One Year To New Life

Ты понимаешь, с кем ты связалась?

  По небу навязчиво плыли корабли-облака с крутыми, позолоченными бортами, что возвышались над узником цепей небесного свода в час заката. Солнце пряталось за горизонт, озаряя облака золотом по бокам, создавая впечатление огненного урагана. Караван из птиц рассекал крыльями небесные лайнеры, что-то невнятно чирикая переговариваясь с товарищами. Деревья неподвижно стояли, как солдаты – чинно в ряд. Можно вообразить себе, что солнце, это дающий отбой командир, а все его поклонители безусловно принимали состояние покоя и погружались в прекрасно волшебные сказки Царствия Морфея. Если бы люди сами решали всё за всех, каждый управлял бы своим миром на всех бы не хватило места – вернее для желаний места не хватило. Тот человек бы погиб в руках собственной Судьбы, укоряя себя как последнюю сволочь. Образ той злосчастной Судьбы стучался каждый раз. В длинном, чёрном плаще с ободранными полами. На голове шляпа с большими полями. А ведь раньше вместо этих полей была простая панама сельского жителя, а вместо плаща – рубаха в полосочку. Из простодушного пастуха, Судьба превратилась в монстра, что пожирает души провинившихся. Обычно, в таком образе её называют Тоской, а занятие её – совестью.
  Максим был жестоко обижен на Тоску, но был ею подавлен. В один день, который снова был под чёрно-белым фильтром в глазах Макса, дверь в его квартиру отворилась и на пороге появилась мать. Парень отхлебнул из чашки зелёного чая и вопросительно взглянул на нарушившую его незабвенный покой маму. Она озабочно подошла к сыну, закрывая дверь и скидывая ботинки. Её волосы насядали на глаза, которые были прикрыты не маленькими очками с красной оправой.
  Она положила руку на плечо своего любимого мальчика и наклонившись одарила его холодную и слегка колючую щёку материнским, тёплым поцелуем, от чего по телу понеслись мурашки. Он давно не ощущал поцелуев, тем более таких искренних и тёплых. Парень неистово порозовел, выпрямился и чмокнул мать в ответ. Ни прошло и пару минут, как его гримаса опять переползала в состояние умирающего лебедя. Женщина решила принимать серьёзные меры пресечения.
   — Максим, ты тут один загнёшься, — начала Наталья, — давай ты к нам с папой переедешь на время?
  Это предложение озарило душу Тарасенко, но не придало ему новых сил. Разве можно что-то покинуть спустя два года? Но делать нечего, пришлось согласиться, с условием на личное пространство. 
  Подавленному человеку нужно одиночество, это его друг на время. На долгое ли? Никто не знает насколько задерживается в гостях Одиночество, но оно появляется после Тоски. Оно в чёрном цилиндре, с тростью в руке, совсем молодой парень, прямиком из Франции восемнадцатого века. Фрак из лучших тканей чётко сидел на госте как пришитый. В красных глазах горела пустота. У них у всех были красные глаза. И ничего в них не было. Они были стеклянные.
Собрав свои пожитки первой необходимости они отправились с Тигрой в охапку на квартиру родителей, покидая до жути, уже по-настоящему родной район, по которому катались стритрейсеры Петербурга, самые отчаянные, городские гонщики. По тротуарам шли девушки, звонко смеялись в своих компаниях и делились какими-то новостями в их кругу. Можно было просто взойти на балкончик второго этажа в закат, погрузить себя в уединение с любимым чаем, книгой и шедевральным закатом с видом на Исаакиевский собор. Его золотой купол разносил по всей округе блеск. Карие глаза нашего Максима в час покоя солнца превращались из шоколадного в янтарный. По радужке проходил ручеёк из переплётов пигментов. Связывались руки, хотелось просто замереть и смотреть на эту красоту вечность. Большие облака не покидали небо, не пытались заслонить солнце, а лишь ускоряли и украшали процесс.   Солнце уходило, а красота нет. 
  Синий небосвод разливался золотыми, оранжевыми и розовыми красками, не теряя надежды сбить народ с толку. Загорелся небесный костёр. Облака вспыхнули как зажённая спичка. Их несло быстрое течение ветра, но люди успевали фотографировать эту красоту, не теряя ни минуты зря. Солнышко терялось в мягкой перине горизонта, прощаясь со своими детьми. 
  Ребятишки радостно махали ручонками на золотой шар, а взрослые мирно провожали прошедший день. Не это ли нужно для полного счастья? На самом деле, последние семь месяцев Мапсу было совсем не до закатов и мечтаний. Всё затмевали его главные проблемы – инвалидность и Оливия...
***
  В квартире Старенко засиделся покой и умиротворение. Оливия сидела на кухне с чашкой, поглощая ароматный чай с ромашкой и лимоном. По венам расстекались тёплые конвульсии в запястьях и висках, это действовала ромашка с успокаивающим эффектом. Лимон каждый раз подплывал по течению к нижней губе черноволосой, стучался, но затворы его не подпускали. После своебразного чаепития, умиротворённая Лив посмотрела на портреты родителей. Проронив несколько серебрянных слезинок на пол, она поцеловала родителей в носы через миры и пообещала никогда их не забывать. Образ любящей матери с чёрными как смоль волосами проявился в разуме девушки. Она держала в руках книгу по психологии – она была психологом. Анна понимала своих детей как никто другой. В переходный возраст она слушала свою любимую, старшую дочь, когда она плакала ей в плечо из-за того, что кто-то смеялся над ней из-за появившегося акне на носике.
  Подбадривала её тем, что когда начнётся у них, у тебя уже не будет.
Сидела по вечерам с семьёй, читала книги с волшебными сюжетами своим мягким, как перина, голосом.
  Фёдор очень любил свою жену и детей. С Оливией он болтал на различные философские темы, тяга к прекрасному у Лив была на генном уровне. С маленьким ещё Остапом они что-то мастерили, играли. Отец рассказывал истории о своей работе – об архитектуре. Он рисовал своим детям домики с замысловатыми куполами, окошками разной формы, рассказывал о истории архитектуры и привил у детей любовь к искусству и понятию "Хранение памяти".
  Мы немного поговорили о родителях, что ушли из этого мира семнадцатого января две тысячи девятнадцатого года, разбившись в автокатастрофе. Оливии было восемнадцать лет, она уже более-менее понимала положение, плакала несколько дней напролёт, а тётя Алина примчалась в миг к племянникам, так как была женой родного брата Фёдора.  
  Тринадцатилетний Остап и десятилетняя Ольга молча сидели, анализируя произошедшее. Такое пережить очень трудно. В их семье был траур. Закончим эти грустные воспоминания и вернёмся к истории.
  Успокоившись, Ливия пошла прямиком в ванную, чтобы смыть с себя горячие слёзы. По возвращению в прихожую черноволосая встретилась с Денисом, что поглядывал на сестру исподлобья.
   — Ты чего? — всё ещё с заложенным носом пробурчала Винья.
  Блондин вмиг переменился в лице, создавая впечатление умственно отсталого, на самом деле это изображалось негодование. И Оливия это прекрасно знала и испуганно заглянула в "кипящие" глаза брата.
   — Ты хоть понимаешь, что ты творишь? — его непонятная тревога сменилась неистово странным гневом.
   — Ты про что? — её заложенность в носу неожиданно пропала.
  Их перепалка переросла в конкурс наводящих вопросов. Что – опрометчивость Лив. Понимала ли она что-то? Нет, и вы тоже теряетесь в догадках.
   — Оливия, ты связалась, прости, господи, с извращенцом! — громко проговорил парень, сделав пальцы пучком.
   — Прости, что? — на слове «что» её акцент увеличился, а голос усилился.
  Денис попросил не притворяться дурой и постучал по ближайшему комоду.
   — Ты офигел? — покосилась брюнетка, закусывая собственную щёку.
  Разъяснив ситуацию про то, что совсем недавно это самый Дима воспользовался давней подругой Дениса, Кариной. Он подарил ей своё время, если вы понимаете, о чём я, а затем просто признался в своём плане. Девушка погрузилась в депрессию, а Оливия в думу, но быстро из неё выключилась, найдясь, что ответить.
   — К твоему успокоению: я с ним спать пока не собираюсь. — обнадёжила правдой брата Ливия.
  Поинтересовавшись, что они делали с ним несколько дней назад, вечером, на их квартире, ему поступил ответ о дезинформации:
   — Мы не спали, мы просто посидели, я ему отказала.
   — И не соглашайся. — Денис быстрыми шагами направился к двери своей комнаты, — Никто плакать не будет.
  Его белая макушка скрылась в помещении, а сама девушка взглянула на календарь.
  Перелистнув его на первое июля, Оливия улыбнулась и ушла читать книжки на балконе.