Пару дней назад.
Сухость. Ужасное, до мозга пропитывающее желание глотнуть воды или влажного воздуха. Рот стянуло так, что было даже больно им двигать. И острая, но не режущая, а скорее тупая боль по всему телу. Ей с трудом удалось открыть глаза, внимательно осматривая себя. Все тело было полностью перетянуто чистыми бинтами и ощутимо пахло свежими травами и чуть терпкими зельями.
Она осмотрелась. Двигаться было почти невозможно, так было больно.
Небольшая, с низким потолком комната, хорошо освещенная, но почему-то без окон, возникало ощущение, что она находится под землей. В комнате кроме кровати и небольшого комода, с множеством свечей не было больше ничего. Из-за горелых фитилей и отсутствия естественного света была ужасно душно.
Вдруг дверь едва слышно скрипнула и на пороге показалась скрюченная фигура. В комнату шагнула высокий, рослый юноша, в темно-красном плаще с глубоко накинутым капюшоном. Из-за низкого потолка ему приходилось низко сгибать голову, в руках у него был график с водой и стакан, на руки были надеты плотные кожаные перчатки.
- Очнулась? - голос был грубый и точно лающий.
Она ощутимо напряглась, но виду не подала.
- Да - попыталась приподняться на локтях, но боль отдалась волной усталости по всему телу - Спасибо за то, что помогли. Меня зовут Алекса. А вас? - она во второй раз попробовала подняться на локтях, и ей показалось кое-что странным.
- Меня зовут Эрик - он откинул капюшон.
Девушке пришлось приложить огромные усилия, чтобы не закричать, но от его взгляда не ускользнуло, что она поспешно отпустила глаза, чтобы его не смущать, но перед глазами упорно стояла картина увиденного.
Темные, густые волосы покрывали голову и часть лица, не считая области вокруг глаз, носа и рта.
- Спасибо, Эрик - она вцепилась пальцами в край кровати - Огромное спасибо за спасенную жизнь.
- Что ты делаешь? - спросил юноша, внимательно наблюдая за движениями девушки, ставя графин с водой на тумбочку.
- Пытаюсь сесть. Столько я у тебя? – странная ломата в костях ее настораживала.
- Почти три дня. Ты быстро пришла в себя – он немигающее смотрела на нее.
Она наконец-то уперлась руками в края и попробовала хотя бы сесть, и спустя некоторое время кряхтения и сопения ей все-таки удалось принять вертикальное положение, но ее пугало не это, а абсолютное ощущение пустоты внизу тела.
- Почему я не чувствую ног? – она так внимательно смотрела своими глазами на Эрика, что ему стало даже неудобно.
- Знаешь ли – он поспешно опустил глаза в пол, взволновано теребя пальцы - У тебя ножевые раны очень глубокие. К тому же ножи были заговоренные и … как-то так - он развел руками, не зная, что еще можно тут сказать.
Алекса не стесняясь Эрика откинула в сторону одеяло. Ноги были тут, они никуда не делись, но девушка чувствовала ниже пояса только пустоту, и поэтому ей удивительно было видеть свои такие привычные ноги.
Ей вспомнился мальчик в лагере Черных Наемников. Во время одной из тренировок он неудачно упал с высокого дерева, сломал позвоночник и больше не смог ходить. Она помнила, какое отчаяние было в его глазах, когда ему сказали об этом. Быть слабым в лагере Честера, это уже заявка на растерзание, а быть немощным, это верная смерть. Но ему повезло. Один из офицеров Честера решил что он пригодится, и ему изготовили специальную коляску, с помощью которой он передвигался.
Она помнила, как над ним издевались жестокие ребята, а он ничего не мог сделать.
Ей не верилось, что она больше не сможет ходить, бегать, прыгать. Сейчас она стала бесполезной, не способной помочь Арнольду, защитить Киру, отомстить Честеру. Сейчас она не сможет помочь даже самой себе.
Тишина в комнате затягивалась, и Эрик ощутимо чувствовал себя не в своей тарелке. Устало переступив с ноги на ноги он, он украдкой посмотрел на нее, но ее взгляд совершенно ничего не отражал. Пустой взгляд человека, который пришел к логическому завершению свое полного упадка.
- Тебе что-нибудь надо? – наконец-то произнес Эрик, его тихий голос в кромешной тишине комнаты прозвучал точно удары набата.
- Я хочу побыть одна – медленно, точно боясь расплакаться протянула она.
Он только утвердительно кивнул и поспешно покинул комнату.
***
Тишина болезненно давила на уши. Алексе казалось, что она даже слышит как бежит кровь по ее телу. Как сердце гонит быструю, тягучую кровь по всем венам, как она струится по всему ее телу, пробегая даже по ногам, ногам, которые она больше не чувствовала.
Такой безысходности у нее не было. Она всегда знала чего хочет, знала, что делать дальше, чтобы оставаться собой. Сейчас этого ничего не было. Абсолютная апатия, абсолютное безразличие что будет с ней дальше.
Странно, но жалости у нее к себе не было, не было злости на происходящее. Была только грусть, бесконечная грусть точно серое облако висело перед ней, ей даже казалось что воздух которым она дышит, отдает грустью. С некой ноткой плесени. Или это просто пахла так комната.
Ноги на вид были все такими же, такие же длинные, загорелые, с выступающими коленками и такими давно известными шрамами. Ей казалось, что она сейчас захочет и пошевелит пальцем, захочет и согнет ногу в колене, но команды мозга шли, а ответа не было.
Только когда Эрик принес ей ужин, она поняла, что часа два тупо смотрит на свои ноги, не в состоянии оторвать от них взгляда. Поспешно накрыв их одеялом, она подняла на юношу глаза.
В руках он держал графин с квасом и тарелку с горячим.
- Я хочу на улицу – есть совсем не хотелось – Ты мне поможешь?
Эти слова дались ей очень тяжело. Она редко кого-либо просила о чем-то, если это вообще когда-нибудь было. Это было так непривычно, но больнее было осозновать, что скорее всего так пройдет вся ее оставшаяся жизнь.
Эрик подошел к ней, нерешительно переступая, он легко ее поднял на руки, такой она была легкой. Алекса не мигая смотрела ему в грудь. Он него пахло банным мылом и розмарином. Запах банного мыла напомнил ей об Алике.
Странно, но за все это время мыслей о нем не было совершенно. Мыслей о Кире и остальных ребятах тоже. Было сожаление, что она не сможет им помочь и все. Но желания убить Честера появилось в ней с новой силой. Горячее, разъедающее изнутри, ей казалось, оно в действительности прожигает ее грудь.
Они прошли узкий, темный коридор, вышли в широкую, светлую кухню, миновали ее в несколько широких шагов Эрика, открыли глухую, тяжелую дверь и оказались на улице.
Свежий воздух ударил ее прямо в лицо, да так хлестко, что выбил слезы, он подхватил ее волосы и отбросил ей на глаза, она начала поспешно откидывать их назад, чтобы хорошо разглядеть все вокруг.
Она осмотрелась. Домик Эрика, который представлял собой некое подобие землянки, с выступом для кухни наверху, стоял прямо на склоне высокой горы, с прекрасно открывающимся видом на бушующий океан.
Почти черная вода бушевала, разбиваясь со свистящим шумом о скалы, и разбрызгивая соленые капли, пенилась точно мыльная вода. Закат приобрел ярко-оранжевый оттенок, что наводило мысль на перезрелый мандарин. Воздух был таким свежим, что невозможно было им надышаться. Теплые, без надоевшей уже летней жары, последние дни августа еще приятно грели.
Алекса попросила Эрика спустить ее на землю. Он послушно опустил девушку на траву, так осторожно, точно она была хрустальная. Он принес из дома плед и подушки, соорудив для нее некое подобие стула, аккуратно помогая ей усесться поудобнее.
Глубоко вдыхая свежий воздух, перебирая пальцами траву, она подумала, что такого успокоения у нее не было давно. И тут точно назло неожиданно вспомнился Честер и все то, что он сделал ей.
Вспомнился лагерь. И первое отчетливое осознание того, что нужно бежать.
Идея о попытке бегства из лагеря пришла неожиданно. Она всегда знала, что это не могло продолжаться вечно, но разговоров о побеги среди ребят не было. До одного определенного дня.
Честер приезжал в лагерь редко. Три раза в год. И каждый раз шли показательные бои, так называемые гладиаторские гонки между Черными Наемниками. Их отряд, который считался лучшим, всегда одерживал победу в общекомандном зачете. А вот быть победителем в индивидуальной гонке люди не торопились.
Победитель в конце сражался с самим Честером. Сражение шло на настоящем оружие и по идеи напасть на Честера вполне было возможно, но стоящие рядом охранники с арбалетами наготове говорили о многом. Поэтому, в конечном счете, заявляя себя быть победителем, ты автоматически соглашался стать игрушкой для битья для самого Честера. Мало почести, хотя некоторые люди стремились попасть туда.
Алекса которая терпеть не могла такие дни, поддавалась. Поддавалась специально, но очень театрально. Но Честер все равно выбирал ее. Всегда. И в конечном итоге ей предстояло сражаться с ним. Он ставил ее к себе в спарринг специально. Честер прекрасно знал, что Алекса находится здесь помимо своей воли и особого желания ему служить у нее нет. Этим самым он пытался сломать ее, подмять под себя, навязать то, что она ничего не сможет с этим сделать. Он думал, она сломается, но Алекса все равно оставалась собой.
Ей в тот год только минуло 17 и они с Аликом уже состояли в продолжительных отношениях. Этот год так же запомнился тем, что Честера не было в лагере с ревизией уже целый год по причине нахождения в заморской экспедиции. Говорили, что он вербует себе соратников из соседних государств.
Целый день в ожидание Честера она не находила себе места, хотя не делилась своими переживаниями по этому поводу вслух, но Алик все равно видел ее заломанные руки и бегающие туда-сюда глаза, но благополучно молчал по этому поводу.
Честер приехал в окружении множество народу. Веселый и радостно улыбающимся Наемникам, все радостно его приветствовали, только одна Алекса осталась в стороне от всего этого, выйдя из барака только перед самыми гладиаторскими боями.
В этот год она не поддавалась, знала, что он снова выберет ее сам.
Алекса выиграла. Уставшая, с мокрым и раскрасневшимся от пота лицом, она стояла прямо, одной рукой держась за раненный бок и внимательно смотря перед собой. На Честера. Прямо в глаза. Ее рапира была в чужой крови, как сапоги и даже одежда, но она не обращала на все это внимание, внимательно смотря на него.
- Ты выросла – голос у него был заинтересован – Превратилась в настоящую красавицу. Хотя ты всегда была красивой. Дьявольски красивой и опасной. Я смотрю, ты осталась такой же.
Он спустился вниз с трибуны к ней, обходя ее вокруг, внимательно смотря ей в глаза.
Алекса даже не подняла рапиры, она отчетливо видела нацеленные арбалеты. Единственная причина, почему она была еще жива в этом лагере, был Честер. Наставники множество раз говорили ему, что она своевольна и не будет подчиняться приказам, что они учат ее на свою погибель, что лучше ее убить, чтобы она не принесла беды, но Честеру было интересно. Она нравилась ему. Нравилась ее холодная отстраненность от всего, ее жестокость и даже то, что она не в восторге от него самого.
Он бил ее. Бил жестоко, с наслаждением. А Алекса молчала. Она всегда молчала. Молчала даже когда только приехала в этот лагерь маленькой девочкой.
Она не видела этого, но знала, что Алика крепко держит Орландо и Билл, чтобы он не кинулся сюда, к ней. Иногда у нее промелькивает мысль рассказать ему все свои мысли о пребывание тут, но она помнит, что ему пророчат место главнокомандующего всей армии Честера и это заставляет ее молчать. Они были вместе, но эта мысль точно несломленная стена недоверия между ними.
Особо сильный удар под дых и она падает на колени в грязь, ртом пытаясь ловить воздух. Рапира в сжатой руке ее единственный ориентир. Ориентир держать себя в руках. Терпеть, чтобы остаться в живых.
Она чувствует дыхание Честера рядом. Он присаживается на корточки возле нее, внимательно смотря на нее, а потом резко хватает ее за подбородок и заставляет ее поднять лицо, чтобы лучше ее видеть.
- Знаешь, какое мое любимое хобби? Укрощение диких лошадей. Ты как дикая лошадь. Такая же неуправляемая – и он вдруг резко провел языком ей по лицу.
Алекса шарахнулась от него. На такое близкое расстояние она подпускала к себе только Алика.
И ее последующие действия были как в тумане. Злость, дикая, неуправляемая, с нотками омерзения и ужаса захлестнула ее, и прежде чем подумать о последствиях она выкинула сжатую руку вперед, ударом в нос, откидывая от себя Честера.
Тишина вокруг стала такой гулкой, что она отчетливо слышала звук срываемой стрелы с арбалета, которая попала ей точно в спину. Последнее, что она помнила, это бледное лицо Алика, которому удалось откинуть от себя Орландо и броситься к ней. На задворках сознания была одна мысль. Собаку, кинувшуюся на хозяина, пристреливают. А это значит, что ей конец.
Честер приказал ее доставить в лазарет, а потом бросить в карцер на месяц.
Ее спасли, но она знала, что это временная мера. Она - не жилец. Или это мысль дойдет до Честера самостоятельно или ее внушат наставники. И у нее есть только один шанс – это бежать. И бежать как можно скорее.
Выйти из карцера ей удалось только спустя положенный месяц. Но мысль о побеге не ушла из головы, она наоборот, обрела уверенность. Раньше она боялась этой мысли, сейчас знала, что у нее нет пути назад.
При их первой же встрече после карцера Алик сам озвучил идею о побеге, и она поняла, что зря все это время в нем сомневалась. От этой мысли было радостно и совестливо одновременно. Она помнила то неожиданное ощущение защищенности и важности, что не появлялось у нее очень давно.
Бежать было решено в посередине лета. В этот период как раз проходила Кровавая ночь, ночь, когда наставники уводили новых Черных Наемников на первое в их жизни убийство.
Странным образом об их побеге узнали Лиси, Орландо и Билл, который вызвались им помочь. Сейчас, когда прошло пять лет с того времени, она не помнила отчетливо о намерениях самих ребят. Она не помнила, хотели ли они тоже сбежать или говори просто о помощи им. В тот момент ее беспокоила только своя жизнь и жизнь Алика.
Сейчас, осознавая все это, она понимала, что Алик уже тогда предполагал, что ему не удастся сбежать или даже не удастся выжить после всего этого побега. Но он все равно шел на это с огромной уверенностью в правильности своего выбора, выбрав жизнь для нее вместо себя. Это внушало невольный трепет.
Алекса устало прикрыла глаза, стягивая ленту с волос и поглубже вдыхая свежего прибрежного воздуха.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Железные люди: Вера
AdventureВыкованные из стали, из железа. Несломленные, сильные, выносливые, жестокие. Рожденные вершить историю, рожденные для сражений, для великих подвигов.