Время всегда хорошее

Витя, 2018 год

Экзамены приближались, и меня вдруг начало колотить. Мама называет это «мандраж», а папа «флаттер». Странно, со мной такое редко случается. Последний раз - когда в бабушкиной деревне вечером возвращался домой, а тут из-за угла местные... Их было трое, они были здоровые и загорелые. И убежать я не успевал, потому что столкнулся нос к носу. И тут у меня такой мандраж начался, что я даже ход не сбавил. Только кулаки сжал и попер прямо на них. Иду и колочусь, даже жарко стало. Они, видно, что-то почувствовали, потому что молча расступились и пропустили меня без единого слова. Потом, когда мы с соседским Мишкой с ними возле озера схлестнулись, деревенские нас здорово отделали. А в тот раз - ничего, даже дразниться не стали.
И вот теперь у меня мандраж начался снова. Начался - и не хотел униматься. Самое обидное, что драться было не с кем, а то, честное пионерское, подрался бы! Чтобы унять флаттер, пришлось побродить по городу. Он у нас маленький... по крайней мере, раньше был. Теперь, как я понял, на окраине, особенно за рекой, много чего понастроили, но туда я не пошел, отправился в центр.
Гулял... нет, с такой скоростью не гуляют... тем более - не бродят... В общем, быстро ходил по центру между кирпичных домиков и церквушек. У нас вообще старый город. Немцы его взяли с ходу, а потом наши без боя освободили, поэтому очень много домиков уцелело прошлого (то есть уже позапрошлого) века. Кое-что заштукатурили и покрасили, но остались и такие, у которых кирпичи наружу торчат, как ребра у очень худого человека. Кирпичи древние, но крепкие, не оранжевые, как теперь делают, а коричневые. И шершавые. По ним рукой ведешь - и понемногу успокаиваешься.
Долго я так бродил, поглаживая кирпичи, мандраж почти уже весь выходил. И вдруг увидел человека, которого ну никак не ожидал тут встретить. Или, по крайней мере, не в таком виде.
Передо мной стоял Женька Архипов. Постаревший, с седой щетиной, весь морщинами покрыт, словно его жевали да выплюнули. И старое зимнее пальто - серое, все в коричневых подтеках. Но все-таки я сразу его узнал.
А он меня, кажется, нет.
- Женька? - спросил я не своим голосом. - Архипов? Ты?
Он поднял мутные глаза и уставился на меня. По-моему, он мало что соображал. Я уже решил, что обознался, как вдруг он ответил:
- Я.
Мне стало нехорошо. Наверное, потому, что от него несло чем-то кислым и противным.
- Ты как...тут оказался?
Женька посмотрел на кирпичную стену и удивленно пожал плечами.
- Это я, - объяснил я. - Витя Шевченко. Помнишь?
Он подумал и кивнул:
- Витя. Помню.
- А ты... Тебя все-таки исключили из пионеров?
Женька вдруг всхлипнул и вытер нос рукавом.
- Выперли! - сказал он сквозь слезы. - Из пионеров! И покатилась моя жизнь по наклонной! И Ленка меня тоже... выперла! Кому я такой нужен?
Мне захотелось провалиться сквозь тротуар. Женька Архипыч, надежда школы и умница, Женька, которого не смогла согнуть даже Васса, стоял и ревел, как девчонка. Он даже раскачиваться немного стал.
- Прости, - сказал я. - Это из-за меня... Я тогда струсил...
Женька тихонько плакал, казалось, не слушая меня. Не зная, что делать, я пролепетал:
- Я могу что-то для тебя?... Чем-нибудь помочь?
Он перестал плакать так же резко, как и начал.
- Мне бы денег, - невнятно сказал он. - На лечение.
- Конечно! - я очень обрадовался, что могу хоть как-то загладить вину, и торопливо начал шарить по карманам. - А чем ты болеешь?
- Тунеядством он болеет! - неожиданно раздался за моей спиной резкий голос.
Женька от него сразу съежился, а я обернулся посмотреть, кто это такой наглый. Сейчас я был готов за своего друга с кем угодно сражаться...
...С кем угодно, кроме милиционера. Выглядел он непривычно: серая кепка, свободная куртка и штаны, дубинка и наручники на боку, погоны странные - но это был явно милиционер. И он явно не одобрял моего общения с Женькой. Даже, кажется, собирался его арестовать.
- Это Женька! - объяснил я. - Архипов! Он болен.
- Не Женька он, - возразил милиционер, - а Васька. И не Архипов, а Карпович. Тунеядец и бомж!
Я внимательно посмотрел на оборванца. Действительно, какой Женька? Похож немного, а так... Чего это я вдруг?
- Не тунеядец, - неубедительно возмутился Васька, - а временно не работающий!
- В обезьянник захотел? - милиционер отцепил от пояса дубинку.
Попрошайка начал боком отодвигаться. Наверное, он очень не любил обезьян. Отодвинувшись немного, он крикнул:
- Полицейский произвол! - и бросился наутек.
Его можно было бы легко догнать, потому что бежал он медленно, вихляясь из стороны в сторону. Но милиционер только вздохнул и повернулся ко мне:
- Тебя мама, что, не учила от бомжей подальше держаться?
Я хотел ответить, что мама мне ни про каких бомжей вообще ничего не рассказывала, но удержался. На меня вдруг навалилась страшная усталость.
- Можно, я пойду? - спросил я.
- Иди, конечно, - пожал плечами милиционер. - Только подальше от всякой швали держись!
Домой я шел, не глядя по сторонам. «Это не Женька! - убеждал я сам себя. - Женька не мог так... У него все хорошо!»
Вернувшись, первым делом бросился к компу и начал искать в Инете что-нибудь о Евгении Архипове. Однофамильцев было хоть пруд пруди, но все какие-то не те. Мне стало страшно. Я почему-то был уверен, что Архипыч сейчас копается где-то в мусорном баке - и все из-за меня.
Я понял, что выход только один: надо вернуться! Надо найти ту девчонку, которая села в мое кресло! Надо заставить ее поменяться креслами опять! И срочно, срочно спасать Женьку!