Луна Лавгуд и коллекция мозгошмыгов

Мозгошмыг третий. Вера в себя

Новый день начался для Рона удивительно хорошо, хотя и сильно поздно, после полудня. Во-первых, в доме стояла тишина, никто не причитал, никто не ругался. Казалось, вся дружная семья Уизли попала под мощное коллективное «Силенцио». Во-вторых, он вспомнил, что сегодня у Гермионы запланирована какая-то очень важная поездка в библиотеку Министерства Магии, куда Кингсли выписал ей пропуск, а значит, они не увидятся. На этой мысли Рон запнулся. Сложно было даже самому себе объяснить, почему он рад не видеться со своей девушкой. Перекатившись на другой край кровати, парень вздохнул и закинул руки за голову. Приходилось признать откровенно, что он не слишком удачно выбрал себе девушку. С одной стороны, Гермиона нравилась ему, сколько он себя помнил: раздражала, но восхищала. Ещё с ней было спокойно: он точно знал, что она не станет засматриваться на других парней, не будет закатывать ему истерики, если он решит в выходной поиграть в квиддич, а не сходить с ней в кафе; простит его, если он что-нибудь натворит. У Гермионы было множество достоинств, с этим сложно было спорить. Но была и другая сторона: решительная, умная девушка никогда не позволяла ему чувствовать себя лидером, мужчиной. Она знала, как справиться с любой проблемой, а если не знала — могла прочитать. Она говорила, в каких ресторанах они будут ужинать, где гулять, как проводить вечера. В ответ на его предложения и инициативы она окидывала его взглядом той самой девочки-отличницы и одним предложением, начинавшимся со слова «Рональд», показывала всю несостоятельность его идей. «Просто признай, дружище, — сообщил сам себе Рон, — она превращает тебя в подкаблучника». А потом вспомнил, как она давала ему списывать, как правила его эссе, подсказывала на экзаменах, лечила в походе за крестражами, и сделал вывод: он уже превратился в подкаблучника. До тех пор, пока они с Гермионой будут вместе, он будет покорно играть вторые роли. И если в дружбе с Гарри он достаточно спокойно переносил свою роль «друга героя», то в отношениях хотел быть главным. Однако едва он убедил себя, что необходимо расстаться с Гермионой, как голову поднял червячок страха и сомнения. Как он справится без неё? Без её советов и поддержки? Конечно, у Гермионы много недостатков, но она самый надёжный человек, которого он знает. «Нужно поговорить с ней, — подумал парень, — в конце концов, у неё сейчас очень трудный период, ей нужна моя поддержка. Я поговорю с ней, и все проблемы разрешатся». Решив так, Рон поднялся с кровати, привел себя в порядок и спустился на кухню. Выяснилось, что его утренние предположения были лишь частично верными. Никто не накладывал массового «Силенцио» — просто никого не было дома. На столе лежала записка от мамы, из которой следовало, что они решили навестить Билла и Флер, и, если он хочет, может присоединиться к ним. Рон не хотел. Заклинанием он налил себе чашку чая и уселся на деревянный табурет за столом. Ему нужно было подготовиться к разговору с Гермионой. — Гермиона, я давно хотел тебе сказать, — начал он негромко, но в сознании тут же прозвучало её любимое: «Рон, перестань мямлить, пожалуйста!». — Гермиона, послушай, есть важный разговор, — да, так звучало лучше, — Ты знаешь, я очень уважаю твои знания, нет, лучше так, я очень уважаю твой ум и силу воли. Но в последнее время... В конце концов, необязательно говорить с ней так открыто и откровенно. Рон вздохнул. Он понимал, что может до бесконечности выдумывать речь, но стоит ему увидеть строгий взгляд девушки, её спокойное лицо, на котором совсем перестала появляться улыбка, как все аргументы исчезнут. Он просто не сумеет серьёзно поговорить с ней. — Беседуешь сам с собой, Ронни, — раздался голос у него за спиной. Рон обернулся. Джордж не поехал в «Ракушку». Брат выглядел неважно: лицо приобрело землистый цвет, волосы отросли и потускнели, на щеках проступала темно-рыжая редкая щетина. — Я всегда говорил, если ты начинаешь болтать сам с собой... — Джордж замолчал, а потом продолжил, — да, разумеется я прав. Рон сглотнул. В сознании Джорджа его фразу за него закончил Фред. — Так о чем это ты беседуешь сам с собой, малыш Ронни? — раньше это обращение, которое произносилось двумя голосами одновременно, выводило Рона из себя. Сейчас — пугало. — Я просто рассуждал вслух, Джордж. Хочешь чаю? — Мы хотим чаю? — спросил Джордж, по его губам скользнула лёгкая тень улыбки. Судя по всему, ответ был отрицательным, потому что Джордж развернулся и пошел обратно в свою комнату. Рон не решился его остановить, одним глотком допил чай, закинул кружку в раковину и выскочил из дома. «Нора», милый родной дом, стал пристанью горя и безумия. Находиться здесь было невозможно, поэтому парень аппарировал, едва покинул зону действия защитных чар, и через секунду оказался возле «Дырявого котла». Косая аллея сейчас представлялась ему самым надежным и светлым местом в мире. Он прошел процедуру регистрации и вышел на шумную, живую улицу, которая не заставляла его вспоминать о погибших и возвращаться мыслями к страшным дням войны. Старые часы показывали половину третьего. Как-то совершенно естественно он остановился возле магазина мадам Малкин и стал ждать, изредка кивая знакомым. Он не мог сказать, что ждет какого-то события, просто ему вдруг захотелось постоять под вывеской «Мантии на любой вкус». И когда из дверей вышла Лаванда, он просто помахал ей рукой, совершенно ничего не ожидая. Однако ему было приятно, когда она подошла к нему и, широко улыбаясь, стала расспрашивать, как у него дела. Больше возле лавки стоять ему не хотелось, поэтому они пошли по улице, разговаривая как лучшие друзья. Оказалось, что Лаванда сегодня заслужила похвалу от хозяйки ателье, когда сумела обслужить очень вредную старую леди. А ещё она просто мечтает кому-нибудь похвастаться своим новым рецептом пирога с крыжовником. Неожиданно оказалось, что Рон просто обожает пироги, и особенно с крыжовником, поэтому не было ничего удивительного в том, что Лаванда уговорила его прийти к ней сегодня вечером и попробовать пирожки. «Могу ли я идти в гости к девушке, с которой когда-то встречался? — спросил себя Рон, — Не будет ли это плохо по отношению к Гермионе?». Но он быстро убедил себя, что ничего плохого в этом нет. Он не собирается изменять своей девушке, но и отказываться от пирогов с крыжовником было бы глупо. Когда Лаванда аппарировала к себе домой, Рон почувствовал легкую грусть. С ней было просто и приятно общаться. «Наверное, я так разругался с ней, потому что мы встречались, — подумал он, — а друг она просто отличный!». Без Лаванды гулять по Косой аллее было не настолько весело, поэтому Рон достаточно быстро покинул её и вернулся домой, не забыв, правда, зайти в цветочный магазин и купить небольшой букет невянущих роз. В конце концов, невежливо идти в гости без подарка. Время до шести вечера прошло незаметно, Рон привел себя в порядок, принял душ, подстриг ногти, надел новую черную с красной окантовкой мантию и понял, что полностью готов к визиту. Его сильно успокаивала мысль о том, что Гермиона всё равно сегодня останется в библиотеке до ночи, а значит, они никак не смогли бы провести время вместе. Квартира Лаванды в Лондоне, недалеко от Косой аллеи, Рона удивила. Он никогда не был в настолько женских домах. В гостиной и на кухне на всех тумбочках и полках лежали кружевные салфетки, в вазочках стояли цветы. В воздухе витал приятный запах чистоты, цветов и выпечки. Окна были завешены тонкими легкими занавесками, пропускавшими в комнаты золотистый свет закатного солнца. Девушка страшно обрадовалась цветам, сразу же поставила их в воду, попутно рассказывая, как она рада, что Рон её всё-таки навестил. Пока они шли в гостиную, где был накрыт маленький столик, Рон узнал, что квартира Лаванде досталась от бабушки, что она решила попробовать этим летом пожить самостоятельно, что крыжовник ей сегодня продали просто замечательный... Через некоторое время, сидя за столом и поедая вкуснейшую пышную выпечку, Рон отключился от разговора. Откинувшись на спинку стула, он просто наслаждался уютом. Болтовня Лаванды не раздражала, а создавала то самое замечательное ощущение спокойствия и домашнего тепла. Он словно снова был в родном, настоящем доме, не обезображенном войной. В камине горел огонь, братья уехали в школу, Джинни играла на полу в стороне, а Рон сидел в отцовском кресле и слушал ненавязчивую мамину болтовню и наблюдал, как она готовит. Лаванда, казалось, ничуть не обижалась на него за то, что он не участвовал в разговоре. Складывалось ощущение, что она понимает Рона, его желание почувствовать себя тем, о ком думают, о ком заботятся. В детстве он обожал время, когда братья уезжали в Хогвартс. Тогда он на долгое время становился любимым сыном, объектом заботы и внимания. Постепенно пироги были съедены, чай выпит. Заклинаниями Лаванда отправила посуду на кухню и убрала со стола. Пора было уходить. Рон поднялся, девушка проводила его до двери. — Мы так здорово пообщались, — сказала она на прощанье, — если будет время — приходи ещё! Кстати, я собираюсь послезавтра печь малиновый торт. Попробуешь? Неожиданно для себя Рон согласился, и они договорились встретиться также в шесть, послезавтра. Домой Рон вернулся благостным и спокойным. В душе его царил мир. Он был уверен, что любые сложности сумеет преодолеть. Разговор с Гермионой уже не пугал. В конце концов, как можно было не верить в свои силы, когда такая милая и красивая девушка как Лаванда искренне стремится заботиться о нём?