Предрассветные сумерки

Часть 11. Джейкоб Блэк

- Гейла! Ну-ка слезай оттуда, пока не свалилась и не свалила брата! - крикнула Рейна прямо над моим ухом, что я подпрыгнул. Я даже не заметил, как она вошла в гараж. - Но мама, я же всегда смогу его подхватить! - закричала откуда-то дочка. - Гейла, ты все время забываешь, что Рэйф не птица, и даже не кошка, чтобы перевернуться и упасть на четыре лапы, он волк! - сердито выговорила Рейна, снова исчезнув из гаража. - Он не волк, он поросенок! - захихикала Гейла.

- Это почему еще?! - раздался возмущенный голос сына. - Потому что ты грязный! - продолжала дразниться дочка. - Ну и ладно! Зато я тогда первым вечером купаться буду! Бе-бе-бе! - нашелся Рэйф. Я рассмеялся. Логика у сына железная. - Джейк, теперь твоя очередь! Мне нужно докрасить машину, вечером приедет хозяин, - опять появилась веселая мордашка Рейн в двери гаража. Я бросил гаечный ключ на коврик, где были разложены инструменты, вытер тряпкой руки и вышел на солнце, схватил Рейн, прижал к себе и поцеловал. - Забрать их побегать в лесу, чтобы не крутились под ногами? - спросил я ее. Она обвила мою шею своими тонкими руками, привстав на цыпочки, и прошептала: - Ты чудо! Люблю тебя! Я неохотно выпустил ее из рук. Она была все такой же задорной девчонкой, тонкой, с мраморно-белой прохладной кожей, светящейся на солнце алмазной пылью, рыжая-рыжая, как шкура лисицы по весне, как пламя костра. И она все так же восхитительно пахла чем-то, может быть отдаленно напоминающим сандаловое дерево, и может быть еще немного лотоса... И глаза ее были по-прежнему ярко-фиолетовыми и насмешливыми. И она все так же была для меня центром вселенной, и держала мое сердце в руках, и меня тянуло к ней ежесекундно все так же непреодолимо, и у меня не было никакого желания сопротивляться этому. Но теперь у меня появилось еще два маленьких центра вселенной, к которым меня тянуло с такой же силой, и с такой же легкостью, как и за Рейн, я готов был расстаться с жизнью ради них. Вот они, висят на дереве и строят рожицы. Маленькая рыжая белокожая девочка, мамина копия, такая же тоненькая прохладная, как крылышки мотылька, только глаза папины, темно-темно карие, и взгляд такой же, хитрый и из-под бровей, и улыбка такая же яркая и широкая. Маленький темноволосый лохматый смуглый мальчишка, крепкий и заводной, копия папы, только глаза мамины - ярко-фиолетовые, огромные, с длинными ресницами, открытые и счастливые. А улыбка все равно папина, и нос так же морщит, как я. Я всю жизнь мечтал прожить так, чтобы не тлеть и дымить, а гореть синим пламенем, полыхать с треском и жаром. И лишь только Рейна смогла раздуть этот костер. И каждую секунду она подкладывала дров в огонь то мимолетной улыбкой, то многообещающим взглядом, то нежным прикосновением, то ласковым словом. И я горел, и за те пять лет, что мы были вместе, я ни разу не мог отвести от нее глаз. Когда мы поженились, что-то новое вошло в наши отношения. Неизменно осталось одно - мы все так же не могли дышать друг без друга. Мы теряли друг друга из поля зрения и сердце сразу начинало ныть от желания поскорее вернуться и увидеть - вот она, никуда не ушла, никуда не делась... Я много думал о том, что когда настолько безумно, настолько беззаветно и всепоглощающе любишь, судьба всегда ударит по самому больному месту и обязательно отберет самое дорогое, что у тебя есть. Те три месяца, что мы провели в разлуке, дали мне понять, насколько я был прав в своих страхах. Но, видимо, мой маленький Ангел сделал столько хорошего в этом мире, что бог подарил ей свободу и счастье любить и быть любимой настолько сильно, насколько мы умеем, и через нее это счастье было даровано и мне. Первое время после того, как мы воссоединились, я очень боялся опять потерять ее. Но шли дни, и ничего страшного не происходило. Шли месяцы, и все по-прежнему было напитано любовью и радостью. А когда Рейн сказала мне, что ждет ребенка, да не одного, а целых двух, я просто ополоумел от радости и одновременно от страха, что скоро обязательно настанет расплата за такое безграничное счастье. Но дни все шли, а мои страхи не оправдывались, и я, наконец, стал учиться относиться к этому спокойнее. В конце ноября, как и положено обычным женщинам, в положенный срок Рейна при неоценимой помощи Карлайла родила на свет двух малышей, первого - мальчика, вторую - девочку. Карлайл делал Рейн кесарево, он сказал, что операция прошла легко, и если уж сравнивать с тем, как рожала Белла, наверное, так оно и есть, но все это время я был рядом и держал ее за руку, и единственным моим желанием было, чтобы это поскорее для нее закончилось и она перестала мучиться. Я ужасно боялся, что в какой-то момент что-то пойдет не так и начнется такая же кровавая мясорубка с треском ломаемых костей и рвущейся плоти, как и у Беллы, и что такое с Рейной я не переживу. Я только тихо молился, чтобы этого не случилось. Но когда Карлайл дал мне в руки обоих малышей и они посмотрели на меня довольно осмысленными глазами, я расплакался. Последний раз я был замечен за этим занятием, когда погибла моя мама. С тех пор я дал себе слово, что ничто и никогда не заставит меня больше плакать, потому что ничего в этом мире не будет страшнее, чем потерять мать. Но в этот раз слезы выступили у меня от счастья и облегчения. Правда, Карлайл сказал, что детей у нас больше быть не может, но то, что бог вообще дал нам эту возможность, да еще и двоих малышей, уже было огромным счастьем. После операции Рейн оправилась быстро. Мы не очень долго думали, как назвать наших детей. Сына мы назвали Рэйфом, что означало «мудрый волк», а девочку, которая была для меня просто совершенным счастьем, мы назвали Гейла, что означало «радость отца». Первые месяцы прошли в заботах о малышах, мы часто сидели ночами, обнявшись, качая колыбельки, и думали, какими они вырастут? Какая судьба их ждет? Что, если они, как обычные дети, будут расти, потом станут молодыми, потом взрослыми, потом пожилыми, потом стариками, а мы будем все такими же? Как нам тогда жить, если в какой-то момент мы останемся навсегда моложе собственных детей? Как будет, когда они будут выглядеть как наши родители, а мы останемся, как их дети? Как нам пережить тот момент, когда они состарятся и покинут нас так, как на самом деле должны мы покинуть их? Это тревожило нас и давало много пищи для размышлений. Рейна даже плакала иногда, а я гладил ее по волосам и успокаивал, хотя самому становилось страшно. Но однажды Карлайл, приехав на очередной осмотр малышей, взял у них анализы и вечером позвонил удивить нас. Если у людей двадцать три пары хромосом, у вампиров двадцать пять, у нас, оборотней-волков, двадцать семь, а у Рейны вообще двадцать девять, то у детей-близнецов они тоже разные - у дочери двадцать восемь, у сына двадцать шесть. В чем подвох и что это дает, не мог ответить никто. И если Элис и Джасперу в свое время удалось найти таких же дампиров, как Ренесми, и ее судьба теперь более-менее определена, то ни о Рейне, ни тем более о детях, рожденных от такой пары, как мы, ничего никто вообще никогда не слышал. Оставалось только уповать на то, что увеличенное число их хромосом дано им не просто так. Во всяком случае, дети не требовали крови и питались обычной пищей, и никаких особенностей за ними мы не замечали. Развивались они не с такой бешеной скоростью, как Ренесми, скорее, как обычные дети, только может быть более развиты для своего возраста. Карлайл постоянно следил за их развитием, но пока ничего особенного выявить не удалось.