Близорукость

Пролог

— Вот они.

Мать толкнула Лену через порог. Вслед так же грубо был отправлен Лев: мальчик четырнадцати лет с непробиваемо серьезным выражением лица, словно он понимал весь сок ситуации. Рослый мужчина широко и гадко осклабился, поправил атласный бежевый галстук, сверкнувший на графитовой рубашке теплым бликом в свете лампы, и наклонился. Цепкие пальцы схватили Льва за щеки, оценивающе поворачивая голову из стороны в сторону. Лена, вмиг распознав неясный угрожающий посыл, прильнула к брату и обняла его руку своими.

— Хорошие, — улыбнулся незнакомец и выпрямился. — Документы у тебя? Свидетельство о заключении брака и об усыновлении?

— Все у меня, Валентин. Ты только не забудь то, что обещал...

Лену и Льва швырнули вглубь коридора, где в конце друг напротив друга находились две двери. Обе были приоткрыты, за обеими прятались окутанные мраком детские с маленькими кроватками, игрушками и комодами. Лев усадил сестру на цветастый ковер, обнял, утирая с щек дорожки слез. Из-за стены доносилась приглушенная ругань, а Лев прятал под ладонями маленькие ушки и шептал: «Ничего страшного, ничего. Все хорошо».

Мать представила Валентина за неделю до этого дня. Сказала, что незнакомый мужчина — ее новая любовь, и они женятся. Лена помнила, как испуганно сжималось сердце уже при этих словах и взгляде Валентина в сторону брата, но последний ее успокаивал. Не мать. Матери не было дела до детских слез и желания получить немного тепла. Ей хотелось только денег, которые она с упоением тратила на хорошую жизнь и статус. Лена почти не помнила материнских наставлений, зато прекрасно помнила, что каждый ее день начинался и заканчивался братом. Страшное дело — подростку четырнадцати лет поднимать восьмилетнюю девчушку, но Лев неизменно выполнял родительский долг со всеми его тяжбами: и постирает, и уберется, и домашнюю работу сделать поможет, и белокурые косы заплетет.

Когда Валентин тяжело завалился в комнату необычайно запыхавшийся, а тишина за его спиной затаила страшную истину, Лену выкинули за порог. С тех пор дверь к брату была заперта особенно черными вечерами. Тогда, когда ребра стискивал тугой спазм, когда надежда начинала угасать, а слезы переставали капать из детских глаз за неимением адресата.

Лена не могла объяснить, что происходит, но в сладковатом до гнилости поведении Валентина она явственно ощущала угрозу. Масляные взгляды часто падали на лицо Льва, а руки забирались на узкую детскую поясницу. Лена протестующе лезла обниматься, прячась на родной груди, потому что знала: в этот же миг внезапно охладевший, будто выгоревшее поле в летнюю пору, взгляд охватывал ее с ног до головы. В какой-то момент на тумбочке Льва появились таблетки, а Валентин объяснил, что тот плохо спит. «Слишком неспокойно», — улыбался он детскому терапевту, который выписал направление к психологу по причине травмы. «У детей пропала мать через неделю после свадьбы, — шептались медсестры в коридоре между собой, пока Лена ждала конца приема. — Бедняги! Как сложно, наверное, остаться с отчимом. Мужчины — они же... такие ветреные...»