Другая жизнь |Лиза Ира|

6

После этого дня Шер перестала давать советы. Она считала по-другому и не могла больше убеждать Иру в своей правоте. Их общение не изменилось, они также могли болтать тихо по ночам, завтракать, обедать и ужинать, когда Шер не на смене. Всё было хорошо, когда с Лазутчиковой была её сокамерница, была обыденная тюремная жизнь. И начиналось совсем другое, когда Ира оставалась одна. На неё как мухи слетались все кому не лень, и за счёт неё хотели подняться в глазах других.
Ей не давали спокойно есть, плевали в тарелку, опускали туда руки, делали омерзительные вещи, от которых не могло не воротить. Ире не позволяли спокойно принять душ после трудной рабочей смены, кидаясь мылом и грязным нижним бельём. Её унижали и грабили, а Рей всё это время смотрела и смеялась. Фрайс не упускала возможности зажать блондинку в каком-нибудь углу и не полапать, а потом, больно ударив, уйти.
Лиза за этим всем наблюдала молча. Её не провоцировали выходки Рей и её шестёрок. Она не реагировала на шёпот за её спиной. Она пресекала все слухи и попытки принизить её авторитет. С Ирой Андрияненко больше не общалась, да они и пересекались очень мало. За прошедший месяц они только несколько раз встретились глазами.
Новый день, новое унижение и новые страхи. Лазутчикова практически смирилась со всеми этими ужасными событиями в её тюремной жизни. Она была рада только двум вещам, что у неё есть здесь подруга, которой можно рассказать всё. И вторая, это то, что её больше не пытались насиловать. Ни Андрияненко, ни Фрайс не делали шаги, не считая смешков и издевательств со стороны Рей и её группировки. С этим сильная духом Ира справится. Не справится только с одним — с собственным изнасилованием, а после него и смертью. Блондинка дышала относительно спокойно, если можно назвать происходящее с ней спокойным. Главное, что она чувствовала, что страх немного отпускает её. Она всё же добродушно надеялась, что Лиза и Рей оставят её в покое. Но как же она ошиблась. И один ужасный день ей это доказал.
Был вечер. Конец смены. Ужин только через час, но заключённые, работающие в прачке, пошли по своим делам. Ира оставалась на нижнем этаже здания одна. Ей оставалось всего лишь перенести вещи в сушку. Блондинка решила подождать стирку последней порции одежды в кладовой, с журналом в руках, как она часто это делала. Она не чувствовала опасности, пока не услышала над своим ухом:
— Ну, здравствуй, лапа…
Лазутчикова мгновенно дёрнулась и тут же ощутила, как на неё навалились сразу четыре девушки и стали бить туда, куда только придётся. Ира кричала, извивалась, пыталась ударить в ответ, но ей этого не давали. Звериные шестёрки Рей били жёстко, закрывали рот руками. Они разорвали в клочья всю одежду Лазутчиковой и даже выдрали клок волос с её головы. Они не останавливались. А силы и страх с дикой паникой в глазах Лазутчиковой уменьшались и росли с геометрической прогрессией. Ира не могла больше отбиваться, силы покинули её, оставляя место только боли и страху. Но тут Ира услышала:
— Стоп! — а после почувствовала, как кожу её рук и ног полосуют ножом. Боль была адская, и Ира с новой силой начала кричать и вырываться. Но ей не давали это делать. Все четыре шавки держали её руки и ноги. Ире не давали сказать и слова. Рей провела две глубокие полосы ножом по руке и ноге. Ей отчего-то захотелось крови.
— Сейчас я пройдусь этим милым ножичком у тебя в девочке, — грязно засмеялась Фрайс и провела ножом по внутренней стороне бедра Лазутчиковой, царапая и заставляя блондинку кричать от боли. Серые глаза как будто стали цинковыми. Она уже ничего не чувствовала, кроме паники, страха, того самого предательства, что совершает, и что не может сделать ничего против этой ужасной тюремной системы.
Рей уже нацелилась запихнуть нож в лоно Иры, нисколько не думая, что это может смертельно ранить блондинку.
Тут рот Лазутчиковой отпустила ладонь Ани, которая и закрывала ей и кислород, и возможность кричать и говорить. Ира воспользовалась этим шансом, принимая то решение, которое она совсем не хотела, которое и было как раз тем предательством сына, но которое должно спасти её жизнь. Смерть — вот предательство. Ира поняла, что она любыми путями обязана вернуться к сыну домой живой, а не в чёрном трупном мешке. Ведь она чувствовала, что Рей убьёт её. Лазутчикова видела это в звериных глазах Фрайс. И Ира сказала. То, что обязана была сделать уже давно.
— Я под Андрияненко! — крикнула истошно Ира, чувствуя, как лезвие дотрагивается до её клитора и вот-вот разрежет её и тогда это будет конец. Тогда она точно не выживет и подохнет прямо здесь. На полу этой кладовой в зоне прачечной. Лазутчикова поняла, что Рей не оставит её в живых. Ира осознала, что не может так. Что она не должна умирать. Что ей нужно вернуться к сыну и быть с ним, любить и оберегать. Ира поняла, что сын для неё дороже всего на свете, и она не имеет права так подохнуть и оставить его.
Рей остановилась, прекращая всяческие действия. Она с диким удивлением, если не сказать изумлением, смотрела на Иру и переглядывалась со своими шестёрками, которые держали руки и ноги распластавшейся на полу блондинки.
— Под Андрияненко? — хмыкнула Рей. Лиза была права, говоря Ире, что эти слова спасут. Они стали запрещающим сигналом для всяческих действий Фрайс.
— Отпустили, — кинула она шавкам и сама встала с пола, смотря на всю избитую и израненную ножом Иру.
Блондинка смотрела на Фрайс полуоткрытыми глазами. Шестёрки молчали, а Рей просто плюнула на Иру.
— Посмотрим, как она тебя приласкает. Ещё пожалеешь, что самовольно ко мне не пошла, — Рей хотела ударить Иру носком своего ботинка по животу, но не смела. Она знала значение произнесённых Лазутчиковой слов и не собиралась идти против тюремного кодекса.
— Уходим, — кинула Рей презрительно, и в то же время зло бросая последний взгляд на Иру, а после уходя так же как и её свита.
Лазутчикова была голой, жутко избитой, порезанной и валяющейся на полу в своих же лохмотьях одежды, но… живая. Это единственное, что позволяло Ире сейчас дышать, а не умереть. Единственное, что давало надежду, это то, что она сможет вернуться к сыну живой.
Иру нашли охранники, которые проверяли помещения после работы. Они сразу вызвали врачей и сообщили начальнику тюрьмы о происшедшем. Кровер дал задание разобраться во всём и доложить. Он не мог позволить, чтобы в его тюрьме происходили такие вещи, он считал её образцово-показательной.
Поуп и Шрамер получили выговоры и от этого очень разозлились. Когда Иру перенесли в лазарет, начальница охраны приказала перевернуть всю тюрьму. Найти всё, чем можно было нанести увечья и самое главное, кто это сделал. Она не мучилась в догадках, ведь это могли сделать только два человека. Обыскав камеру Фрайс первой, они и нашли окровавленный платок, которым явно что-то вытирали, а у Андрияненко, как оказалось, было алиби, ведь в этот день проверяли швейные цеха, и она, как ответственная за это, была там, что и подтвердили охранники. Мэгги не стала разбираться дальше и, отделав дубинкой Рей, закинула её в карцер.
— Я хочу знать, что произошло, — Андрияненко и Райэн находились в камере. Временно запретили свободное передвижение по корпусу и отменили свободное время. Всё было чётко по расписанию под присмотром охраны.
— Дай мне день, я наведу справки, — Триш была серьёзной. Она была и зла и вне себя одновременно.
— Я хочу сейчас знать, чё произошло, Шрамер, тварь, так ничего и не сказала, — Андрияненко не сидела на месте, она нервно металась по камере.
— Да тихо ты, — шикнула Триш. Она сидела на койке, — дай подумать.
— Да чё подумать? — Лиза посмотрела на подругу, — шмон был? Меня спрашивали, где я была?! Они были очень злыми, а это не просто так.
— Наверное, или кого-то убили, хотя мы бы знали. Или кого-то пырнули, — делала предположения Триш, а потом встала и подошла к решётке. Она увидела, как мимо их камеры проходил охранник.
— Бен, мне нужно к Фронкенсу, — сразу озвучила Райэн, тем самым останавливая молодого охранника, который только-только устроился здесь работать.
Андрияненко с удивлением посмотрела на Триш, но быстро поняла, что хочет сделать её подруга.
— Это ещё зачем? — охранник смотрел на заключённую.
— Живот болит. У меня язва, может открыться кровотечение, — говорила, как бы с болью, Триша.
Охранник напрягся, — подожди, — он связался по рации с пультом охраны, и камеру открыли.
— Ну пойдём.
— Веди, — Триш кинула взгляд на Андрияненко, а потом развернулась и пошла с охранником в медицинский пункт.
— Мистер Фронкенс, — Бен завёл Райэн в медпункт.
— Чего тебе? — доктор как раз вышел из изолятора, — зачем ты её притащил?
— Она сказала, что у неё что-то болит, и какая-то язва может открыться, — пояснил охранник.
— Живот, сильно, — чуть ли не стонала Триш, смотря на врача.
— Тебя мне ещё не хватало, — доктор был очень зол, — из-за этой идиотки не успел домой уехать, теперь скандал будет. Пошли в кабинет, а то ты ещё здесь окочуришься, — Фронкенс открыл дверь в свой кабинет.
Триша прошла в кабинет и посмотрела на врача.
— А какая идиотка не дала вам, доктор, домой попасть? Зараза, — причитала Райэн, но голос делала больным.
— Лазутчикова. Её всю исполосовали, и мне пришлось три часа её зашивать и обрабатывать порезы, — прорычал врач, — ложись на кушетку и рубашку подними.
— Лазутчикова?! — эхом произнесла Триша и сделала так, как сказал Фронкенс, — а кто, выяснили?
— Не знаю, слышал только, что у Фрайс нашли окровавленную тряпку, — Фронкенс начал пальпировать живот, — из-за этого всю тюрьму проверять будут.
— Что, всё так плохо? — продолжала уточнять Триша, а сама была дико зла. Она не представляла, что Андрияненко теперь сделает с Рей. Но у самой Райэн было желание её убить, — её насиловали? Она, вообще, живая?
— Не насиловали, только порезали. Руки и ноги полоснули, всю одежду порвали и сильно избили, — доктор посмотрел на Триш, — так где болит-то?
— Сука… Аа? Здесь, вот здесь, — Триш показала на низ живота и вновь показательно застонала.
Фронкенс начал осматривать Райэн, — ну это точно никакая не язва. Сейчас дам тебе таблетку, а если лучше не станет, промывание сделаем.
— Да, таблетки хватит, — сразу ответила Триша, ведь совсем не хотела никакого промывания, — а Лазутчикова в сознании? Долго ей теперь здесь валяться?
— В сознании, правда в коматозе, что-то бубнит себе под нос, а внятного сказать ничего не может, — врач встал и отошёл за таблеткой, — недели две, а потом в камере отлёживаться будет.
— Ну хоть жива, — Триша села на кушетке. Она была в диком состоянии гнева, — Рей — паскуда… Не сидится ей тихо.
— Что? — доктор не расслышал, что говорит Триш, — держи свою таблетку и давай в камеру.
— Нет, нет, ничего, — Райэн встала и взяла таблетку в руку, — спасибо, доктор Фронкенс.
— Всё, иди. Охрана, — крикнул доктор и в кабинет заглянул Бен, — уведи.
— Пойдём, — охранник открыл шире дверь и дождался, пока Триш выйдет.
Через десять минут Триша вернулась в камеру. Она дождалась, когда решётка закроется, а охранник уйдёт от их с Андрияненко камеры, и только тогда повернулась к Лизе.
Пока подруги не было, Андрияненко вся извелась. Она продолжала метаться по камере. И когда Триш вернулась, брюнетке не терпелось узнать что-нибудь.
— Ты что-нибудь выяснила?
— Это Лазутчикова, — коротко ответила Триша и прошла к унитазу. Она тут же выкинула таблетку, которую ей дал Фронкенс.
— Что Лазутчикова? Триш, не томи, — Лиза смотрела на подругу, — она кого-нибудь порезала? Или её?
— Её. Исполосовали руки, ноги, сильно избили. Но не насиловали, — говорила Триша и взглянула на Лизу, — это была Рей. Её уже отметелила Шрамер и кинула в карцер, — это Райэн узнала из разговора Бена с другим охранником.
— Тварь! Сука! Мразь! Я убью Фрайс. Что сейчас с Ирой, ты её видела? Как она? — Лиза была в ярости. Она хотела прямо сейчас идти к Фрайс и убить её.
— Не видела, она в изоляторе. Фронкенс сказал, что три часа накладывал ей швы и обрабатывал порезы. Она в сознании, но походу съехала. Говорит, что что-то бубнит, но внятного ничего сказать не может. Две недели в изоляторе пробудет.
Андрияненко молча села на свою койку. Она не знала, что говорить, ведь если кричать, ругаться, можно и самой угодить в карцер.
— Когда Рей выйдет, ей не жить.
— Не смей! — рыкнула Триш, — хочешь ещё десятку к сроку прибомбить или в корпус Z угодить? Ты ничего ей не сделаешь.
— Сделаю, будь уверена, сделаю, — прорычала Лиза, — она залезла на мою территорию.
— На какую? — Триша зло смотрела на Андрияненко, — ты не взяла девочку под себя и свою защиту! Ты больше месяца не защищала её. Она не залезла на твою территорию. Я тоже считаю, что её нужно удавить. Но по-умному. Нельзя из-за такой падали ухудшать себе жизнь.
— Почему она её не убила? Почему оставила в живых, тем более она её порезала, — Лиза понимала, что Триш права, и если она убьёт Рей, то точно никогда не выберется из тюрьмы.
— Так она ещё и не насиловала её, — Райэн тоже задалась этими вопросами, — странно, что она остановилась. Если она начала её резать, то явно собиралась убить.
Андрияненко вообще не понимала, что произошло в ситуации с Ирой.
— Может, их спугнули? Что-то пошло не так в плане Фрайс.
— Это мы узнаем завтра. Нужно надавить на шестёрок, — говорила Триш.
— Я порву завтра Ани, я точно знаю, что она там была, и она знает, что там произошло. И ещё я хочу увидеть Лазутчикову… я должна её увидеть.
— Зачем? — спросила Триш, — на хрена тебе это нужно?!
— Просто хочу, — кратко и ёмко ответила Андрияненко и начала расстилать койку.
— Ты же отказалась от неё. Лиза, ты уж реши с ней, что тебе нужно, — говорила настоятельно Триша и тоже стала расстилать койку.
— Да не отказывалась я от неё, — Лиза ударила по верхней койке своей кровати, — я ждала.
— Ты не ждала, ты тянула! — поправила Триша, — хотела сломать, но не дали. Уже жалеешь, небось, что… ждала!
— Триш… хватит! — Андрияненко стояла, прислонившись лбом к холодной каретке.
— Не хватит, Лиза, не хватит. Что с ней случилось, это на тебе, — сказала, как отрезала Триша, а потом улеглась на койку, не желая больше продолжать разговор.
— Да знаю я, — Лиза была подавлена, так как впервые переживала за пострадавшую из-за неё девушку. Она легла на койку и, отвернувшись к стене, захотела уснуть.