Я боюсь

Рart 5

Задумывались ли вы когда-нибудь о будущем настолько, что начинали невольно бояться его? Это самая темная и таинственная дверь на нашем пути, что манит и отталкивает одновременно, заставляя нас сомневаться практически во всем, что мы делаем. Смотрим на замочную скважину в предвкушении, а после, почувствовав холодок неуверенности и страха по спине, опускаете руку с ключом, что давно бы открыл проход в будущее. Какой цвет вы бы дали свету, исходящему от этой двери? Черный или белый? Розовый, красный, желтый? А приятен ли вам цвет, даже если вы боитесь настолько, что становится трудно дышать? Если да, то, возможно, вы на правильном пути к своему настоящему будущему, которое вы бы хотели видеть и иметь. А что, если от двери не исходит никакого света?

У двери будущего Сокджина не было его с того самого момента, как он перестал петь. Будто все светлое, чистое и нежное накрыла густая тьма, ужасно серая, липкая и неприятно холодная, что стала пробираться за границы двери, окутывая Сокджина и поглощая его целиком и без остатка. Захлебываясь в ней, он не давал и капельки надежды на свое спасение и, что самое печальное, не захотел выбраться из неё сам, полностью утратив чувства счастья и разбив хрусталь своих желаний на мелкие осколки...

Существуя в темноте людских желаний, отравляющих сознание и тело, Сокджин было утратил способность видеть и чувствовать себя, пока крепкая, покрытая золотом рука другого человека не схватилась за его, такую бледную, дрожащую, не способную удержать что-либо. Пропустив свет в ужасающую тьму, от которой стынет кровь в жилах, человек заставил Сокджина широко раскрыть глаза и смотреть на появляющиеся проблески солнечных лучей и парня, что своим ярким светом и широкой белозубой улыбкой с блестящими, как жаркое летнее солнце, глазами помогал ему выбраться из вакуума, который Сокджин сам себе и создал. Осознание реальности медленно приходило к парню, который только что увидел свою дверь, что даже самая глубокая тьма не смогла скрыть за своим мраком.

Голубой. Ярко-голубой свет пробивался сквозь щели, так и просясь открыть её, воткнув искрящийся золотом ключ, на что Сокджин, как казалось не решится всю жизнь.

Сейчас он медленно ступает шаг за шагом, постепенно достигая заветной двери, ведомый этим же человеком с ямочками на щеках, что без задних мыслей держит его за руку и невольно становится самой неожиданной, но надежной защитой и поддержкой, разделяя его боль и страсть, его желания и страхи...

Сокджин не думал, что вскоре он действительно станет перед дверью, сжимая ключ от своего искрящегося голубым будущего так сильно, что следы резцов оставались на коже, будто прожигая ладонь...

Согласившись начать карьеру певца, Сокджин не мог поверить, что сможет, наконец, осуществить свою мечту. Страх проигрыша битвы за свою свободу все еще посещал его мысли, оседая неприятным осадком на душе и сжимая его горло так, что изо рта вырывались только ужасные хрипы, из-за чего Намджун печально вздыхал и отправлял Сокджина отдыхать. Парень все время чувствовал себя очень виноватым, поэтому, оставаясь один на один, он пытался унять свои тревожные мысли и чувства, полностью отдавшись практике, разве что птица оставалась его невидимым слушателем, наслаждаясь голосом своего будущего хозяина.

Испытания, которые Сокджину пришлось преодолеть, чтобы не потерять ту ниточку, ведущую его к долгожданной страсти всей его жизни, вселили в него уверенность в себе, раскрывая парня: его личность, желания, талант, чувства — все это распускалось, как прекрасный весенний цветок. Редкий, необычайной красоты, что ты боишься сорвать.

Вновь поверить в себя было самым настоящим вызовом самому себе, так как, находясь в постоянном смятении и страхе ошибиться и разочаровать, Сокджин разучился чувству достижения, гордости, уверенности в своих силах, что исчезли в ненавистной тишине вместе с золотым голосом.

Каждый раз, стоя перед Намджуном, парень старался побороть болезненный страх, что неожиданно накрывал его темным полотном, оставляя капельки пота на висках, пустыню в теле и дрожь от пробирающего до костей холода. Слезы злости на самого себя не раз появлялись на его искаженном душевной болью лице, заставляя ненавидеть себя еще больше за проявленную на виду слабость, а также работать до сплошной хрипоты в голосе и красных глаз. Желание стать тем, в ком он не разочаруется, стало настолько сильным, что Сокджин медленно карабкался вверх, раздирая руки и ноги в кровь и обливаясь потом, но синяя птица так и манила, размахивая золотыми крыльями и оставляя несколько из своих перьев на пути Сокджина к мечте. А еще меньше всего он хотел разочаровать Намджуна, что дал ему второй шанс обрести настоящего себя: смелого, уверенного, стремящегося к лучшему...

День, когда Сокджин смог спеть без всяких тревог и поедающих его голову мыслей, стал праздником для них обоих. Чарующий голос ни разу не дрогнул от страха или неуверенности, а расслабленное, умиротворенное, а еще очень красивое лицо Сокджина, проживающего эту песню, стало завершением прекрасной картины, что наблюдал Намджун, сидя за фортепиано и проигрывая мелодию, настолько запомнившуюся, что взгляд и не опускался на нотный стан и клавиши.

Закончив петь, Сокджин сделал глубокий вдох, блестящими глазами уставившись на своего молодого учителя. Намджун же, все еще потрясенный тяжелой работой Сокджина над собой, его проникновенным, сильным и в то же время нежным и ангельским голосом, а еще его необычайной красотой, тонкими и правильными чертами лица, не смог ничего сказать. Восхищенно глядя на Сокджина, он начал аплодировать и, медленно встав, направился к начавшему нервничать парню с широкой и гордой за ученика улыбкой.

Неожиданные объятия, заставили Сокджина замереть, уставившись на постеры, прикрепленные к стене. Вопросительный вздох вырвался из его груди, а руки медленно и неуверенно обняли в ответ.

— У тебя получилось, — произнес Намджун полушепотом, разрушив стоящую в студии тишину.

Слова учителя заставили Сокджина широко раскрыть глаза. Он просто не мог поверить в произошедшее. Парень не знал, что сказать; чувства переполняли его, вырываясь из его тела судорожными вздохами и подрагивающими пальцами, что сжимали клетчатую рубашку Намджуна все крепче и сильнее. Глаза заблестели от подступающих слез счастья и облегчения, что он почувствовал всем телом и душой. Шмыгнув носом, Сокджин закусил губу, чтобы не заплакать, и просто прижался к Намджуну, шепча искреннее и полное безграничной нежностью «спасибо». Потому что именно он заставил его «прийти в себя» и найти ту самую нить, что он чуть, было, не потерял в сером, построенном обществом вакууме осуждений, обвинений, неодобрений, насмешек.

Второй из тяжелейших путей пройден, отчего на лице Сокджина расцветает счастливая улыбка, которую Намджун увидел впервые и сохранил глубоко внутри себя, надеясь увидеть её снова, так как только такой Сокджин — улыбающийся, радостный, с искорками в глазах — должен жить и исполнять свои мечты, которые, наконец, дождались своего обладателя.

— Теперь, думаю, ты готов к тому, чтобы выступить перед комиссией, — говорит Намджун, неловко отстраняясь от Сокджина.

— Ч-что? — запинаясь, переспросил парень с легким румянцем на щеках.

Глаза в страхе хаотично бегали по предметам студии, стараясь уцепиться за что-либо. Сокджин, поджав губы, стоял, не двигаясь и пытаясь осознать, что путь к его мечте стал настолько близок. Однако чувства волнения от предстоящего выступления порождало в нем прошлый страх, отчего он направил свой взволнованный взгляд на Намджуна. Мужчина заметил немые терзания Сокджина и, уговорив того, присесть, начал разговор.

— Сокджин, — произнес он тихо, — что тебя сейчас тревожит?

Сокджин, закусив нижнюю губу, неохотно посмотрел на Намджуна, пытаясь собраться с духом, чтобы сознаться в своей, как ему казалось, позорной трусости.

— Я... я боюсь, — выдохнул он судорожно и закрыл лицо руками, чтобы скрыть покрасневшие щеки, хотя пылающие огнем уши выдавали его стеснительность.

Помявшись немного, Намджун подсел к парню и, положив руки тому на плечи, спросил?

— Чего ты боишься?

— Провалиться, — кратко ответил Сокджин, тяжело вздохнув и убрав руки со своего лица с виноватой улыбкой и грустными, полными волнения глазами.

— Сокджин, посмотри на меня, — попросил Намджун, пытаясь поймать взгляд темных глаз Сокджина. — Я хочу сказать, что все мы не без падений. Сколько тревожных мыслей посещали наши головы и даже сейчас. Однако если ты сделаешь тысячи ошибок, тысячи падений, то это тоже опыт. Удача. Успех. Если ты не сделаешь ничего, то свое бездействие считай провалом. Если у тебя не получится, я не осужу тебя. Я не буду смеяться над тобой. Мы просто продолжим заниматься дальше и попробуем еще раз. До тех пор, пока у тебя не получится или пока ты сам не перестанешь хотеть этого и уйдешь, — грустный вздох. — Помни, что я, как твой учитель, как... твой друг, всегда поддержу тебя и буду рядом с тобой, пока ты не будешь готов.

Ресницы Сокджина затрепетали, пытаясь смахнуть непрошеные слезы. Поддержка Намджуна для него отозвалась приятной болью в сердце и теплотой в душе. Спокойствие и умиротворенность, возникшие после его слов, окутали Сокджина, заставляя его расслабиться и опустить напряженные плечи, что чувствовали обжигающие его кожу ладони Намджуна сквозь одежду, что электрическими разрядами проходились от плеч-очагов к его быстро бьющемуся сердцу.

Искрящиеся уверенностью глаза Намджуна заставили Сокджина неотрывно смотреть на этот космос и находить то, что помогло ему, благодарно улыбнуться и воодушевленно закивать, соглашаясь с его словами.

Намджун не смог скрыть улыбки, что так и норовила появиться у него на лице, поняв, что Сокджин не поддался своему страху, от которого он пытается избавить его на протяжении полугода.

— У нас с тобой будет еще неделя на подготовку.

— Хорошо...

Неделя прошла совершенно незаметно, а заветный день был все ближе и ближе. Волнение Сокджина росло в геометрической прогрессии с каждой прошедшей минутой, а за несколько минут до выхода на уже знакомую ему сцену парня охватила ужасная паника, которую, как ему казалось, он больше не будет чувствовать. Услышав свое имя, он на дрожащих ногах поднялся на сцену, сталкиваясь взглядами с комиссией, что незаинтересованно проводили его, о чем-то переговариваясь.

Чувствовать на себе равнодушные взгляды для Сокджина было пыткой; он уже хотел сдаться, думая, что опять подводит человека, недавно ставшего ему одним из самых важных в его жизни, пока не наткнулся на знакомый взгляд темно-карих глаз, в которых можно было увидеть глубокий космос, где звезды олицетворяют надежды на будущее, а угасающие кометы — исполненные желания.

Улыбка на лице Намджуна и немо произнесенные им слова уверили Сокджина, что у него все получится, и он покажет все, на что он сейчас способен. Он собирался насладиться тем, что он делал, чем он жил и дышал. Страсть всей его жизни и огромное желание творить искрилось в его глазах, делая их будто на несколько тонов светлее. Полились первые ноты знакомой песни, с которой начался его путь здесь, которая пробуждает в нем вулкан эмоций как в первый раз при её исполнении. Глубоко вдохнув, Сокджин поднёс микрофон к искусанным, оттого покрасневшим, губам и начал петь.

Легкий и хрупкий, как хрусталь, голос заставил покрыться мурашками всех присутствующих в зале. Тихие, но в то же время сильные и уверенные ноты полились из его уст, которые обыгрывались им и переставали быть простыми и серыми. Слова выходили мягко и нежно, а еще так чувственно. От души. От всего самого сердца. Все будто погрузились в душу Сокджина, прочувствовав все его эмоции, его жизнь, его боль, его счастье, его радости, его печали. Простая, как казалось, песня превратилась в руках Сокджина в музыкальный шедевр, проникновенный и искренний.

Присутствующие слушали и не отрывали взгляда от певца, который был создан для сцены, освещаемый не только прожекторами, а также невидимой синей птицей, летающей вокруг и тоже поющей. Золотая пыльца осыпается на волосы и плечи Сокджина, что сверкает желтым светом, украшая парня, отчего он становился сказочным и будто нереальным...

Песня закончилась совершенно неожиданно для экспертов, что заслушались настолько сильно, не имея даже мысли о том, что она когда-либо закончилась бы...

Птица приземлилась на плечо Сокджина, уставившись глазами-бусинками на своего ожившего хозяина...