Спустя две недели солдаты кайзера Вильгельма возвращались на фронт. И те, кто уже видел поля сражения, и те, кому только это предстояло. За несколько дней до отбытия в город приехал армейский рекрут и призвал на службу еще семьдесят человек. Всего Грайфенштайн готовилась покинуть целая сотня.
Возле мясной лавки, откуда солдат должны были отвезти на поезд в Ганновер, собрался без малого весь город. Одни пришли проститься с родными, другие — поддержать тех, кому было уготовлено сражаться за жизнь оставшихся.
— Куда вас направят? — обеспокоенно спросил Якуб.
— Одному Богу известно... и Кайзеру, — подумав, добавил Давид. — Я слышал, что планируется операция на Сомме. Может, мы окажемся там.
— Береги себя, неспокойно у меня на душе, — Якуб поцеловал сына в лоб и крепко обнял.
Неспокойно было на душе у каждого жителя Грайфенштайна. Присутствующих переполняли чувства, словно они видят своих родных последний раз. Словно оказавшиеся снова дома солдаты вернулись, чтобы проститься навсегда.
* * *
Стоило им уйти, как все вернулось на прежние места. Нет, не до того, как сербский студент убил австрийского принца, положив начало одному из самых кровопролитных конфликтов в истории. Все вернулось на места свои: жители ежедневно встречались в соборе, просили Господа о скором возвращении солдат, и все так же избегали Якуба.
Стоило старику прийти к кому-то с письмом или посылкой, как двери захлопывались, а хозяева не пускали его дальше дворовой калитки. Дети не только перестали приветствовать почтальона, но и при любом случае кричали «унглюклиш дер грайс», что означало «несчастливый старик».
Якуб же старался не слушать никого и выполнял свой долг. Каждое утро, невзирая на усиливавшиеся боли в пояснице, он отправлялся в районное отделение, забирал почту и возвращался в город. Из-за прерванных путей почтовый пункт перенесли на пять верст дальше Ганновера, отчего старику приходилось раньше вставать и тратить больше времени на доставку.
— Это твоя ноша. Терпи за этих людей, как терпел Господь наш. Выполняй свою работу и не проси награду. Каждое письмо, что ты доставляешь, каждое обидное слово, что ты терпишь, — все это во спасение твоего сына, — такими словами утешал его священник во время исповедей.
И Якуб терпел. Терпел обиды, несмотря на то что трудился ради своих обидчиков. Он не верил в прощение врагов во благо, но был готов принять такой образ жизни ради Давида.
В то же время внутри Якуба не переставала бушевать борьба между эгоизмом и состраданием к своим соседям. Забирая конверты со штрихованными краями, старик искренне молился, чтобы в адресате был указан дом мясника, жены сапожника фон Маус или любого другого, кроме его. И каждый раз, не видя имени своего сына, он с удовлетворением выдыхал.
И каждый раз он искренне плакал вместе с теми, кому доставлял письма. Плакал от счастья, что его сын был еще жив, плакал от презрения к себе, что готов был обменять жизни всех солдат из Грайфенштайна на Давидову. Жители же не понимали слез старика и всегда обрушивали первый гнев на него — посланца с дурными вестями.
YOU ARE READING
Рождественская история
Художественная прозаИстория немецкого почтальона Якуба Розенштейна. Городской любимец, ставший в одночасье изгоем во время войны. До войны ему были рады в каждом доме, но с началом Первой мировой отношение к нему меняется, ведь доставка посылок от родственников и невин...