Солнце встает над селом Дзауга.Битаров Вадим.

Часть 2.Глава 33.

Слева одинокий фонарь рассеивал вокруг робкие крупинки зеленоватого света. Они пошли мимо ограды, вдоль угрюмых бетонных домов, устало глядящих тусклыми, болезненно-желтыми окнами. В этом районе все казалось глухим и безжизненным, как после эпидемии чумы... Тимур вел их все дальше и дальше в глубь молчаливых дворов. Пять длинных несуразных теней быстро скользили в кровавом сиянии последних лучей умирающего дня: Габарай шел впереди, сразу за ним - оживившийся Алан, последним плелся Вадик...
Пацаны остановились около длинного ряда гаражей. С двух сторон тянулась металлическая сетка, и они оказались в тупике.
Как по команде, не говоря ни слова, Тимур и Кокой скинули пиджаки, обнажив свои наглаженные рубашки. Пацаны окружили их безмолвным кольцом...
Последний луч блеснул с запада, где между двумя горами, похожими на изгибы девичьей груди, тонкий ободок солнца пылал ярко и горячо, как свежая рана...
Алан глубоко вздохнул и дернул ворот рубашки, словно от распирающего волнения ему не хватало воздуха. Пуговицы осыпались, и на груди блеснул маленький золотой крестик.
Они, как обычно, начали нарезать круги друг вокруг друга, как принюхивающиеся звери. Мягкий фиолетовый мрак все больше сгущался, обволакивая их и иссякая лица причудливыми тенями, будто языческими татуировками.
Тимур не бил, и Алан нанес удар первым. Несильный, но меткий - прямо в переносицу. Габарай слегка качнулся, но не отреагировал. Злости у него не прибавлялось, какая-то отчужденность была во всех движениях... Алан ударил снова. На этот раз Тимур увернулся и долбанул его ногой в живот. Достаточно хило. Странно было наблюдать за такой апатией, обычно в драке никого не было азартнее него!..
Помесившись с ним несколько минут в борцовском духе, Тимур изловчился и резко заехал Кокою в бок. Алан  успел отскочить и тут вдруг нанес красивейший удар левой, такой мощный, что, показалось, в вечерней полутьме искры полетели от Габараевской башки, как от разбитого костра. Тимур грохнулся на колени, но тут же поднялся, цепляясь за шершавую поверхность ржавого гаража. Кровь хлестала ручьями из носа, расползаясь по ослепительной белизне его рубашки.
Алан вздохнул полной грудью, упиваясь триумфом. Казалось, для него не было в жизни большей радости, чем наблюдать эту картину. Габарай вскинул голову, зажимая рукой нос, и посмотрел на Алана слезящимися от боли глазами. Его взгляд в эту секунду был  не таким как обычно: не было ни  насмешки, ни хищного прищура, ни стальной уверенности - он смотрел спокойно и печально, с легким оттенком удивления... 
Алан шагнул к нему и двинул правым крюком, потом левым, еще, еще и еще раз… Тимур мотался из стороны в сторону, Кокой все напирал и напирал, молотя его по скулам, челюсти, носу, вискам… Габарай все отступал и вдруг остановился, уперевшись спиной в прохладную дверь гаража. Алан загнал его в угол. Пацаны напряженно застыли.
В воздухе блеснуло что-то маленькое, темное, гладкое, и все тут же ахнули. Алан подался назад. Ему в лоб дышала черная ноздря Габараевского ТТшника.
- Габарай… - опасливо заговорил, было, Атар, но тут же запнулся. Кто бы мог подумать!.. 
Около минуты все стояли молча, не шевелясь, и как завороженные, пялились на заряженный ствол в твердой руке Тимура... 
Наконец вожак заговорил.
- Ты, конечно, говно, Кокой, - произнес он устало, но внятно, чеканя каждое слово. - Да… Говно, какого свет не видел. И я желаю тебе сдохнуть в муках, Кокой, за то, что ты такой гондон… - он на мгновение задумался, чему-то горько усмехаясь. - Добился-таки своего, падла… - он глубоко вздохнул, и рубашка, расписанная черными пятнами, расправилась на его  груди. - Но я дам тебе еще один шанс. Я свою душу топтал, если я знаю, почему… Но я тебе его дам… Последний шанс, Алан. Держи! - он разжал пальцы и бросил ему заряженный пистолет. Все, затаив дыхание, наблюдали за тем, как он поднялся в воздух, сверкнул, кувыркнулся и полетел в руки Кокоя. Алан, спотыкаясь, судорожно кинулся ловить его в обе ладони, стараясь не задеть курок.
- Ты с ума сошел, дебил?! - завопил он. - Что ты творишь?!!
Тимур даже не повел бровью и так же спокойно продолжал:
- Это твоя последняя возможность доказать, что ты чего-то стоишь. Что ты способен на что-то, кроме чмошества. На настоящий честный поступок. Черное или белое, Кокой. Ты же знаешь… Я не различаю полутонов.
Он снова обратил на него свой обнаженный, поблескивающий металлом взгляд. На его лицо падали кружевные тени от ограды...  Лицо, привычное с детства, ошеломляюще  родное…
- Стреляй, - тихо произнес он. Алан направил на него ствол и почувствовал, как по телу пробежали мурашки, - то ли от страха, то ли от волнующего предвкушения, то ли от жгущего грудь сгустка горячей братской любви. Тимур выжидающе смотрел на него из темноты, глаза его мягко мерцали, грудь медленно, размеренно вздымалась от спокойного, глубокого дыхания. Алан мысленно отметил с левой стороны крестик... И вдруг его мишень - широкая грудная клетка - раздвинулась, распахнулась, разверзлась. Он отчетливо представил себе сердце - горячий кровавый комок, который сокращался, дергался, жил, гнал кровь по венам... Весь этот сложный, гениальный механизм: легкие, желудок, печень, почки, артерии, тысячи тончайших капилляров - все раздувалось, сжималось, гудело, стучало, неустанно двигалось, переплеталось между собой и было переполнено жизнью!..
- Стреляй, - снова повторил до боли, до слез знакомый голос.
Алан судорожно сглотнул и невольно отступил назад. Узкий розовый серп осветил его лицо. Тонкая цепочка ослепительно загорелась на шее алым порезом. Кокой стиснул зубы. Все, чего он хотел - чтобы земля сейчас треснула под ними и заглотила в свою огненную утробу всех их пятерых.
- Черт… Как же я тебя ненавижу, - пробормотал он, и желваки заходили ходуном на его скулах.
- Вряд ли…
Пистолет заметно трясся в руке:
- Твое место, Габарай, в самом поганом дерьме, какое только есть.
Тимур усмехнулся:
- В еще большем, чем сейчас?
- Да. В аду.
Губы Тимура дрогнули.
- Стреляй, Кокой. Все в твоих руках. Стреляй и не крути мне зря яйца...
Алан дышал нервно, прерывисто, со свистом.
- Почему это я должен делать то, что ты говоришь?
- Потому что ты - вонючее ничтожество.
- И такое ничтожество должно пристрелить тебя?
- С сегодняшнего дня, Кокой, мы больше никто друг для друга. Если ты сможешь сделать это, уверяю, ты сможешь по жизни все. Я просто даю тебе выбор. Докажи свою силу...
Алан снова сглотнул. Его лицо все больше бледнело. Вокруг неправдоподобно расширенных зрачков остались только тонкие мутно-зеленые ободки.
- Ты сам понимаешь, какую несешь чушь?! Боевиков, что ли, насмотрелся?!
- И ты не хуже меня понимаешь, говнюк, - Габарай посмотрел на него умоляюще. - Стреляй, Алан. Не сри мне в душу!
...Откуда-то доносилась странная, едва слышная дробь. Это Аполлон барабанил пальцами по гаражу сзади себя... Все-таки он был не богом, а обычным человеком. Обычным девятнадцатилетним пацаном.
- Да пошел ты!!! – наконец по-идиотски взвизгнул Кокой, почти плаксиво, как оскорбленная девица. Он истеричными, дерганными движениями стал разряжать пистолет с таким ожесточением, словно выдирал кадык из Габараевской глотки. Пистолет улетел в темноту, и почти в ту же секунду Тимур не спеша отделился от гаража. Лицо его полностью скрылось в тени. Он попер на Алана, как огромная, несокрушимая машина. Кокой не отступил и, сжав кулаки, приготовился к атаке. Никто бы не смог объяснить, почему, но теперь это все выглядело смешно и нелепо, как если бы он ставил свои блоки перед надвигающимся танком.
Габарай, не пройдя и пару метров, с размаху двинул ему ногой в солнечное сплетение, так, что Кокой скрутился и скорежился, как зажеванная магнитофонная лента. Затем начищенный до глянца ботинок снова блеснул в густеющем мраке и с треском вонзился ему в подбородок. На отглаженные брюки Тимура опять брызнула кровь. Теперь уже - чужая. Следующий удар последовал молниеносно, Алан завертелся, как волчок, подавляя крик боли...
Тимур двигался идеально четко, как автомат. Бесчувственный, непобедимый механизм. Кокой схватился руками  за лицо, и пальцы его стали липкими от крови. До него дошло, что Габарай разворотил ему пол-рожи. Тут же ему стало нестерпимо горячо, не то от этой остро мелькнувшей мысли, не то от новой ослепительной вспышки боли... Перед глазами замелькали чудовищно-яркие малиновые и салатные пятна. Пальцы на руках теперь были сломаны. Сквозь радужные кольца он увидел лицо Габарая и ему вдруг вспомнились фонтаны взрывавшихся фонарей, осколки, летящие, как драгоценные брызги в ночной тишине, и бешено крутящиеся колеса... Новый удар сбил его с ног.
Тимур все напирал и напирал. Пацаны следили за каждым его шагом остановившимися глазами. Алан с трудом, корчась, поднялся на ноги, чтобы снова рухнуть на землю от очередного удара. Тимур втащил ему каблуком по горлу. Кокой захрипел, закашлялся, отполз и опять поднялся. Разбитое, залитое кровью лицо выражало злое, ребячье упрямство. Еле держась на ногах, Алан вызывающим харчком сплюнул кровавую жижу с осколками зубов и снова бросился на Тимура. Его ослабевший кулак взметнулся, как подстреленная куропатка. Он бил, уже не целясь, ничего не видя перед собой. Габарай увернулся и поймал его руку. Все произошло молниеносно, как один мелькнувший кадр. Он чуть поддернул брюки, нога его взлетела вбок, и тут послышался оглушительный хруст ребер...
Неожиданно для самих себя пацаны, все, как один, поморщились. Вадик заметил, как стоящий рядом Атар нервно провел по лицу рукой и отвернулся. Этот звук они все слышали тысячу раз и тысячу раз видели, как Габарай дробил кому-нибудь кости... Но теперь было совсем другое дело. Совсем другое! Алан был одним из них, таким же, как они. И это хрустели его ребра и его кровь заливала грязный асфальт в темном переулке! И подыхал он от ударов человека, который любил его так, как больше ни одна душа в его никчемной жизни...
Кокой отлетел и навалился грудью на ограждение, цепляясь  за него скрюченными  в судорогах пальцами. Тимур стал долбить его сзади по почкам. Алан извивался, как какой-нибудь сказочный кентавр, его грудь ритмично ударялась о звенящую сетку. Габарай все не останавливался, и из подавленных стонов, наконец, вырвался хриплый вой:
- Габо!!! - Алан, корчась, из последних сил стиснул пальцами металлические прутья... Габарай будто ничего не слышал. Он все наносил и наносил свои мастерские, отточенные удары по почкам и позвоночнику, пока Алан не сполз на землю. Рука в разодранном манжете откинулась в сторону, и из уголка губ по асфальту черной тоненькой ниткой протянулась кровь.
Пацаны пялились, как загипнотизированные, на эту причудливую линию, на запрокинутую голову, вывихнутые пальцы, распахнутую на груди рубашку - это вроде все еще был их Алан и в то же время кто-то совершенно незнакомый...
Габарай опустил ресницы и равнодушно посмотрел на лежащее у своих ног тело. Все тупо молчали. Тимур спокойно перешагнул его, взял свой пиджак, закинутый на ограду, и, пройдя между ними, направился назад той же дорогой, которой вел их сюда.
- М-да… - почти беззвучно выдохнул Атар. - Ну и душок, черт дери!..
Вадик проводил глазами удаляющийся во мраке силуэт и снова посмотрел на Алана. Лицо его мягко светилось в полумраке каким-то умиротворенным ангельским светом. На окровавленных губах застыла улыбка... Вадик вдруг понял, что он еще даже толком не брил бороду. Все-таки малолетка. Слишком отчаянный, чтобы довести дело до конца...
Вадик подобрал в траве Габараевский ствол, зажег сигарету и пошел по пустынной дороге.
- Ты за ним, да? - со странной интонацией окликнул сзади Азамат.
Вадик обернулся через плечо:
- А вы нет?
Атар и Гибб, словно очнувшись, встряхнулись, поправили пиджаки и закивали:
- Да...