yandere пероводы ЗАКОНЧЕНО

яндере майкл майерс 13\16

Когда я смотрю на спокойного хищника, сидящего под белыми полуденными солнечными лучами, когда его внимательный взгляд просматривает страницы еще одной книги, когда он снова и снова пытается отодвинуть аккуратные коричневые локоны в сторону от своей линии зрения, только для того, чтобы они снова встали на пути, я постукиваю пальцем по стороне подбородка, полностью игнорируя книги и заметки, лежащие передо мной на столе.

Свет обволакивает его спину и правую сторону таким образом, что он, кажется, почти приобрел собственное свечение, и он даже напоминает мне картины эпохи Возрождения. В частности, картины, на которых изображен Люцифер сразу после падения, с отрезанными крыльями и сверхъестественной холодностью в глазах.

Это не первый раз, когда у меня возникает необходимость набросать Майкла в своем блокноте, и я точно знаю, что это, безусловно, не будет последним. Рисунки, на которых мне удается запечатлеть его, делая обычные вещи, такие как чтение или просмотр телевизора, или даже созерцание, являются моим лучшим скрытым секретом. Только для того, чтобы мои глаза могли видеть замаскированную человечность, маленькие мирские поступки, которые я пытаюсь запечатлеть настолько, насколько позволяют мои навыки, которые останутся на бумаге и в моей памяти.

И поэтому, как можно украдкой, я хватаю свой маленький альбом для рисования из своего рюкзака, наблюдая за ним. Он переворачивает страницу большим пальцем, глубоко вдыхает и находит более удобное положение, поднимая ногу на журнальный столик и опираясь рукой, которая держит книгу, прямо на его бедро, так как его другая рука служит опорой для его головы. Он расчесывает волосы назад, обнажая весь лоб и шрам, который сжимает его левый глаз, и после того, как он выпускает воздух через нос, кажется, что он вообще не двигался. Высеченное в чистейшем мраморе, его тело остается таким же неподвижным, как статуя, видимые части его рук, шеи и лица сияют так же ярко.

Хотя обеденный стол, за которым я сижу, находится в нескольких футах от меня, и хотя я хотел бы иметь лучшее и более точное представление о нем, я не могу не бояться. Как всегда, я боюсь того, что я нарушу его внутренний мир, когда мысли, которые привлекают его к совершению отвратительных поступков, не засоряют его разум. Когда он ведет себя как человек, как его воспринимают, а не как зверь, скрытый внутри.