Эти люди, они не оставляют Чимина в покое. Вокруг него постоянно тени, которых он узнает только по голосам. Они говорят, что все будет хорошо, что Ниньо найдут, а Чимин ничего, кроме плачущего от холода и голода ребенка, перед глазами не видит. Сегодня под утро в этот купол, сотканный из чистейшей боли и отчаяния, просочился голос прислуги, которая обсуждала, что ребенок давно мертв. Чимин не помнит, что он сделал, но помнит, что сидел на полу перед ванной комнатой, а Лэй мокрым полотенцем оттирал с его рук кровь. В ванную дойти у Чимина сил не хватило. У него их на то, чтобы с места встать, не хватает, но это не помешало ему голыми руками разодрать лицо несчастного, позволившего себе употребить слово «мертвый» по отношению к Ниньо. Мертвым станет весь мир, если Ниньо не вернется к папе. Полное безразличие ко всему извне сменяется часами истерики, когда омегу приходится сдерживать троим альфам, потому что Чимин рвется убивать, а в итоге убивает себя, вновь отключаясь до следующего осознания, что Ниньо не в его руках.
Намджун не может сидеть дома и успокаивать Чимина, он в себе даже смелости ему в глаза смотреть не находит. Намджун ищет их сына и клянется себе, что, если не найдет, сам себе лично могилу выроет и в нее ляжет. Он сильно переживает за состояние омеги, настолько, что не замечает, как сам уже на пределе. Чимин освобождает душу криками и часами в отключке из-за лекарств, Намджуну приходится быть в трезвом уме, и, максимум, что ему полагается — периодически биться лбом о стену своего кабинета, пытаясь передать часть этой боли камню.
Спустя десять часов после исчезновения Ниньо, услышавший очередной доклад о том, что на след похитителей не напали, Намджун срывается. Он чувствует, как горечь от осознания, что чем дальше идет время, тем меньше шансов найти сына живым, растирает соль по продолжающим кровоточить ранам. Он с трудом подходит к окну, оставив позади братьев, чтобы скрыть от них то, как его лицо искажено от боли, но стоит почувствовать на плече руку Хосока, в Намджуне пылью оседает стена, удерживающая его эмоции, обнажает израненную душу и боль отчаявшегося найти своего сына отца. Ровно пять минут роскоши, когда Намджун, зарывшись лицом в плечо брата, становится человеком, а не Волком. Мо поит его водой, не выдерживающий его боли Омарион выходит в коридор с телефоном.
Дома у Намджуна, кроме родных, постоянно дежурят врачи, Чимина не оставляют без присмотра, но пусть хоть весь Амахо соберется у них во дворе — омеге не легче. Чимин проходит стадии горя до последней каждый час, только не принимает, раз за разом их переживает. То он кричит на весь дом, что это неправда, что Ниньо у Лэя, видит омегу, говорит он у Тэхена, понимает, что ему ребенка никогда не отдавал, начинает яростно биться руками и головой о любую поверхность, пока его от него же защищают. Омега в агонии предлагает отдать его грабителям, умоляет Лэя вынести на улицу все его золото, все деньги, кричит, что и особняк пусть забирают. Падает на колени и молит Санта Муэрте забрать его жизнь и вернуть Ниньо. Потом вмиг сдувается, падает там же, где сидел, и часами стеклянным взглядом смотрит на дверь. Плохо всем, никто за эти сутки не ел, не садился, но каждый понимает, что боль Чимина ни с чьей не сравнить, не каждому после такого выжить. И Чимин не выжил, его жизнь остановилась ночью под дождем на мосту, где он не смог найти своего ребенка.
