Путь К Совершенству 18+

люди - мусор, йен сагон - кот

Сагон пыхтел и проклинал меня, людей, город, землю, чуть до Бога не дошёл, но я успел отвесить ему пощёчину. Я ощущал, как Йен бегал из крайности в крайность, из сомнения в веру, из гнева в безразличие. Он не мог поверить, что ему осталось жить месяц. Но мало того, парень не мог поверить, что придется подтирать за собой зад. Йен меньше всего хотел исправить себя, пойти по менее извилистой дороге. Ему больше симпатизировала зависть и угрюмость. Сагону нравилось улыбаться во все тридцать два зуба, мысленно обливая последним отходами человека, который вёл с ним беседу; он смеялся над ним, почему-то ставя себя выше. Ставил выше свое лицемерие и идиотское отношение к окружающему.

Люди – мусор, Йен Сагон – кот, что рыщет на свалке, в поисках съестного.

Я мельком поглядывал на Йена, пока мы неспешно бродили по ночным улицам города. Он дышал ртом, зарываясь в шарф. Кончик его носа покраснел, брови хмурились так, что на лбу вырисовалась тонкая морщинка. Высокий, на вид не глуповатый юноша, с тенью беспричинной злобы на лице, жил в атмосфере «прожить как можно быстрее и удобнее». Помню, тогда я подумал, что могу спасти его от адских ворот, подарить крылья и приставить к какому-нибудь смертнику, в качестве проводника.
Глядя на внешний вид Йена, можно было подумать, что парня не интересуют дешёвые блаженства. Но яркие вывески баров, кафе и клубов манящим огоньком блестели в голубых глазах Йена. Он был готов присосаться к витринам, не упуская никого из виду. Но мы шли не за дешёвой выпивкой или «девчонками», я вел его к частной больнице, которая уже виднелась на горизонте. Решётчатые ворота гостеприимно открылись перед нами. Трехэтажное здание горело редкими огнями включенных ламп, но темнота, приклеенная к её стенам и крышам, наводила тихую скуку. Во дворе в два ряда стояли фонари, освещая мощеную дорожку. На лавочках, что раскинулись под густыми кронами деревьев, сидели небольшой группой врачи и пациенты.

— Зачем мы здесь?

Я обернулся к Сагону, который с подозрением смотрел на докторов и с приобретенной неприязнью лорнировал двери и окна больницы.

— Мы должны начать с меньшего. Общественные работы тебе не улыбаются, а значит… Поторапливайся, Йен Сагон.

— А значит, что? Чего ты замолчал?

Я быстро преодолел фойе, где сидел дежурный врач и клевал носом. Подкинув Сагону бахилы и вынув из автомата жвачку, повел за собой парня. Мы шли недолго, коридоры были пусты, лишь сквозь окна палатов виднелись люди: кто жертвенно лежал на койке, кто весело поедал ужин, кто смотрел телевизор или читал книженцию. Мило и добродушно. Но я намеревался показать юнцу не обречённое спокойствие больных.

— Куда ты меня ведёшь? — прошипел Йен. — Если меня поймают, мне не сдобровать. Я не ты, помнишь?

— О Господня, — я закатил глаза. — Прекрати, нас никто не поймает. Мы ти-и-и-хо.

Я услышал за спиной сокрушительный вздох и блаженный мат. Он был неисправим и невероятно ленив. А больше всего его олицетворяла трусость и боязнь рисковать. Но я принялся за дело решительно, скорее не потому, что хотел изобразить из себя бесславного героя, а потому что это было необходимо. Я опаздывал, оставался месяц.

Йен больше всего удивился и поперхнулся воздухом, когда мы прошли в реанимацию. Сагон вдруг задрожал и больше не смел произносить слова, смиренно шагая за мной по пятам. Казалось, именно эта часть больницы и эта сторона жизни наводила на него больше ужаса, чем смерть.

Мы оказались у широко раскинувшегося окна, в палате в окружении женщины, ребенка, доктора и двух санитаров лежал больной. Нет, умирающий. За его спиной издавали протяжный писк многочисленные приборы, гудели и шуршали. Конечно же, Сагон не слышал ни единого звука, но я вбирал каждый вздох и выдох мужчины, что мертвенно лежал на кушетке. Лицо опоясывала дыхательная маска.

— Кто это?

Его голос дрожал и сам он весь трясся. Холодный пот стекал по вискам, а глаза переполнялись не то страхом, не то отвращением.

— Всего лишь полицейский, который попал в аварию по вине двух выпивших молодых людей. К слову, не простых молодых людей, которым удалось отмазаться от закона.

Йен бросил на меня тяжёлый взгляд. Я чувствовал, как он надевает на меня кандалы и старается пристыдить меня. Разъедающая правда пожирала его до костей.

— Они выжили и увернулись, а он умирает и оставляет свою семью.

Сагон сжался и нахмурил брови, заметив, как у подножия кровати из-под земли восстало некое существо, формируясь из черной субстанции и песочного тумана, которые поднимались из земли, словно всплески пенных волн. Перед нами через считанные секунды возник впечатляющий силуэт юноши. Иссиня-черные волосы падали на плечи, сквозь курчавые локоны виднелся жадный огонёк красных глаз, что неподвижно воззрились на умирающего. Смерть. За обеспокоенной женщиной стоял мальчишка, пугливо цепляясь за подол платья матери. Позади ребёнка на стульчике сидел проводник, с вежливой улыбкой наблюдая за последними минутами своего смертника. Прошло некоторое время, Йен с прерывистым дыханием старался устоять на ногах.  Неожиданно приборы протяжно запищали. Женщина внезапно вскричала, а санитары и доктор замешкались. Сагон собственными глазами видел, как что-то отделилось от физического тела, проводник испарился, это нечто, похожее на обнаженную статую, испуганно заметалось по палате, но стоило пальцам Смерти притронуться до мечущегося создания – оба исчезли.  Женщина истошно кричала, зарываясь в грудь погибшего мужа, ребенок рядом с ней испуганно захныкал. Попытки доктора вырвать убитую супругу от трупа окончились провалом.

Я посмотрел на Йена Сагона.

— Кто это был? — охрипшим голос спросил он.

— Смерть, которая не женщина. Но, милый Сагон, он придет и за тобой.

— Нет, — Йен опустил голову, схватившись за волосы. — Что вышло из мужика? Что это было?

— Ах, это. Душа. Отвратная, да?