Когда Лючия снова повела меня в столовую, в коридоре я обратил внимание на Весу, женщину никогда не расстававшейся со своей маленькой черной сумочкой. Кошелка уже давно истрепалась, кое-где виднелись дырки и торчали нитки, но видимо для Весы она много значила. Женщина каждый раз рылась в ней, что-то искала, шепча под нос. Доктор Милош сказал, что у нее провалы в памяти, на самом деле Веса ищет фотографии своих детей. Но она не догадывается, что сумка пустая. Она проверяет ее досконально, прощупывает, стирая тонкую ткань своими корявыми пальцами до дыр. В какие-то моменты даже понимает, что ничего нет, но то ли забывает, то ли не теряет надежды, начинает все сначала. А вдруг повезет! И на этот раз будет!
Лючия замерла, когда я отстранился от нее и заковылял к женщине. Медсестра решила понаблюдать за моим поведением, затаив дыхание от волнения.
- Вы знаете, мои дети изумительны, маленький Йозеф и старшая Натали, сейчас-сейчас я покажу вам их фотографии, в прошлом году мы собирались вместе в Египет, но не поехали, остались дома, у меня был дом на берегу Дуная, но он сгорел, знаете, на кухне висели такие чудные занавески, зеленые, а под окнами росла береза, я люблю больше дуб, мой муж был тупой как дуб, за это и люблю дубы, муж давно сбежал к любовнице, я тоже времени зря не теряла и нашла себе любовника на двадцать лет младше меня и кажется, это он поджог мой дом, где жили мои дети, - Веса на мгновение замолчала, перестала рыться в потертой кошелке и уставилась перед собой. Неужели она, наконец, приняла горькую правду? – Мои дети, - повторила она как можно тише. – Вы знаете, мои дети изумительны, маленький Йозеф и старшая Натали, сейчас-сейчас я покажу вам их фотографии… - и она снова окунулась с головой в поиски своего прошлого.
Мне стало жаль женщину, я понял, что причина ее негодования кроется в старой сумочке, тогда я резко выхватил у нее кошелку. Столько счастья, что избавил страдалицу от черного потертого до дыр проклятья. Ведь на самом деле, дети ее целы и невредимы, они уже выросли и навещают мать каждый месяц, а она их не узнает. Наверное, я бы поделился своей находкой с Петру. Отдам сумку ему, может быть в ней, в черных тканях он найдет лекарство и станет говорить. И вот здорово, если первым словом будет мое имя: Тома.
Я помахал Лючие и не сразу сообразил, что Веса сомкнула липкие морщинистые пальцы у меня на шее. И испугавшись, я очень сильно ударил ее по лицу. Реакция была незамедлительной, меня сразу облепили два санитара и под присмотром медсестры, сжав руки, быстро оттащили в закрытую палату, где вкололи успокоительное.
В мыслях не было сопротивляться, я покорный, не буйный и мне кажется, что могу быть настолько покорным, что в обществе люди бы меня сочли за половую тряпку. Я позволил бы им вытирать об меня ноги.
Проснулся ближе к вечеру от неспокойного сна, где старик Тадеуш вместе с Зои танцевали чардаш и громко кричали:
Нам крышу давно
Нам крышу снесло
Остались же мы
Веселиться на ней.
Живем мы на крыше,
На крыше своей
На ней мы летим,
На ней плывем
На крыше, на крыше,
На ней мы умрем…
Я старался не просыпаться как можно дольше, мне так хотелось увидеть Петру, взглянуть в его глаза, но, как и в реальности, во сне он тоже от меня прятался.
