"Доживем до понедельника" - повесть о творческом кризисе, переживаемом учителем истории, о его поздней любви, о его заступничестве за девятиклассника, чья дерзость сулила изгнание из школы. "Ключ без права передачи" - о слишком тесной дружбе молодой...
- Я ведь пела когда-то, - поспешила заговорить Светлана Михайловна. - Было такое хобби! Когда я еще в Пензе работала, меня там, представьте, для областного радио записывали: "Забытые романсы"... И четырежды дали в эфир! Где-то и теперь та бобина пылится.
- А что? Допустим, на большой перемене? Школьный радиоузел не балует же нас ничем человеческим - а тут всех разом приобщил бы к романсам! Питательно же!
Это он пошутил? Холодновато как-то. А может, и едко. Впрочем, она перестала понимать все его шуточки - безобидные они или обидные? Вот и сейчас, не разобрав толком, ужалил он ее или ободрить хотел, - потускнела Светлана Михайловна, сникла. От самой головоломки этой. Затем, преодолев минутную слабость, потребовала:
- Дайте мне сигарету.
Мельников дал сигарету, дал прикурить и спустился в зал. Сел там на один из стульев. теперь они были разделены значительным пространством.
Светлана Михайловна жадно затянулась и затем спокойно через весь зал сказала:
- Зря злитесь, зря расстраиваетесь... И зря играете "Одинокого пешехода".
- Путешественника, - поправил он. И зачем-то перевел на английский: - "Alone traveller".
- Вот-вот, - подхватила Светлана Михайловна. - Ничего ей не будет. Ее простят - и дирекция, и вы в первую очередь. Она же девочка, только начинает. Это мы с вами ничего не можем себе простить и позволить...
Закрыв глаза, Мельников откинулся на спинку стула.
Шумел за окнами дождь.
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
Светлана Михайловна подошла к Мельникову.
- Что с вами? - спросила она, страстно желая понять. - Почему вы стали таким?
