Я больше не выдержу лжи

16

— Всем оставаться на местах!!! Вокруг начался балаган. Сотрудники СОБРа в спецкостюмах, в шлемах и с автоматами осваивали пространство, проверяя его на наличие опасностей. Прочищали все закоулки в поисках неопознанных субъектов. Но Шасту уже было все равно. Он ждал, когда за всей этой какофонией сможет разобрать знакомый теплый тембр. Когда вновь затянется, словно сигаретой, голубыми глазами. Когда, будто табачный дым, вберет в свои легкие его тепло. — Антон Шастун? — К парню подошел человек в форме и поднял забрало своего шлема. Антон посмотрел на него снизу вверх. — Да, — пострадавший говорил тихо. Сил у него совсем не оставалось. — Вы видели Коллекционера? — Сбежал... через ту дверь за ковром, — парень махнул головой в нужную сторону. — С ним заложница. Оперативник жестами отдал несколько приказов, и двое его подчиненных ринулись к указанному выходу. — Нам нужна его ориентировка. — Полноватый мужчина лет сорока пяти, — Антон сглотнул, смачивая пересохшее горло. — Рыжая борода, черные глаза, — на языке селеной вкус крови. — Повязка закрывает один из них. Был в светлой полосатой рубашке. — Благодарю за содействие. Вам сейчас окажут первую медицинскую помощь. Скорая также уже выехала. Ни о чем не беспокойтесь. Мужчина махнул рукой еще двум своим ребятам. — Коротоножкин, ПП. Курлович, опросить. — Есть, — синхронно ответили оперативники. Один из них тут же принялся отвязывать Антона от железного стула, а второй доставать из кармана ручку и блокнот. — Расскажите, как происходило ваше похищение, — с парня сняли куртку. Собровец разрезал ножницами толстовку на его груди и принялся наносить охлаждающий гель на обожженную кожу. Раны горели от любого касания, но за каждым из них непременно следовала приятная прохлада в месте ожога. Антон начал говорить, и вскоре блокнот Курловича наполнился всеми подробностями встречи Шастуна и Коллекционера. Парень рассказывал обо всем, кроме одного. Кроме способности своих глаз. Он скрыл ее существование и все, что этого касалось. За этим упущением много чего тянулось, и Антону пришлось сильно постараться, чтобы объяснить такое изобилие увечий, несвойственное ни одной другой жертве киднеппера. В итоге все было скинуто на прогрессирующее неуравновешенное состояние преступника и постепенное ухудшение его психического здоровья. Курлович сложил блокнот и ручку обратно в свой карман и откланялся, а Шастун тяжело вздохнул и закусил губу: вот его и нагнала его собственная правда. От разговора с Поповым уже никуда не деться. Детектив должен знать о его силе. И Антон расскажет ему. Расскажет все. Но только ему, а не какому-то левому оперу. Ты тянул до последнего, Шаст. Убегать больше не получится. Антон все время смотрел по сторонам, но голубоглазый следователь никак не появлялся. Пугающие предположения переполняли сгоревшие предохранители в мозгу. — Простите... — Обратился он вдруг к Коротоножкину, который все еще перебинтовывал его кисть. — Да? — Вы не знаете, где, — "Глупо себя ведешь, Шаст". Антон прикусил губу. — Ладно, простите, это неважно. Опер странно покосился на парня. Просто кивнул и продолжил перевязку. Мало ли какая контузия могла случиться у жертвы пыток. С этим пусть уже врачи разбираются... А перед Антоном тем временем разворачивалась картина: трое собровцев активно занимались выламыванием неизвестной двери, которая волновала сознание парня с самого начала. Дело явно было непростое и весьма шумное. Шаст смотрел на их работу, и вдруг в его голову пришла одна нелепая фантазия: вот оперативники справляются со своей задачей, открывают дверь, а за ней оказываются Оксана, Поз и, конечно, Арсений, стоят втроем под ручку и ждут, когда Шастун наконец пустит их в свои объятья. Так глупо... Но Антон сегодня неплохо так отработал свое право на глупые мысли. Так что, пожалуй, осуждать себя за них не станет. — Готово, — оперативник завязал узел на бинте. — Ждите здесь. Вам сообщат, когда карета скорой помощи подъедет. — Спасибо. Хорошее предложение, господин Коротоножкин, только я уже как-то насиделся. Антона совсем не привлекала идея и дальше здесь находиться, купая свои бинты в свежей крови, которой был залит железный стул. К тому же парню еще нужно было проверить, не ждет ли его один занудный следователь, например, наверху. Да где же ты шатаешься, Арс? Придурок... Вставать неприятно и неудобно, но что поделаешь. Придерживаясь более здоровой рукой за подлокотник, Антон поднимается с места, когда вдруг слышит скрип деревянных ступеней. Он поднимает голову и видит сбегающего с лестницы Попова. Весь запыханный и взвинченный, он стоит в другом конце помещения и смотрит несколько секунд на Шастуна, у которого в этот момент все внутри сжалось. Арсений. Арс. Перехватив взгляд парня, детектив замирает на месте. Пробегается глазами по его разодранной толстовке, которую, кроме как рваньем, уже никак было не назвать. Смотрит на бинты, что в эту секунду продолжают пропитываться кровью. Прослеживает за сгорбленной спиной Антона, за поддерживающей его рукой. А дальше его глаза опускаются к железному стулу. Со всеми его ремнями, лужами крови и оставленными неподалеку инструментами. И Арсений становится злым. Очень злым. Губы изгибаются в беззвучных ругательствах. Он отворачивается, делает несколько шагов в противоположную от парня сторону, взъерошивает рукой волосы. Антон дергается к уходящему Попову, но боится отпустить подлокотник, боится упасть.