...

У Маяковского было плохое предчувствие. Как полковник полиции он должен был полагаться только на факты, но интуиция никогда не подводила его. Она была верной подругой, собака-поводырь в мире тьмы, когда Володя не знал, куда ступать и за что хвататься.

И интуиция кричала ему, что будет пиздец.

𝐏𝐫𝐞𝐦𝐢è𝐫𝐞 é𝐭𝐚𝐩𝐞. 𝐍é𝐠𝐚𝐭𝐢𝐨𝐧

— Есенин, нет! Ты не пойдёшь в центр, сколько раз ещё повторять! — срывается Володя, хлопая раскрытой ладонью по кухонному столу. Тарелки и чашки тихонько звенят, будто не ожидав такой наглости человека, но при этом не смев раздражать его ещё больше. А я тебя не спрашиваю. Ты мне кто, отец?

— Я твой любимый человек, для начала. Побереги мне нервы.

𝐃𝐞𝐮𝐱𝐢è𝐦𝐞 é𝐭𝐚𝐩𝐞. 𝐂𝐨𝐥è𝐫𝐞

— Серёжа... — предупреждающе тянет мужчина, агрессивно раздувая ноздри. Младший опасается, но подходит ближе, нагло и совершенно самодовольно смотря на темноволосого, будто в их первую встречу. В юноше явно снова зажегся огонь бунтарства.
— Я повторю ещё раз. Ты. Не. Пойдёшь. На. Этот. Ебучий. Митинг. — шипит Маяковский, вставая с удобного кресла в своем кабинете.
— Это ж надо додуматься: агитировать людей идти в центральном отделении полиции!

— А что не так? — невинно интересуется парень, будто не кричал пару минут назад либеральные лозунги прямо у поста дежурного.

— С тобой? Похоже всё.

𝐓𝐫𝐨𝐢𝐬𝐢è𝐦𝐞 é𝐭𝐚𝐩𝐞. 𝐍é𝐠𝐨𝐜𝐢𝐚𝐭𝐢𝐨𝐧

— Серёж, может лучше во Францию поедем? Ну на что тебе эта Пушкинская, скажи мне? Вот прямо сейчас сядем в самолёт и улетим в отпуск, правда. — Володя уже устал уговаривать младшего. Оставалось всего сорок восемь часов до назначенного времени, и с каждым шагом секундной стрелки мужчина чувствовал, как в нем что-то ломается и с грохотом падает.

— А Франция, мой дорогой дядя Володя, знаменита именно своими революциями. Никуда я не поеду. Я хочу защитить свою страну.

𝐐𝐮𝐚𝐭𝐫𝐢è𝐦𝐞 é𝐭𝐚𝐩𝐞. 𝐃é𝐩𝐫𝐞𝐬𝐬𝐢𝐨𝐧

— Ну неужели ты не понимаешь, Есенин? Я хочу защитить тебя. Тебя и только тебя. — чуть ли не рыдает старший. Часы уже были похожи не на обычный предмет интерьера, а на бомбу замедленного действия.