Соглашение

30

Дженни

Я не помню, о чем мы говорили, пока ехали к дому Чимина. Но точно о чем-то говорили. И я точно смотрела в окно машины и видела пейзажи, проносящиеся мимо. И я точно дышала как нормальный человек. Просто я всего этого не помню.
Едва мы врываемся в его спальню, я бросаюсь ему на шею и целую его. К черту маленькие шажки. Я слишком сильно хочу его, чтобы медлить. Я еще не успеваю просунуть язык ему в рот, а руки уже расстегивают пряжку на его ремне.
Его хриплый смех щекочет мои губы, а затем он кладет свои сильные руки на мои и останавливает их.
– Ким, я ценю твой энтузиазм, но все же я вынужден попросить тебя не спешить.
– Но я не хочу медленно, – возражаю я.
– Ну, ты крепкий орешек.
– Крепкий орешек? А ты что, моя бабушка?
– Она называет тебя крепким орешком?
– Нет, – признаю я. – Вообще-то бабуля ругается, как матрос. На прошлое Рождество она за ужином выдала такое, что папа едва не подавился индейкой.
– Кажется, твоя бабуля мне по душе, – смеется Чимин.
– Она очень милая.
– Гм, похоже на то. – Он склоняет голову набок. – Может, хватит обсуждать твою бабушку, а, убийца настроения?
– Это ты первый его убил, – замечаю я.
– Нет, я просто слегка изменил темп. – Его глаза горят страстью. – А теперь ложись в постель, чтобы я мог заставить тебя кончить.
О боже.
Я запрыгиваю на кровать, и моя поспешность вызывает у него улыбку, но мне на это плевать. Сегодня я совсем не нервничаю, потому что все мое тело дрожит от желания. Где-то в глубине сознания бьется мысль, что, возможно, еще раз у меня ничего не получится, во всяком случае, с Чимином, но мне безумно хочется поскорее это выяснить.
Он устраивается рядом со мной, запускает руку мне в волосы и целует меня. Ни один парень еще не был так резок со мной. Юнги обращался со мной бережно, как с хрустальной вазой, а Чимин не боится, что я разобьюсь. Для него я… просто я. И мне нравится, как он возбуждается от меня, как он перекладывает мою голову, если ему неудобно меня целовать, и как прикусывает губу, если я дразню его, пряча свой язык.
Я сажусь, чтоб он мог снять с меня свитер, затем он с типичной для него ловкостью расстегивает мой бюстгальтер. Едва он снимает с себя рубашку, я приникаю губами к его груди. Вчера я не дотрагивалась до него, и сейчас мне хочется узнать, каков он на ощупь и на вкус. Чувствуя губами тепло его тела, я принимаюсь языком теребить его сосок, и с его уст вырывается хриплый стон, а в следующее мгновение я уже лежу на спине, а Чимин страстно целует меня.
Он обхватывает ладонью мою грудь, зажимает в пальцах сосок. Мои глаза закрываются, и в этот момент мне плевать, смотрит он на меня или нет. Меня волнует только одно: как он заставляет меня чувствовать.
– У тебя кожа, как шелк, – тихо говорит он.
– Ты цитируешь открытки из «Холлмарка»? – усмехаюсь я.
– Нет, просто констатирую факт, – отвечает Чимин, лаская меня. – Ты мягкая и гладкая, ты совершенство. – Он поднимает голову и смотрит на меня. – Я, наверное, сильно царапаю тебя щетиной?
Да, царапает, но это царапанье так эротично, что вызывает у меня дикий восторг.
– Если ты перестанешь прикасаться ко мне, я ударю тебя.
– Не надо, ты сломаешь себе руку. А мне нравятся твои руки. – С лукавой улыбкой он берет мою правую руку и кладет ее себе между ног.
Я поддаюсь искушению и глажу его твердый член. Он вдруг напрягается и поспешно отталкивает мою руку.
– Черт, плохая идея. Я еще не хочу кончать.
Я хмыкаю.
– Ой, какой ты, оказывается, быстрый!
– Молчи, женщина, я могу держаться всю ночь.
– Ну да, ну да, конечно, можешь…
Он затыкает меня поцелуем, таким жарким, что я начинаю задыхаться. Затем, бросив на меня проказливый взгляд, он наклоняется и целует мой сосок.
Меня пронзает острое наслаждение. Чимин водит языком по соску, и я улетаю. Мои груди всегда были очень чувствительны, и сейчас в них словно сосредоточились все нервные окончания. Когда Чимин втягивает сосок в рот, перед глазами вспыхивает фейерверк. Чимин перебирается к другому соску, и все повторяется снова.
Он продолжает целовать меня, перемещаясь вниз.
Несмотря на сильное возбуждение, я ощущаю некоторую тревогу. Я поневоле вспоминаю, как Юнги делал то же самое. Или как он подолгу трудился у меня между ног, когда половой акт на меня не действовал.
Только я понимаю, что сейчас не время думать о моем бывшем, поэтому я прогоняю все мысли о Юнги.
Чимин уже у пупка, я кожей чувствую его теплое дыхание. Он дрожащими пальцами расстегивает мне джинсы. Мне приятно сознавать, что он нервничает или, если не нервничает, то возбужден в той же степени, что и я. Он все время строит из себя хладнокровного и самоуверенного, и сейчас, вот здесь, похоже, пытается удержать остатки самоконтроля.
– Все в порядке? – шепчет парень, снимая с меня джинсы и трусики.
Его дыхание учащается, и я немного смущаюсь, когда его голодный взгляд останавливается у меня между ног.
– Да, – выдыхаю я.
Когда он проводит языком по моей промежности, по мне будто пропускают электрической ток. Я издаю громкий стон, и он резко поднимает голову.
– Тэмин дома, – предупреждает он меня, при этом его глаза весело блестят. – Так что предлагаю использовать внутренний голос.
Мне приходится кусать губы, чтобы громко не стонать, потому что то, что Чимин делает со мной… о боже мой. Как. Же. Сладко. Он водит языком вокруг клитора, потом по самому клитору, и от дикого желания я буквально схожу с ума.
Неожиданно я вспоминаю, как Лиса рассказывала, как ей приходилось «натаскивать» Джуна на такую же ласку, потому что тот обычно «прокатывался» по ее клитору, как стремительный катер. Чимина ни на что натаскивать не надо. Он делает все так, чтобы мое наслаждение нарастало постепенно, он делает все медленно, чтобы в конечном итоге довести меня до безумия и заставить умолять.
– Пожалуйста, – умоляю я, когда его движения замедляются, – еще.
Парень поднимает голову, и я понимаю, что никогда в жизни не видела ничего более эротичного, чем его мокрые губы и горящие глаза.
– Думаешь, ты так кончишь?
Я удивляюсь самой себе, когда киваю. Хотя едва ли я лгу. Я уже на таком пределе, что еще немного – и я взорвусь.
Чимин одобрительно хмыкает, опускает голову и обхватывает губами мой клитор. Он сильно втягивает его в себя и одновременно засовывает в меня палец, и я срываюсь со стапелей, как космическая ракета.
Оргазм в тысячу раз сильнее, чем тот, до которого я довела себя собственными руками, вероятно, потому, что мое тело знает: до него меня довел Чимин. Именно Чимин заставил меня растаять, а потом прогнал через меня эту громадную волну сладчайшего, пульсирующего наслаждения.
Ослабнув, невероятные ощущения оставляют после себя тепло успокоения и странную горечь. То, что происходит дальше, я видела только в кино и сейчас оказываюсь в полнейшем замешательстве.
Я начинаю плакать.
Чимин тут же перемещается выше и заглядывает мне в лицо.
– Что случилось? – ошеломленно спрашивает он. – О, черт. Я сделал тебе больно?
Я мотаю головой и смаргиваю с ресниц слезы.
– Я… я плачу… потому что… – Я набираю в грудь побольше воздуха. – Потому что я счастлива.
Его лицо разглаживается, и у него такой вид, будто он вот-вот расхохочется. Однако парень всего лишь улыбается, когда встречается со мной взглядом.
– Говори, – приказывает он.
– Что говорить? – Я краем простыни вытираю мокрые щеки.
– Говори: «Пак Чимин, ты бог секса. Ты сделал то, что не удавалось ни одному мужчине. Ты…»
Я пихаю его в плечо.
– О господи, какой же ты нахал. Я никогда ни за что такое не скажу.
– Скажешь. – Он ухмыляется. – Когда я закончу с тобой, ты заберешься на крышу и будешь орать эти слова.
– А знаешь, что я думаю?
– Женщины не должны думать, Ким. Именно поэтому у вас мозг меньше. Наукой доказано.
Я опять пихаю его, и он громко хохочет.
– Шучу, шучу. Между прочим, я вообще-то не верю в это. Я боготворю женщину. – Его лицо становится серьезным. – Ладно, рассказывай, что ты думаешь.
– Я думаю, что пора бы мне заткнуть тебя.
– Да? И как же ты собираешься… – Он шумно выдыхает, когда я сжимаю солидную выпуклость у него в штанах.
– Хулиганка.
– А ты много о себе мнящий нахал, так что мы, кажется, квиты.
– Ого, спасибо, что заметила, какой я дерзкий. – Вид у него невинный, однако он отнюдь не невинно тыкает своим членом мне в руку.
Неожиданно у меня пропадает желание шутить. Мне хочется увидеть, как он тоже заходится от наслаждения. Я все время вспоминаю, как он был красив вчера, когда…
От этого воспоминания у меня в паху все напрягается.
Я быстро расстегиваю пряжку ремня, и на этот раз Чимин не мешает мне. Он просто ложится на спину и позволяет мне делать, что я хочу.
Я раздеваю его с таким ощущением, будто разворачиваю ценный подарок, а потом несколько мгновений любуюсь им. У него длинное и гибкое тело, кожа золотистая, а не белесая, как у большинства ребят в универе. Я глажу его по твердому как камень прессу и улыбаюсь, когда от моего прикосновения мышцы непроизвольно сокращаются. Затем я провожу рукой по татуировке на левом предплечье и спрашиваю:
– А почему пламя?
Парень пожимает плечами.
– Я люблю огонь. И думаю, что языки пламени выглядят круто.
Его ответ и удивляет, и в какой-то степени подкупает меня.
– Ого. А я ожидала услышать какую-нибудь чушь со значением. Честное слово, стоит спросить кого-то о его татуировке, как тут же начинается рассказ о том, будто она означает «храбрость» по-тайваньски или еще что-нибудь, хотя мы оба знаем, что это, скорее всего, значит «картошка», или «башмак», или «тупое состояние алкогольного опьянения». Или тебе споют песню о том, как много-много лет назад этот человек достиг самого дна, но выбрался на поверхность и поэтому решил вытатуировать на спине восстающего из пепла феникса. Чимин от души смеется, но сразу же становится серьезным.
– Думаю, сейчас не самое подходящее время рассказывать о моей клановой татуировке. Она означает: вечный оптимист.
– Вот это да! Не шутишь?
– Нет. Я нагло вру. Зато ты впредь не будешь спешить с выводами по поводу чужих татуировок.
– Ну, иногда приятно узнать, что кто-то сделал себе татуировку просто потому, что она понравилась. Я же сделала тебе комплимент, дурашка. – Я наклоняюсь вперед и целую обвивающие его бицепс языки пламени, которые, надо признаться, выглядят действительно круто.
– Ах, вот оно что. Ну, тогда делай комплименты и дальше, – предлагает он. – Только воспользуйся языком, когда будешь их делать.
Я закатываю глаза, но не останавливаюсь. Я вожу языком по черным языкам пламени, затем выкладываю дорожку из поцелуев к груди. Вкус Чимина – это мыло, соль и мужчина, и мне это нравится. Настолько, что я не могу перестать облизывать каждый чертов дюйм его тела.
Я знаю, что ему все это нравится не меньше, чем мне, я понимаю это по его прерывистому дыханию и по напряжению, то и дело прокатывающемуся по его мышцам. Когда мои губы заканчивают свое путешествие на головке его члена, все его тело изгибается.
Я поднимаю голову и вижу пристальный взгляд его глаз.
– Ты не обязана… это делать… если не хочешь, – сдавленно произносит Чимин.
– Ха. Но ведь это хорошо, что я хочу, да?
– Некоторым девчонкам не нравится.
– Некоторые девчонки идиотки.
Мой язык прикасается к тугой плоти, и бедра Чимина подскакивают вверх. Я облизываю его член, наслаждаясь вкусом и изучая строение. Когда я беру его в рот и принимаюсь осторожно сосать, он стонет, будто от страшной пытки.
– Господи, Ким. Как же…
– И как? – спрашиваю я, глядя на него.
– Невероятно, черт побери, – прерывисто говорит он. – Не останавливайся. Я хочу, чтобы ты сосала меня до конца своих дней.
Такое желание полезно для моего эго?
Нет.
Оно прекрасно для моего эго.
Так как его член слишком велик, чтобы полностью взять его в рот, и так как я совсем неопытна в этом деле, я просто обхватываю нижнюю его часть пальцами. Моя рука движется то медленно и дразняще, то быстро и настойчиво. Стоны Чимина становятся все отчаяннее.
– Дженни, – выдыхает он, его бедра напрягаются, и я понимаю, что он вот-вот кончит. Я никогда раньше не глотала сперму, и сейчас у меня не хватает смелости ее попробовать, поэтому я оставляю работать только руку. Издав протяжный стон, он изгибается, и сперма заливает мои пальцы и его живот. Меня завораживает его лицо, я не могу отвести от него взгляд. Губы приоткрыты, глаза потемнели, как будто их затянула грозовая туча.
Несколько секунд спустя его тело расслабляется, и из груди вырывается вздох. Мне приятно видеть его таким, расслабленным, утомленным, задыхающимся.
Я беру салфетки с прикроватной тумбочки и вытираю его, но когда я хочу встать, чтобы выбросить салфетки, Чимин хватает меня, заваливает на себя и целует.
– Господи… это было потрясающе.
– А это значит, что теперь у нас будет секс?
– Ха. Когда пожелаешь. – Он машет у меня перед носом пальцем. – Но только маленькими шажками, не забывай, Ким.
Я изображаю обиженного ребенка.
– Но мы же знаем, что я могу достигать оргазма. Ты сам это видел.
– Вообще-то я почувствовал это языком.
От такого прямолинейного заявления мое сердце на мгновение замирает. Я молчу, потом сокрушенно вздыхаю.
– Может, вот это заставит тебя передумать? – Я сурово смотрю на него и с неохотой принимаюсь цитировать: – Пак Чимин, ты бог секса. Ты сделал то, что не удавалось ни одному мужчине. Ты… дальше идут более яркие образы. – Я изгибаю бровь. – Ну а теперь мы можем заниматься сексом?
– Категорически нет, – бодро отвечает он.
Затем, к моему полному и глубокому разочарованию, парень спрыгивает с кровати и берет свои джинсы.
– Что ты делаешь? – недовольно спрашиваю я.
– Одеваюсь. Через полчаса у меня тренировка.
Словно по сигналу, кто-то стучит в дверь.
– Эй, Чим, нам пора! – кричит Тэмин.
Я хватаю одеяло, чтобы прикрыться, но шаги Тэмина удаляются.
– Если хочешь, можешь побыть здесь до нашего возвращения, – предлагает Чимин, надевая рубашку. – Я вернусь через несколько часов.
Я колеблюсь.
– Давай оставайся, – просит он. – Тэмин приготовит что-нибудь вкусненькое на ужин, а потом я отвезу тебя домой.
Мысль о том, чтобы оказаться в этом доме в одиночестве, кажется мне… странной. Но мысль о том, чтобы поужинать домашней едой, а не тащиться в столовую, очень соблазнительна.
– Ладно, – наконец сдаюсь я. – Останусь. Посмотрю фильм, пока тебя не будет. Или, может, посплю.
– Разрешаю делать и то и другое. Только, – Чимин бросает на меня грозный взгляд, – тебе ни при каких обстоятельствах не разрешается смотреть без меня «Во все тяжкие».
– Хорошо, не буду.
– Обещаешь…
Я закатываю глаза.
– Обещаю.
– Чим! Пошевеливайся!
Чимин быстро наклоняется ко мне и целует в губы.
– Мне надо идти. Увидимся.
Он уходит, а я остаюсь одна в комнате Пак Чимина, что, как я уже сказала, кажется мне совершенно нереальным. Совсем недавно я смутно представляла себе, кто этот парень, а сейчас сижу голая в его кровати. Бывает же такое.
Он не боится, что я буду рыться в его вещах и найду, к примеру, порнуху, и меня это удивляет, но потом я понимаю, что ничего удивительного в этом нет. Чимин вообще очень честный и открытый человек, я редко таких встречала. Если у него и есть порнуха, он не станет ее прятать. Могу поспорить, что она собрана в аккуратную стопочку на столе возле компьютера.
Я слышу голоса и шаги внизу. Входная дверь открывается и захлопывается. Через несколько секунд я встаю и одеваюсь – мне неуютно бродить по чужому дому голышом.
Я отбрасываю мысль поспать, потому что после оргазма чувствую, как это ни странно, прилив энергии. Но еще более нереально другое, то, что я испытала оргазм с парнем.
Мы с Юнги тщетно добивались этого восемь месяцев.
У Чимина это получилось на второй раз.
Означает ли это, что у меня навязчивая идея?
Уж больно философский вопрос, чтобы размышлять над ним в середине дня, поэтому я отодвигаю его в сторону и иду вниз. Когда я прохожу на кухню, на меня нападает вдохновение. Наверное, Чимин и его товарищи будут страшно измотаны, когда вернутся домой. Зачем Тэмину стоять у плиты, готовя на всех, когда это могу сделать я, имея в запасе кучу времени?
Быстрое обследование содержимого холодильника, кладовки и шкафов показывает, что Чимин не шутил: в этом доме действительно готовят. Кухня просто забита всевозможными продуктами. Единственный рецепт, который я могу приготовить по памяти, – это бабушкина лазанья с тремя сортами сыра. Я собираю все необходимые ингредиенты и складываю их на гранитной столешнице. Я уже собираюсь приступить к готовке, но тут меня осеняет.
Я достаю из заднего кармана телефон и набираю номер мамы. Сейчас только четыре, и я надеюсь, что она еще не ушла на работу.
К счастью, она берет трубку после первого гудка.
– Привет, солнышко! Какой приятный сюрприз.
– Привет. Есть минутка?
– Целых пять, – со смехом отвечает она. – Сегодня папа везет меня на работу, так что ему досталась честь счищать снег с машины.
– У вас уже так много снега?! – в ужасе восклицаю я.
– Естественно. Это же гл…
– Честное слово, мам, если ты заговоришь о глобальном потеплении, я повешусь, – предупреждаю я ее, потому что, несмотря на всю мою любовь к родителям, их лекции о глобальном потеплении доводят меня до ручки. – А почему папа везет тебя? Что с твоей машиной?
– Отогнали в сервис. Нужно заменить тормозные колодки.
– А. – Я рассеянно открываю коробку с листами для лазаньи. – В общем, я хотела спросить у тебя про бабушкину лазанью. Рецепт рассчитан на восьмерых, да?
– На десятерых, – поправляет мама.
Хмурясь, я прикидываю, сколько всего смолотил Чимин на прошлой неделе, когда пришел на ужин, потом умножаю это количество на четырех хоккеистов и…
– Черт, – бормочу я. – Все равно мало. Если готовить на десятерых, мне нужно просто удвоить порцию, или тут считается как-то по-другому?
Мама отвечает не сразу.
– А зачем тебе готовить лазанью на двадцать человек?
– Я не готовлю на двадцать. Мне просто надо накормить четырех хоккеистов, каждый из которых, как мне кажется, ест за пятерых.
– Ясно. – Мама замолкает, и я буквально вижу, как она улыбается. – А нет ли среди этих хоккеистов одного… особенного?
– Мам, можешь просто спросить, есть ли среди них мой парень. Тебе не надо ходить вокруг да около.
– Замечательно. Среди них есть твой парень?
– Нет, в том смысле, что мы, типа, встречаемся… – «Типа? Да он только что заставил тебя кончить!» – но мы просто друзья, не больше.
«Друзья, которые кончают друг с другом». Я затыкаю докучливый внутренний голос и быстро меняю тему:
– У тебя есть время, чтобы пробежаться со мной по рецепту?
– Конечно.
Пять минут спустя я нажимаю на «отбой» и принимаюсь готовить ужин для парня, который сегодня доставил мне столько наслаждения.