[Завершено] Сирень цветёт всё так же ярко?

9.2.

Солнечные лучи отскакивали от зеркала, зайчиками прыгая по белым стенам комнаты. Ужасная духота плотно стояла в помещении, несмотря на открытое окно. Джисон, вставший раньше обычного не понимал, что же разбудило его: пересохшее горло или чудом услышанная возня на первом этаже.

С побега Чонина и Хёнджина прошла долгая неделя, с момента прощания с Феликсом всего два дня. Чанбин за это время так и не встал с кровати, кроме присутствия на церемонии и принятия душа конечно же. Найти в себе столько мужества, чтобы до конца быть с любимым человеком, который уже пересёк финишную черту мог не каждый. Хан не знает, смог ли бы он, да и думать не особо хотелось. Взъерошив спутанную копну волос, парень решил спуститься на кухню, чтобы наконец-то попить.

Как же хорошо, что Феликс не застал того, что сейчас видит перед собой спускавшийся, но теперь застывший на лестнице Хан Джисон.

Заместитель директора - строгая женщина средних лет и стоящие рядом полицейские о чём-то говорили. Когда двое стражей порядка прижав фуражки к груди попрощались и удалились, режущий взгляд женщины метнулся в сторону парня.

Ничего не сказав, она лишь сжала яркие напомаженные губы и скривила их в какой-то гримасе отвращения, после чего направилась в свой кабинет, разбавляя гробовую тишину цоканьем красных тонких каблуков об кафель.

Рядом с выходом из пансиона стояла старая, пыльная и слегка проеденная молью раскладушка, накрытая простынёй. Принявшись рассматривать что-то, что было спрятано под куском материала, Джисон, к своему ужасу, из далека заметил, как из-под ткани виднеется длинная, выжженная до бела перекисью прядь.

Подбежав к лежащему под простынёй человеку, он лишь молился, чтобы это был кто угодно, кроме него. Но, к сожалению, Хан не был крещённым или верующим. Стоя перед этой чёртовой тряпкой и не решаясь её отдёрнуть, парень провёл такую долгую минуту.

Подошедшая горничная только подлила масла в огонь:

— Доигрались? — В вопросе не было разъедающей едкости или злости, была лишь печаль - тяжёлая, утягивающая на дно как бетонная обувь. Произнося такое короткое слово, она смогла высказать всю сильную боль, будто на этой проклятой раскладушке лежал её сын.

— Из-за чего? — Голос предательски сел и не мог не дрожать.

Хмыкнув, женщина лишь поджала губы и не ответила. Подойдя к телу, она поправила простынь, как бы укрывая лежащего под ней Хёнджина, защищая его от лёгкого, только что подувшего утреннего ветерка. И пока на ткань падали слёзы работницы, Джисон нёсся на второй этаж так быстро, как только мог.

Зайдя в ту самую комнату, он первым делом упал на колени перед прикроватной тумбочкой и дрожащими пальцами обхватил круглую ручку, не решаясь открыть ящик. Пальцы тряслись, всё тело сжимало от страха получить подтверждение своим догадкам, которые парень затыкал, надеясь на своё заблуждение.

Закрыв глаза, Хан судорожно вдохнул и выдвинул ящик.

Увидев содержимое, парня окончательно прибило к земле, а тошнота подобралась ближе к горлу.

Целая куча гладких блестящих таблеток: белые и плоские, красные капсулы и глянцевые продолговатые. Те, которые они пили утром, днём и вечером. Вся профилактика и терапия сейчас лежала горстями в ящике.

— Он мне врал. — Задыхаясь в собственных собирающихся на глазах слезах шептал Джисон. — Он врал.

Начав дрожащими пальцами выгребать таблетки, парень заметил торчащий край зелёного стикера. Резко откинув в другую половину ящика пилюли, Хан прочитал лишь короткое:

"Не скучай. Люблю!"

И тут он не выдержал.

Громкий плач, похожий на вопль подбитого животного разносился по пустым коридорам пансиона, проснувшегося только что. На крики не было сил, но тело кричало само. Задыхаясь в своей боли, Джисону казалось, будто его подстрелили, а пуля оказалась ядовитой, разносящей отраву по всему телу, заражая то, что ещё можно было спасти. Убивая его.