Люди с автоматами

-

— Володя! Володя, мать твою! — кричит Есенин через всю квартиру. Кажется, не хватает совсем немного до возникновения резонанса и треска всех стеклянных предметов в доме Маяковского. А точнее уже в их с Серёжей доме.

— Что такое? Война? Кремль переносят? Выборы? — бубнит сонный полицейский, подходя к окну, возле которого и стоял младший. Есенин с его гиперактивностью зачастую был не к стати занятому мужчине, но он никогда не возражал против вмешательств в рабочий процесс. Слишком много он позволял этому мальчишке, слишком многое спускал с рук. Но как можно не поддаться чарам этого, воистину, очаровательного создания, когда он так мило и невинно ковыряет ботинком асфальт, при этом секунду назад закинув снег тебе за шиворот. Про выборы смешно было. — усмехается парень и с восхищением смотрит на небо, переминаясь с ноги на ногу.

— Окно надо было закрыть, простудишься же. — снова ворчит старший, накидывая на плечи блондина плед, лежащий неподалёку.

— Ну ты что, не видишь? — наконец возмущается Есенин, будто полицейский действительно слепой и не замечает чего-то потрясающего, происходящего под носом. Тот устало вздыхает и становится рядом с младшим, смотря в ту же точку в небе.

— Не вижу чего?

— У тебя сколько, минус двадцать? Как ты комиссию проходишь?

— Перестань язвить и скажи нормально, в чём дело. У меня ещё много работы. — Есенин виновато прикусывает губу, понимая, что он действительно перегнул с сарказмом, и аккуратно пристраивается под бок к мужчине, обнимая его поперёк талии.

— Там снег идёт...

— И что? Ты в Москве снега никогда не видел? — приподнимает бровь брюнет, но поглаживает Серёжу по спине, давая понять, что он не обижается.

— Видел... Но не с такого этажа точно. Я как будто какой-то великан.

— Теперь понимаешь, как я ощущаю себя рядом с большинством людей. — усмехается Маяковский и опирается локтем на макушку Серёжи.

— Эй! В этом доме мы не шутим про рост!

— Ладно-ладно, активист ты наш. Ты позвал меня, чтоб посмотреть на снег?

— Ну... Не только. — и вот всё начинается снова. Блондин опускает глазки в пол и мечтательно улыбается, обнимая старшего за руку.
— Может... Может выйдем погулять?

— Сейчас? Почти полночь.

— А мы что, Золушки? Ну пожааалуйста, завтра ведь суббота. Неужели работа тебе дороже меня?

— Ты же знаешь, что это не так. — вздыхает Владимир, понимая, что Есенин точно решил всё без его участия.
— Только недолго. А то простудишься ещё.

Серёжа счастливо взвизгивает и сразу несётся в комнату, по пути сбрасывая с себя плед. Потом, правда, возвращается, чтоб чмокнуть старшего в щеку, и снова скрыться в бесконечной веренице комнат огромной квартиры.

***

— Шапку надень. — в очередной раз ворчит мужчина, еле как поспевая за восхищенным Серёжей, который не мог оторвать взгляда от темного неба и белых снежинок.

— Ты что, мой отец?

— В какой-то степени...

— В смысле? — младший непонимающе хмурится и даже разворачивается, чтоб посмотреть на усмехающееся лицо.

— Ну, с утра ты вполне по доброй воле называл меня папочкой, так что...

— Ты не понимаешь, это другое! — юноша моментально вспыхивает и ускоряет шаг.

— Шапку всё равно надень.

Удивительно, но хватило всего лишь выйти во двор, чтоб увидеть ещё идеальный, ровный снег без каких-либо следов. Видимо, нормальные люди спокойно спали в кроватях, пока Есенин, а значит с ним и Маяковский, шли к сугробам побольше, чтоб младший из них мог сделать снежного ангела.

***

— Володь?

— Ммм?..

— Кажется, я заболел... — стоило ожидать, что одним снежным ангелом всё не закончится. Скорее всего, он положил начало часовой битве в снежки, затем лепке нескольких снеговиков и наконец просто лежанию в сугробах и в объятиях друг друга. Собственно, в такой позе они и находились до сих пор.

— Ты... Что?! — Маяковский мигом отвлекается от разглядывания хлопьев снега, падающих с неба, и кое-как поднимается, увлекая за собой и младшего.
— Вот же блять, ну Серёж. Ну как так? — ворчит мужчина и тащит шмыгающего носом, но вполне довольного Серёжу домой. Лечить его чаем с малиной и тёплыми поцелуями.