся рядом, приподнял одеяло, вмиг прижался к нему со спины и, обняв очень крепко, прошептал «Не уйду». И Тэхён не смог справиться с услышанным: беззастенчиво давясь собственными слезами, он начал громко закашливаться, не веря в то, что Чонгуку на свою гордость тоже наплевать. — Я знаю наперёд, что ты скажешь, — промычал Тэхён. Чонгук дышал в затылок и нежно гладил по животу, и это слегка успокаивало. — Что дело не во мне, что я замечательный парень и достоин долгой безмятежной жизни. Я знаю, ты будешь говорить это неискренне, потому что хочешь спасти меня. Но меня не от Стихийника надо спасать, хён, — он проглатывал концы слов и звучал крайне неубедительно, но, получив, наконец, долгожданную возможность высказаться, решил не упускать шанс. — Это в тебе я погряз и не могу с собой справиться. Это твоё отсутствие – дьявольская боль, которую я пью литрами. Это ты – моя чёртова погибель. Клянусь, хён, если ты велишь мне исчезнуть, я сдохну в ту же секунду, — Тэхён звучал так, будто начинал задыхаться. Шмыгая носом и облизывая горящие губы, он старался прижаться к Чонгуку сильнее. — Не смей решать за меня. Не смей лгать всем вокруг, что ничего не чувствуешь. Не смей сдаваться этому психопату и переставать верить в счастливый конец. Развернувшись к хёну лицом, Тэхён двинулся ближе и положил голову на его подушку. Осторожно прикасаясь своим лбом к чонгукову, он мысленно рассуждал о том, что теперь вряд ли нуждается в антипсихотиках: хён, просто находясь рядом, успокаивал его куда качественнее сильнодействующих препаратов. Чонгук поднял руку, провёл пальцами по тэхёновым щекам, стирая слёзы, и, чуть приподнявшись, целомудренно поцеловал в лоб. — Это современная сказка, откуда в ней счастливый конец? — прикрыв глаза, прохрипел Чонгук, и Тэхён, на мгновение задумавшись, потупил взгляд. Спустившись вниз и посмотрев на него, Чонгук, еле заметно улыбнувшись, скользнул пальцами в его волосы и поцеловал в уголок губ. — О чём думаешь? «Этот мир, что вокруг нас – эфемерный и мнимый. Мне бы бороться, но я, как дурак, рассыпаюсь от глупостей: твоих рук, поцелуев, касаний, движений. Утопаю с головой, по-настоящему. Это всё так красиво, правда? Когда безумно, когда больно, когда смертельно – всегда красиво. Я знаю, мы с тобой, на первый взгляд, совсем не похожи: ты, как с журнального глянца, я – с учебника по психиатрии. Эгоистично с моей стороны, но я рад, что мы оба сломаны. Что оба разуверены и втоптаны. Иначе, я бы в жизни не понял, каково это – не бояться самого себя. Всё так просто, оказывается: пока ты рядом – не страшно. Я ведь только с тобой это чувствую. Прости, прости, прости, это так банально... Ты, наверное, скажешь, мол, открой глаза и посмотри: нас таких, потерянных, половина планеты, можно и кого-то более цельного выбрать. Ты не против, если я промолчу? Мне действительно нечего ответить. Я тебя, чёрт возьми, нашёл уже. И никуда я не собираюсь смотреть». — О том, что я окончательно обезумел, — прошептал Тэхён и уткнулся носом в шею Чонгука. — Безумцы выглядят иначе, — усмехнулся Чонгук. — У них совсем нет самоконтроля и самокритики. Они разговаривают с собой, теряют чувство реальности и неосознанно причиняют вред окружающим. Ты ведь не такой, — он ощутил кожей, как Тэхён улыбается. — Или ты умолчал о том, что слышишь голоса? Тот посмеялся и приподнял голову. Кое-как сфокусировавшись в темноте, Тэхён посмотрел на Чонгука и, облегчённо выдохнув, поджал губы: или он окончательно сошёл с ума, или, наконец, смог разглядеть это в Чонгуке – тот тоже смотрел на него влюблённо. Тэхён уже знал, почему его так сильно тянет к хёну, хён же, абсолютно точно, и близко не догадывался, откуда в нём такое дикое желание защитить и сберечь Тэхёна. Тэхён преданно ждал, вглядывался, давал шанс Чонгуку увидеть ответ в его глазах, но тот, кажется, даже малейших попыток не предпринимал. И Тэхён решил, что всему своё время. — Безумен не тот, кто слышит голоса. Безумен тот, кто любит, — еле слышно проговорил Тэхён и, отвернувшись обратно к стене, прикрыл веки. — Спокойной ночи, хён. — Спокойной ночи, — Чонгук аккуратно подсунул вторую руку под шею Тэхёна и обнял его максимально крепко, а когда, почувствовав расслабляющееся в объятиях тело, понял, что тот уснул, он приблизился к уху и тихонько прошептал: — И спасибо тебе за сегодняшний день.