Кратосархат

Глава 7. Ничто не украсит твою шею лучше, чем петля

Дуб оказывается для меня абсолютным разочарованием. Не оправдывает ожиданий от слова совсем. Ноль из десяти. Если вы захотите повеситься, никаких дубов. Не то чтобы я вешался впервые в жизни, но каждая попытка умереть уникальна независимо от того, разные ты применяешь методы или один и тот же. Например, вздергиваться в комнате постоя я также не рекомендую. По крайней мере, делать этого не стоит без предварительной проверки прочности потолочной балки. Я вот не проверил, и что вы думаете? Она не выдержала моего веса. Кто ж знал, что постройка настолько хрупкая? Так и выходит, что хочешь помереть от удушения или сломанной шеи, а умираешь от обвалившегося потолка. Три из десяти, так как, во-первых: уйти хотелось быстро и тихо, а вышло громко и медленно, идиотски трепыхаясь под грудой деревяшек и захлебываясь собственной кровью. Во-вторых: я надеялся повисеть в петле, очнуться и лечь спать, а вместо этого пришлось выслушивать вопли хозяйки постоя несколько часов кряду и раскошеливаться, чтобы возместить ущерб. В-третьих: занозы из лица я выковыривал еще неделю!

Зато прыжок с моста с петлей на шее восемь из десяти. Я подарил себе сорок минут непроницаемой тишины и покоя. Вот только когда очнулся, пришлось карабкаться вверх, а дело это непростое, особенно когда испачканы портки. Как говорится: любишь на мосту вешаться, люби и по веревке в испачканном исподнем вверх подниматься.

Дуб оказывается наихудшей моей затеей. Я-то предполагал, что умирать буду медленно, а потому так же медленно и восстановлюсь. Но моя регенерация решает сыграть со мной злую шутку. Посчитала, видимо, что разочарований на сегодняшний вечер для меня маловато и следует во что бы то ни стало добить меня морально, испортив еще и ночь! Повиснув на петле, я задыхаюсь часа полтора. Кашляю, пускаю слюни, захлебываюсь соплями, конвульсирую, но дойти до логического конца мне так и не удается. Смерть показывает мне большой и толстый кукиш. Так что запасные штаны на случай испражнения кишечника, которое часто происходит при повешении, брал я зря. Зато Пшёнка веселится на славу, целый час прыгая на мои комично трепыхающиеся ноги. Животное времяпрепровождением остается довольно. Я — нет!

Потратив на эту глупость непростительно много времени, я перерезаю верёвку и растягиваюсь на стылой земле прямо посреди Синего леса. Думаю замерзнуть насмерть, но ночь как назло выдается слишком теплой. Можно было бы понадеяться на диких зверей, не знай я, что они меня остерегаются. На эгриотов, судя по всему, тоже рассчитывать сегодня не приходится. Потому лежу с петлей на шее и куском льда, вспоровшим правое плечо (весьма удачно прилег). Заливаю все вокруг черной кровью. Смотрю в небеса. Вспоминаю, как когда еще был агафэсом, после покоса так же лежал знойными ночами посреди поля, а отец, принеся мне ломоть свежего, еще теплого хлеба, пару вареных яиц и крынку молока, усаживался рядом и рассказывал мне про созвездия. Тогда это особого интереса у меня не вызывало, но теперь я жутко скучаю по тем временам.