Путь К Совершенству 18+

месяц

Знать дату смерти не есть хорошо. А знать дату смерти и убивать свои дни – есть безумство и слабость человеческой души, которая ни разу не отличается от чёрствой оболочки, что упитана грязной кровью. Я унёс не одну жизнь и не мне говорить, как порой безрассудно ведут себя люди, стоит им узнать о кончине. Они вдруг воображают себя драматургами. Но не это смешно. Смешон факт их тупой упертости и глупости, в которой они сами не могут разобраться. Я готов рассказать о такой глупости.
Один из вечеров мне пришлось провести своё бесконечное время в спальне взволнованного юноши, который прижимал к груди пиликающий  от уведомлений телефон. Сидя на подоконнике и наблюдая за ним, я ощущал нетерпеливый интерес к парню. Совсем скоро его должны были ограбить и убить, сразу после переезда в Лорен, в бывшую квартиру отца. Драматично? Нет. Скорее, иронично.

— Тебе что, правда плевать? — спросил я, после чего подошёл к замысловатому ночнику с лазурным абажуром, серебряной ножкой и включил его.

Парнишка шикнул, раздражительно сощурив покрасневшие глаза. Смею заметить, время было отнюдь не детским. Он тут же потянулся к милому светильнику, щёлкнул по нему, взглядом грозя в следующий раз за подобную выходку спустить меня через окно.

— Я вообще не понимаю, какого черта впустил тебя, — запыхтел смертник.

— Нет, я сам зашёл.

Телефон в очередной раз завибрировал. Внимание рыжего не заставило себя ждать.

— Странно, почему я – гость – сижу у тебя в комнате и наблюдаю за твоими любовными похождениями в виртуальном мире?

Он фыркнул и юркнул под одеяло, внутренне сгорая от нетерпения.

— В холодильнике есть еда, — пробубнил юноша.

— Я говорил не о еде.


Мне захотелось приблизиться к парню и я приземлился на кровать. Смертник вновь возмутился, упёршись пятками мне в бок, дабы я не нарушал территориального пространства, из-за чего мне пришлось пересесть на тумбу, поставив ночник на колени.

— Я, конечно, не сужу по себе, — начал бубнить из-под одеяла рыженький, — но когда я в гостях, меня больше волнует оформление стола и еда.

— Ты, наверно, бессовестный, раз думаешь только об этом во время визита.

— Что поделаешь, — уже повернулся на спину юноша. — Может быть, в моем обществе нет людей, с которыми бы я мог поговорить.

Когда собеседник со скрытой злобой произнёс эти слова, я живо вскочил и улёгся на кровать вместе с ним. Безысходность так будоражила меня, что сдерживать себя становилось тяжелее. Однако в ту секунду я хотел превратиться в губку, что впитывала содержимое внутренностей моего смертника, и никакие цепи не могли сломить желание угодить человеку.
Парень заметно засмущался: щеки рыжего зардели, а глаза забегали по темной комнате. Он слегка отодвинулся. Для моей сумбурный личности этот жест значил приглашение прилечь рядышком, что я, собственно, и сделал. Но тут парнишка вскрикнул и рухнул на пол.

— Ты извини, — затараторил скромняга, выпутавшись из одеяла и снова вскарабкавшись на кровать, — но я предпочитаю спать один.

— Ох, да брось! Поэтому так жадно цепляешься за эту девицу? Небось, в скором времени мне придется караулить у дверей, чтобы не впускать возмущенных соседей, пока вы…

— Прекрати, дурень! —заполыхал, как огонь, он. — Ничего подобного. Она всего-то моя одногрупница…

Я заметил промелькнувшее сожаление в его глазах, когда юноша в задумчивости опустил стыдливый взгляд, сжав одеяло. Рыжие пряди волос упали на лоб, он поник головой, словно что-то высматривал на кровати. Там не было ничего занимательного, что могло бы заинтересовать такого импульсивного парня, как Йен Сагон. Багровая простынь и белое одеяло, застлавшее за собой того же цвета подушку. Ему было жаль самого себя, мне смешно от вялой любви к самообману.

— Симпатия может перерасти в нечто большее, не думал, святоч ты наш?

— Мне кажется, она со мной только из-за жалости, наверно.

Я отвёл взгляд от Сагона, представляя, каким бы этот отпрыск вырос, если бы не одно «но», которого избежать воистину невозможно, как бы отчаянно он не рвал на себе волосы.

Йен уловив мой недовольный вздох, от того мигом поспешил закрыть рот. Его ненависть накипала только потому, что я начинал «хозяйничать» ни столько в действиях, сколько в диалоге.

— Ты что, школьник, что ли? —  расхохотался я. — Тебе жить-то всего ничего, а строишь из себя жертву общества, которой жизнь уже все палки запихала в колеса, а ты все не сдохнешь. Смешно ведь, нет?

Сагон уставился на меня долгим взглядом, хмуря тонкие брови. Злобное выражение его лица в ту секунду могла послужить чернилами для слов: «мерзкое ты животное!». Он было открыл рот, но поспешил прикусить губу. Парень потянул одеяло и вновь улёгся на кровать, повернувшись ко мне спиной.

«Хрупкий ребёнок» — подумал тогда я.

— Несёшь всякий бред, — твердым голосом отчеканил Йен. – Во всяком случае, тебе пора уходить.

Спина парня тяжело дышала. Воздух так плотно наполнял тело Йена, что можно было пересчитать ребра смертника.

«Несешь всякий бред».

— Что такое бред, Йен Сагон?

— Твои слова! Проваливай.

Я послушно вышел из спальни Йена, напоследок поправив одеяло, из-за чего юноша грубо отпихнул мою руку. Тогда мой смертник казался мальчишкой обиженным на весь свет земной, которого могло успокоить только голос матери.
Стоя у дверей, сквозь кромешную тьму, что застыла в квартире, я напомнил:

— Месяц, Йен Сагон! Твой срок – месяц.


Сагон кидал пачки чипсов в корзину, где лежали жестяные баночки напитков и арахисового масла с лапшой быстрого приготовления. Нос мой морщился от такого количества «еды», которой он собирался питаться в течение недели. Йен медленно остановился, почесывая затылок в раздумье, хотя мысли его кружились в другом направление.

— Фу-у, — протянул я, заглядывая в корзину со всякой дрянью. – Господи упаси, ты же не будешь травить этим свой организм?

— Отстань, я голодный, как зверь. Между прочим не ел вторые сутки.

— Ну кто же тебе, обжоре, мешал?

— Ты можешь тихо посидеть?

— Один фаст-фуд. Самоубийца недоделанный.

Он закинул пачку жвачки в карман и потопал дальше, насвистывая себе под нос. На встречу к нему подходила расфасовщица, держа в руках коробку из-под бутылок газированных напитков. В магазине стояла гробовая тишина, лишь шуршание пакетов и отдельные голоса продавца с посетителями доходили до нас сквозь пустые коридоры.

Мы дошли до канцелярского отдела, который точно являлся радужным сердцем в рядах однообразной гаммы. Я подхватил ножницы, пока Сагон разглядывал ежедневники и блокноты, что приятной кипой покоились на полках, маня купить себя. Я защелкал ножницами, умиляясь режущему звуку и звону мерцающих лезвий.

— Сагон, милый Сагон, как считаешь, — обернулся к парню я. – Могу ли я забрать это чудо? М?

Он нервно закатил глаза, положив на место черный скетчбук.

— Это воровство, к твоему сведению, — монотонно заговорил Йен.

— А как называется мое отношение к тебе, скучный Сагон?

Парень вспыхнул, как спичка, уловив на себе мой любопытный взгляд, которым я сверлил его уже добрых пять минут. Обойдя меня стороной, Йен потянул коричневый шарф выше своего носа, фокусируя внимание на янтарные тонкие брови и голубые глаза, что въедались потерянным, немного задумчивым взглядом в любого, с кем он контактировал.

— Домогательство, — с дрожью в голосе отозвался Йен. – Ты ненормальный.

Я засмеялся его выражению лица, которое отражало мутный страх перед «ненормальностью». Совсем незаметно и тихо я попытался срезать пару волосиков из макушки рыжего, но тот совсем не вовремя двинул головой и на пол упало не «пару волосиков», а прямо-таки шмоток. Я закинул ножницы в карман пижамных штанов.

Он прошлепал до кассы. За ней стояла милая девчушка, с крашенными розовыми волосами и пирсингом на губе. Но капризный Сагон и бровью не повел, пока кассирша бодро подсчитывала продукты.

— Ты опаздываешь, — я активно махал руками над собой: пиксельное изображение на экране повторяло за мной. — Ах нет, уже опоздал, оболтус.

Парень уместил последнюю пачку лапши в белый пакет, расплатился и поспешил выбежать из магазина, будто всем нутром желал потерять меня из виду. Он быстро обходил людей, практически бежал, но не оборачивался, точно боялся встретить за спиной неописуемый ужас… В какой-то мере так и получалось. Разве вам понравится весть о скорой смерти? Или вряд ли вы начнёте танцевать сальсу, когда узнаете, что на отпущение самых тяжких грехов вам отведен месяц? Но что мне оставалось делать? Я был единственным проводником, который согласился взяться за последние дни жизни столь упёртого, наглого и… жестокого парня.

Сагон спешно переходил дорогу, сливаясь в толпе. Я внимательно следил, как гордо Йен хмыкал себе под нос. Тогда его образ сливался с удрученным подростком, что подсел на наркотики. Я понятия не имел, что Йен Сагон принимает дозу беспочвенной самоуверенности.
Смертник закричал, как душевно больной, когда моя рука коснулась его плеча.

— Я чуть не обделался! Какого черта ты носишься за мной? – парень тяжело дышал, не переставая убегать и придерживая полный пакет.

— Ты не даёшь мне скучать. Послушай, а ведь тебе на учебу…

— Мне на вторую пару, понятно? Отвали, чего ты прицепился?
— Ты так привык врать, что сам не замечаешь, как лепечешь бред, — я аккуратно взял Йена под руку уводя его подальше от парня, который стоял справа от смертника. Насильник.

— Слушай, — тяжело выдохнул Сагон. — У тебя нет друзей? Чего ты привязался? Что за неблагодарность в конце концов?

— Неблагодарность? — я повернулся к юноше.

Он скинул с себя мою руку. Взгляд Йена был губителен для людей, ведь он смотрел на собеседника с презрением.

— Я пустил тебя в дом, предложил еду и…

— Прогнал, как заразу.

— В какой-то мере так и есть, — тихо шикнул Йен.

Я засмеялся его детской податливости, которую парень проявлял даже в безобидных движениях, пытаясь отделаться от лишних глаз и забот.

Йен шагнул навстречу дому, перед ним пронеслась спортивная машина, визгливо сманеврировав. Туман тяжёлой пыли навис между нами и автомобилем, из-за чего мне было сложно разглядеть лицо самоуверенного водителя. Тем временем Сагон рядом со мной хрипло кашлял, обронив пакет. Пыль потихоньку наседала и я наконец сумел увидеть высокого парня с косматыми платиновыми волосами, одетого в серую рубашку и чёрные брюки. Он немного покружился на месте, после чего пнул ногой по шине. Чудак, подумалось мне. Парень обернулся в нашу сторону, когда Йен наконец перестал отхаркиваться, и, чуть сощурившись, нагнулся вперёд. Его доселе ледяное лицо вдруг просияло.
— Йен, это правда ты? Здравствуй!

Моего смертника обуревали смешанные чувства: Сагон ощущал острое желание развернуться и уйти; улыбнуться и обойти водителя или выпустить злость наружу. Но Йен, как истинный лицемер, широко улыбнулся и активно помахал ему рукой, словно испытывал неимоверное счастье.

— Привет, Фешер!

— Давно не виделись, парень, — улыбнулся Фешер. — Куда это ты? Разве тебе не надо на учебу?

— Я… Я уже собирался, — Сагон бросил на меня мимолётный взгляд. – Незваные гости, так сказать. Как только выпровожу их, тут же прибегу в универ.



— Вот как, понятно. Ну, ты знаешь, если нужна помощь я всегда рядом. До встречи.

Фешер, не дождавшись ответа Йена, развернулся и зашагал в сторону небольшого кафе, что притаилось за углом дома.
Когда я взглянул на Йена, в тысячный раз удостоверился в двуличие человечества. Он сжимал в кулаке ту самую руку, с которой махал Фешеру. Лицо стало «бесцветным», заиграли жилки, голубые глаза горели завистью и ненавистью. Он весь вдруг стал источником вселенского зла и чёрной энергии.



— А как же… рядом он. Урод.



Я улыбнулся