Мираж моих воспоминаний

Глава 2. Я вновь поднимаюсь на шахматную доску.

Свобода — такая долгожданная, порывистая, оглушающая ветряными потоками, что порой невозможно осознать, реальна ли она. Её можно лишь прочувствовать всеми фибрами души, но описать... почти невозможно.

Мидория стоял, опёршись спиной на высокий бетонный забор с колючей проволокой наверху, и даже не намеревался оборачиваться. Жуткое место, ставшее его домом на целых пять лет. Судьба-злодейка, говорят. Но едва ли вина судьбы, что эта крошечная, но вечная деталь его жизни теперь неотъемлема. Бывших заключённых не бывает. Это место навсегда оставляет свой след на любом, кто хоть раз оказался в его стенах.

И, опустив глаза с неба на дорогу, он услышал гул знакомой машины, чёрной BMW, чей звук клаксона, адресованный ему, был узнан с первых нот. Ещё бы ему не знать об этом, пусть он уже и позабыл, каково это — держать в руке руль, но его руки помнят это весьма неплохо. Она припарковалась в неположенном месте, и её хозяйка, проигнорировав бурчание о том, что за это — ей выпишут штраф — прыгнула ему на шею, крепко обнимая спину и уткнувшись носом, мелко дрожа. Изуку не видел лица давней подруги, но мог сказать, что её тушь сейчас забвенно размазывается по его постиранной дустовым мылом одежде.

И Очако удивлённо подметила это, после чего они оба рассмеялись.

— Боже... Изуку, ты так возмужал. — беря его лицо в обе руки, она разглядывала его так пристально, что омега даже занервничал, — На себя не похож, честно! — но, благо, так и не заметила скрытые следы, которые он замаскировал тоном, принесённым ему незадолго самим Шинсо Хитоши.

— Ну, тюрьма меняет людей, Очако. — меланхолично и спокойно произнёс бархатный голос.

— Ты прав. Я так соскучилась по тебе. Кажется, сто лет прошло. — не в её стиле было так проникновенно шептать об этом, и Мидория снова уловил, как мокнут её глаза, которые в этот раз она поспешно вытерла, произнося, — Поговорим обо всём позже, а сейчас в машину! У меня столько для тебя новостей! — вскрикнула девушка, уводя его за руку и усаживая в салон на переднее пассажирское сиденье, за которым, как и за всем остальным салоном, омега подметил, ухаживали весьма прилично все эти пять лет.

Автомобиль тронулся с места, и Мидория зачарованно рассматривал горизонт, который по мере их удаления от тюрьмы — менялся, словно в старом плёночном фильме. Сперва появлялись малые ларьки, станции, неспешно идущие люди, коих было десятка три за всю дорогу, а после — огромные высотки сменили спокойные и размеренные кварталы, мерцая вывесками да большим весенним солнцем, от которого он скрылся в тени салона.