Этой ночью я умру

Часть 7

— Соскучился? — по ушам так, словно рядом взорвался фейерверк. Оглушающе громко, но всё равно не достаточно, чтобы Эндрю поверил.

— Джостен, — выдохнул он. Взгляд шарил по лицу, одежде... Всё тот же. Будто никуда и не исчезал. Будто не было этих недель. — Но ты же... Ты...

Эндрю столько хотел ему сказать. Всё это время, а сейчас, встретив, не мог подобрать слов. Хотелось обнять, прижать к себе, дать по морде, зацеловать, приковать к себе, чтобы больше никто не смог разлучить. Но рука не поднималась. Мир замер в одной секунде, а Эндрю — с распахнутым ртом и тлеющим в пальцах косяком.

— Что? — вскинул брови Нил. — Исчез? — Улыбка грустная. Прям ножом по сердцу. — Умер? Побочный эффект травки?

— Ты галлюцинация, — произнёс Эндрю надломленным голосом.

— Мираж, — ответил Нил так просто.

Первое желание — сбежать. Выбросить нахрен косяк и свалить подальше от этого псевдо-Нила. Но, чёрт, он так соскучился. Так сильно соскучился, что не сдвинулся с места.

— Только не говори, чтобы я ушёл, что не хочешь меня видеть. Мы оба знаем, что это не так. Я бы не появился, если бы ты не захотел.

А он очень хотел. Так хотел, что сводило каждую клетку. Глубокая затяжка. На лице Нила — ухмылка. Такая, какой Эндрю её запомнил. Тяжело. Без неё и без него. Не видеть и не слышать. Когда он стал так сильно зависим? Когда Джостен вытеснил из его груди кислород? Видимо, он был обречён с самого начала. С того дня, когда сам выбил воздух из лёгких Нила клюшкой. Это было меньше года назад, а такое чувство, будто прошла вся жизнь.

Эндрю вновь взглянул на Нила, сидевшего рядом. Тот смотрел на пылающий рассвет. Он был... умиротворён. Будто познал смысл жизни и истину чёртового мироздания. Он никогда не был так спокоен. Рыжие кудри падали на лоб, их трепал ветер. Эндрю захотелось убрать их с лица Джостена, но он не стал. Вдруг, тот исчезнет, если Эндрю дотронется.

— Не уходи, — прошептал Миньярд.

Нил ему был так сильно необходим, что уж лучше глюк, чем вообще никак. Лучше напиваться, накачивать себя всякой дрянью, чем без него. Лучше он умрёт от передоза, чем от разрывающей грудь боли одиночества и блядской вины.

— Не уйду, — улыбнулся Нил.

И этим двум словам Эндрю поверил сильнее, чем всему, что слышал несколько недель. Он верил в галлюцинацию больше, чем в реальный мир. Конечно, ведь именно этот мир забрал у него Нила. Этот мир оставил на его теле непроходящие шрамы, рубцы на коже и душе. Их не залечит ни время, ни люди — никто. Наверное, даже у Нила не получилось бы, если он, конечно, когда-нибудь вернётся.