Лишь по голосу и телосложению угадывалось, что перед ним «юноша».
Молодой человек в опрятном воинском одеянии выглядел довольно рослым, однако всё ещё походил на «молодой бамбук», не растерял некой юношеской незрелости. В тон наряду, волосы цвета чернил юноша забрал в хвост. На его поясе висела длинная сабля. Юноша медленно поднял голову, и на его лице принц увидел белоснежную маску, а на маске — кривую улыбку.
Чёрная Ци, сформировавшаяся под визг и крики душ, клубами скрылась в бездонном пространстве рукавов незнакомца в белом, вся без остатка, будто целую реку заковали в нефритовый бутылёк. Среди порывов безумного чёрного ветра юноша не пошевелился.
— Кого ты только что позвал? — спросил незнакомец в белом.
Юноша, не поднимаясь с колена, словно подчиняясь или собираясь принести клятву, ответил:
— Я звал вас, Ваше Высочество наследный принц.
Тот ледяным тоном бросил:
— Я не наследный принц.
— Это вы, — возразил юноша. — Я никогда не забуду ваш голос и фигуру.
Тогда в словах незнакомца послышался гнев:
— Я же сказал, это не я.
Но это, разумеется, был Се Лянь. В погребальном облачении и с маской Скорби и радости на лице.
Пока его лицо пряталось за маской, никто не смог бы узнать его, и принц не желал, чтобы его узнали. Однако этот воин в чёрном, бродивший по полю битвы, сразу же назвал его по титулу.
Из широкого рукава Се Ляня броском ядовитой змеи вылетела белая лента, что свернулась у него на запястье. Она могла показаться лёгкой и мягкой, но в момент атаки становилась опасной, преисполняясь тёмной Ци. Казалось, юноша в чёрном вот-вот окажется связан, однако он вскинул руку и крепко схватил ленту.
Привязанная одним концом к запястью Се Ляня, а другим к запястью юноши, лента натянулась. Она, возможно, и хотела бы высвободиться, но юноша этот крепко-крепко держал её, как змею сжимают ровно в том месте, где бьётся сердце. А от руки его непрерывно исходили струйки холодной Ци.
Вне всяких сомнений, он — душа погибшего воина.
К тому же, обладающая невероятной силой!
Даже через белую ленту ощутив силу, недооценить которую чревато, Се Лянь спросил:
