Тихоня для хулигана

Глава 69. Тихоня

Пять лет спустя

– Привет, родной городок… – говорю едва слышно, глядя вслед отъезжающему автобусу.
Прошло целых пять лет. Именно столько мне потребовалось, чтобы решиться посетить родные места. Знакомые пейзажи напоминают мне о многом, я начинаю вспоминать. Воспоминания приносят иногда светлую радость и грусть, но гораздо громче в них звучит боль потери. Невозможно забыть. Я пыталась. Много раз пыталась, но все попытки были обречены на провал. Сердечная рана зарубцевалась и превратилась в уродливый шрам.
Элис Дженкинс, которую я сейчас называю про себя любимой бабушкой, посоветовала мне съездить в родной город, чтобы навсегда примириться с прошлым и идти дальше. Идти вперёд, в будущее.
Прошло пять долгих лет… Но, бродя по улицам родного города, я словно заглядываю во вчерашний день. Вот в этом кафе я с подругой частенько пила кофе, на соседней улице мы часто забегали в магазинчик за свежими булочками… За поворотом виден корпус колледжа.
Прошлое врывается в меня с разбегу, взламывает грудную клетку и заставляет плакать, пряча глаза за огромными солнцезащитными очками. Я приехала сюда, чтобы излечиться. Но, кажется, снова заболела прошлым, как вирусом. Излечиться невозможно. Только не в моём случае. Прошлое всегда будет преследовать меня.
…Целых полдня я провожу, плавая в воспоминаниях, и лишь потом наскребаю в себе немного сил, чтобы созвониться с друзьями из прошлого. Мы уже переписывались в сети, они пригласили меня на вечеринку возле озера в центральном парке. Соберётся очень много знакомых, и должно быть весело…
* * *
Я отчаянно трушу. Больше всего боюсь, что знакомые начнут задавать вопросы о Нём, трагически покинувшем мою жизнь. Но когда добираюсь до места вечеринки, все уже порядком набрались и просто веселятся. Некоторые не узнают меня и после того, как им называют имя. Другие лезут обниматься так крепко, будто мы были лучшими друзьями на протяжении всей жизни.
Из толпы собравшихся я выделяю Лу. Моя подруга не пьёт спиртное и часто поглаживает свой огромный живот.
– Жду второго, – объясняет она с трогательной улыбкой. – Первого я родила в начале второго курса. Родители устроили жуткий скандал, заявив, что нам ещё рано. Но мы знали, что справимся, правда?
Рядом с Лу появляется её любимый, раньше он был парнем, а сейчас уже считается её мужем. У них двое детей и счастливая семья, а я до сих пор одиночка.
– А как ты? Нашла кого-нибудь после Александра?
Запретное имя звучит для меня, как пушечный выстрел. Но я стараюсь не показывать своей грусти.
– У меня есть ухажёр… – говорю вслух.
Говорю чистую правду. Есть парень, ухлёстывающий за мной. Он трудится в той же ветеринарной клинике, что и я. Вроде бы нормальный, общительный. Я даже целовалась с ним пару раз. Было не противно. Может быть, стоит дать ему шанс? Да, определённо, стоит!
– Как твои братья?
– Бо уже учится в школе. Он избавился от заикания и увлекается животными, как и я… Воспитывает нашу Бет и твёрдо верит в силу дрессировки.
– Что-что? Коза ещё жива?! – округляет глаза от удивления Лу.
– О да, жива и до сих пор бодается! Дэн учится в лицее для одарённых детей… Мне кажется, он скоро заткнёт за пояс самого крутого препода, – усмехаюсь. – Он уже совсем взрослый и даже встречается с девчонкой…
Мы щебечем о многом, я втягиваюсь в разговор, радуясь тому, что тема с Александром всплыла лишь единожды. Поболтав с подругой, я отправляюсь вдоль берега, желая побродить по песчаному пляжу. Случайно наталкиваюсь на здоровяка. Его лицо кажется мне смутно знакомым. Он извиняется, а я вспоминаю, где его видела. Вспоминаю и стремлюсь поскорее уйти, убежать от этих воспоминаний.
Но, находясь в родном городке, невозможно закрыться от больной темы, которая до сих пор волнует меня и заставляет глаза увлажняться от непрошеных слёз. Я смахиваю их пальцами. Усталость накатывает волнами, а лёгкий ветерок с озера приносит прохладу. Мне кажется, что я выполнила все приличия, поздоровалась с друзьями из прошлого и попозировала для фото. Можно уединиться в номере и попытаться уснуть без слёз. Но, проходя мимо лодочных домиков, чувствую, как мою спину прожигают взглядом. Он такой сильный и ощутимый на расстоянии, что я останавливаюсь. Едва дыша, резко поворачиваюсь в сторону, откуда на меня смотрят. Чья-то тень скользит за угол. Я решительно направляюсь туда. Что-то влечёт меня… Неведомое и сильное.
За углом лодочного домика стоит мужчина. Он опирается плечом о стену.
– Вы наблюдали за мной. Почему? – спрашиваю твёрдо и подхожу.
Подхожу так близко, что получается разглядеть его лицо. В тот же миг я вскрикиваю, зажав ладонями рот.
Не может этого быть!
Нет. Нет. Нет… Он же умер! Александр Хоуп погиб пять лет назад. Это не может быть он. Но, подойдя ещё ближе, я… узнаю его. Отшатываюсь назад. Но хочу идти вперёд, к нему.
– Александр… – едва слышно произношу его имя.
Шёпотом. Не веря, что он здесь. Живой. Из плоти и крови. Я трясу головой и щиплю себя за запястье, чтобы порочный и желанный мираж исчез. Но ничего не происходит.
Он живой.
Живой. Из глаз скатываются слёзы. Наверняка макияж, над которым я трудилась не один час, окажется испорченным за считанные секунды. Я так старалась и хотела выглядеть красивой и нарядной. Для кого-то другого… Я устала быть одинокой и чураться мужского внимания. Я решила дать себе шанс зажить по-настоящему. Два дня назад сожгла Его бандану, уже не пахнущую ничем. Ткань больше не хранила Его запах. Она стала бесполезной тряпицей и молчаливым укором, что я сдалась на волю течения. Не жила, не вдыхала воздух полной грудью, а просто плыла туда, куда заносила меня рутина.
– Ты жив?
Я делаю шаг вперёд. Ещё и ещё. Он толкает дверь лодочного домика и заходит внутрь. Я иду за ним, словно притягиваемая магнитом. Александр плотно закрывает дверь и шагает навстречу. Мы замираем на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Это последний рубеж, который я пока не могу преодолеть.
В моих мыслях царит хаос. Грудную клетку раскалывает надвое сильнейшей болью. Просто адски ноет там, где раньше билось сердце. Тук-тук-тук… Так быстро и часто. Неужели это моё умершее сердце оживает? Но больно… Так больно, что я кладу руку на грудь, боясь, что умру от мучительной агонии.