Я боюсь

Part 7

Казалось ли вам, что после страшной ошибки, которую вы совершили, вы никогда не сможете больше подняться с колен, самого себя зарывая в сырую и отвратительно холодную землю? Вы чувствуете стыд и страх и, пытаясь все забыть, вы начинаете думать об этом все больше и больше, а последствия проблемы, кажется, становятся настолько огромными, что вы даже не видите настоящего, скрывшись в густой тени совершенной ошибки. Осознание собственной неудачи, неожиданной никчемности, постоянной боязни о том, что об этом узнают еще больше людей. Потерянные ожидания, укоризненные взгляды знакомых и друзей. Слова о вашей собственной бездарности, слабости, трусости, что крутятся в голове голосами тысячей людей, что вы когда-либо встречали.

Вы думаете и не понимаете, что сами губите свою уверенность, пытаясь превратиться в едва заметную тень от самого себя, заперев свои таланты, свой горящий в предвкушении взгляд, уверенный и сильный голос. Даете ужасу от бесчисленных ошибок подчинить ваш разум, волю, желания и страсть, отчего все мечты заковывают в тяжелые металлические цепи, обреченно сверкающие на сером свету.

Однако никто не думает, что любой металл можно расплавить...

Сокджин тоже не находил ни одного пути, что мог привести его к чему-то хорошему. В его голове появлялись только самые мрачные мысли, не дающие ему спокойного сна, отчего парень просыпался в холодном поту, хрипло вдыхая и выдыхая такой необходимый ему воздух холодной ночи, выглядывающей из приоткрытого окна. Дрожащие пальцы стирали соленые капельки слез, что неприятно скатывались по горящим щекам. А растерянный и напуганный взгляд метался по всем едва видимым предметам больничной палаты.

Каждую ночь приходил страшный сон, пугающий до отчаянного желания проснуться. Однако после этого не становилось легче, потому что даже вне сновидений ждала серая и мучающая тело и душу реальность, которая обрушилась в тот самый момент на Сокджина, как только он очнулся и не смог произнести ничего, кроме пугающих слух хрипов.

Потеря голоса стала сокрушающим ударом для его хрупкой надежды на страстно желаемое будущее. И он даже не слышал слова врача о том, что после отдыха его перенапряженные связки восстановятся, как и его силы. Сокджин был настолько погружен в себя, закрывшись от других, что даже Намджун первые дни не мог его дозваться, боясь прикоснуться, как ему казалось, к прозрачному и до невольного страха хрупкому парню. Вместо успокаивающих слов и поддержки он слышал упреки голосами директора компании, хореографа, трейни, менеджера. Больнее всего это было слышать от Намджуна. Его опоры, его спутника, проводника, что касанием руки и мягким, но в то же время уверенным взглядом лидера призывал идти за ним и ничего не бояться. Однако в воображении Сокджина на место теплоты и нежности явились пронизывающий, леденящий холод и каменное безразличие. Твердый бархатный голос превратился в тысячи игл, пронизывающих тело и ранимую душу.

Сокджин слишком сильно погряз в своих эмоциях, чувствах неудачи, отчего все серое стало еще темнее на несколько тонов, создавая необъяснимую агрессию, что своим невидимым присутствием пугала его еще больше. Казалось, что она была даже в обычной бабочке, залетевшей в палату, докторе средних лет, менеджере, постоянно мельтешившем рядом с кроватью, Намджуне — во всем. Опять непроглядная тьма и беспрерывный страх, ставший вновь единственным спутником отчаявшемуся Сокджину, что не видел обеспокоенных взглядов Намджуна, сидящего рядом и нервно помешивающего чайной ложкой лекарство в полупрозрачном стакане.

Намджун видел вновь потухшие глаза своего ученика, которые он видел лишь в первую встречу, что заставляла его счастливо улыбаться, но в то же время ежиться от отчаянного взгляда Сокджина, прижимающего к себе проездной билет. Мужчина боялся вновь увидеть темное и пугающее небо в Сокджине, закрытое нависшими над ним густыми и опасными тучами. Ни малейшего проблеска света они не пропускали, из-за чего Намджун не мог коснуться бледной руки парня, чтобы разбудить от злого и черного морока, в который окунулся Сокджин. А еще Намджун сомневался, в его ли силах вернуть все, и смятение его превращалось в глубокую тревогу, которую Ким полностью скрывал в себе, чтобы его беспокойство не было видно Сокджину, который, погруженный в себя, вряд ли заметил бы колебания учителя...


Сокджин пробыл в госпитале не больше трех дней, и под присмотром менеджера направился в квартиру, которая для Сокджина была приобретена компанией. Небольшая, уютная и удобная для человека, собиравшегося жить одному. Вернувшись домой, парень запер дверь прямо перед носом вздрогнувшего от громкого хлопка двери менеджера. Мужчина, порывшись в кармане, достал свой телефон с разбитым экраном и принялся судорожно набирать номер директора, чтобы сообщить о состоянии подопечного. Когда из динамика послышался уставший, но не потерявший своей твердой серьезности голос, менеджер, сглотнув, проговорил:

— Здравствуйте, директор. Да, мы добрались, но... Нет, он меня не впустил и закрыл дверь сразу же, — мужчина посмотрел на темно-коричневый металл. — Он выглядит хорошо. Да, я скажу, что его дебют отложили на две недели позже. Но...

Он резко замолчал, пытаясь подобрать слова, отчего изо рта вырывались жалкие мычания и постоянные заикания вкупе с непрерывно шмыгающим носом. Поломанный телефонной связью голос, видимо, сказал мужчине поторопиться, отчего он, сразу же, спохватившись, извинился и попытался сказать то, что крутилось у него на языке:

— Понимаете, Сокджин, он, с того самого момента, как он оказался в больнице, — мужчина замолчал, окунувшись в воспоминания и вновь видя несчастное лицо своего подопечного, который тусклыми глазами смотрел на него, — Сокджин не проронил и слова. Он молчал все эти дни, директор. Я боюсь, это связано не только с его связками.

— Ты хочешь сказать, что...

— Да, — перебил его менеджер, — он сам не хочет говорить...


Намджун очень встревожен. Его единственный ученик не выходил на связь уже достаточно долгое время, а новая дата дебюта неумолимо приближалась. Компания почему-то ничего не предпринимала, не говоря ничего Намджуну, что каждый день в восемь часов утра ждал, когда дверь студии откроется, и он встретится с большими, сияющими природной скромностью глазами Сокджина, что неловко постучит в светлую дверь и мило улыбнется. Затем следовало тихое «Привет», произнесенное нежным и прозрачным голосом парня, что каждый раз заставлял сердце Намджуна замирать на миг, а после растворяться в неожиданно приятном тепле, что распространялось по телу вместе с пробегающей дрожью, отдающей мелкими разрядами на кончиках пальцев. Намджун боялся цепляться за мысли о том, что Сокджин здесь больше никогда не появится, подвергшись вновь накатившим на него сомнениям и липким страхам, что ворвались в его сознание с потерей, казалось, непробиваемой защиты, которая олицетворяла желание и голос Сокджина.

Сидевший в своей студии Намджун вздрогнул от звука открывшейся двери. В глазах его промелькнула надежда, что сейчас он услышит робкий голос и светлые любопытные глаза Сокджина, но, повернувшись к двери на кресле, он разочарованно вздохнул, видя перед собой директора и уставшего менеджера, семенящего за ним. Грусть в глазах и напряженная поза не укрылись от директора, который присел на рядом стоящий диван, помассировав уставшие веки.

— Намджун, — произнес он, убрав руки с покрасневших глаз, — я так понимаю, он не приходит уже всю эту неделю.

Намджун вяло кивает головой, уставившись на свои холодные руки. Не приходил, не отвечал на звонки. Будто его и не было. Мираж, покоривший его, вдохновивший. Иллюзия, которая была настолько реальной, что отдавалась теплом в его руках, лежащих на широких плечах Сокджина, шелком волос, пахнущих шампунем, нежностью кожи на тонких запястьях, блеском на вид мягких пухлых губ, звенящим в серой тишине голосом, который хотелось слушать еще и еще.

Из мрачных мыслей Намджуна вывела тяжелая рука, сжимающая крепко его плечо и просящий голос директора, смотрящего на него, как на последнюю надежду.

— Намджун, — начал он, — ты провел с ним намного больше времени, чем с кем-либо. И он доверяет тебе как никому другому, потому что вся компания наблюдала, как вы постепенно становились ближе друг к другу, как он научился доверять тебе. Ты стал для него очень важным человеком, и, — директор выдохнул, — я думаю, только ты сейчас можешь ему помочь. Пойми, мы не должны упустить его никоим образом, даже не только потому, что он принесет компании большие деньги.

Намджун смотрел на говорящего мужчину, неловко отводящего глаза, с нескрываемым раздражением. Он понял, что директор чувствовал вину на себе за то, что позволил жадности и чувству превосходства завладеть собой, не заботясь о чувствах Сокджина, который был как хрупкий цветок: надави сильнее, и стебель, не выдержав, сломается, а нежные лепестки опадут на грязный асфальт. Однако он не подумал, что не все сломанные вещи можно починить самому. А цветок без корня завянет намного быстрее...

— Сокджин похож на тебя, — после долгого молчания говорит мужчина, взглянув на Намджуна. — Ты был таким же: зажатым, неуверенным, пугливым до чертиков, однако с огромным горящим сердцем, полным желания творить. И я помог тебе, как делаешь это ты, за что я очень тобой горжусь. И ты являешься одним единственным, кто способен повлиять на него.

Директор замолчал и поднялся с дивана, направившись в сторону выхода. Менеджер, находившийся все время в помещении и грызущий ногти от волнения, быстрыми шагами последовал за мужчиной, неловко попрощавшись с застывшим Намджуном, что не проронил ни слова, уставившись глазами в пол. Тысячи мыслей проносились в его голове, создавая раздражающий жужжащий шум в ушах, и ни за одну из них Ким не мог уцепиться, чтобы прийти хотя бы к какому-нибудь соглашению. Любое решение давалось с великим трудом и страхом потерять всего Сокджина и услышать от него слова сдавшегося человека, сломанного, казалось, обычной временной потерей. Но Намджун знал и понимал, как близко Сокджин воспринимает любое неосторожно брошенное слово, действие к сердцу, что отражалось на его лице измученной натянутой улыбкой и блестящими от накатывающихся слез глазами. Видеть человека, ступившего на такой хрупкий лед, казалось невыносимой задачей, а спасти от неминуемой пропасти — еще сложнее, что и придется делать Намджуну.

Он чувствовал неожиданную ответственность за Сокджина, что с первых дней казалась приятной тяжестью на плечах, однако сейчас это приносило жгучую боль, напоминая о его полном провале, как казалось Намджуну. Но не только это чувство заставило его покинуть здание компании сразу же, спеша по направлению к маленькой квартире Сокджина, которую он не раз посещал по приглашению её хозяина, что с покрасневшими от смущения ушами и полными надежды глазами предлагал ему «остаться на несколько часов поесть рамен». Намджун улыбнулся воспоминаниям, прозрачной сепией возникшей перед его глазами и ведущей прямо к темно-коричневой двери с заветным двузначным числом, которое являлось ключом к воспоминаниям совместных с Сокджином посиделок при вечернем свете. Немного остывший кофе и мягкие подушки на холодном полу...

Нажав на звонок, звуки которого были слышны за дверью, Намджун отошел в ожидании подкрадывающихся шагов Кима, однако за раздражающей слух мелодией следовала глубокая и оглушающая тишина, а еще нарастающая тревога, которая постепенно накрывала Намджуна с головой, отчего тот, не выдержав, стал стучать в дверь кулаками, призывая Сокджина отозваться.

— Сокджин? Это Намджун! Пожалуйста, открой! Я очень сильно хочу с тобой поговорить, — громко произнес он, смотря прямо в глазок.

За дверью раздался судорожный вдох, который уловил своим чутким слухом Намджун и, немного успокоившись, продолжил:

— Сокджин, я слышу, что ты там. Открой, пожалуйста. Я пришел ради того, чтобы просто поговорить, а еще я беспокоюсь, — произнес он тише, спрятав темные глаза под кепкой, потому что пусть даже через дверь, но говорить о своих чувствах ему всегда было немного неловко.

Природная скромность Намджуна осталась с ним независимо от его положения, статуса и отношения к себе, которые он воспитывал с самого начала своего пути музыканта, чтобы не потеряться в злой славе и соблазняющем богатстве.

Намджун надеялся и ждал, когда Сокджин все-таки решится открыть эту злосчастную, разделяющую их дверь, чтобы, наконец, увидеть своего ученика, ставшего не просто одним из, а по-своему особенным и дорогим, которого всегда хотелось бы видеть рядом у своего плеча и держать за руку, делясь теплом и капелькой заботы, что потерялась в огромном океане нежности к Сокджину.

Звук щелчка от входной двери заставляет Намджуна вздрогнуть...