13 глава

452 8 0
                                    

Когда долгое время не видишь человека; забываешь, как он выглядит; не вспоминаешь о его привычках или предпочтениях; вытесняешь из лёгких привычный его аромат, то обычно и необходимость в нём сходит на нет. Ты больше не ждёшь встречи; не думаешь о том, как вы могли бы провести вместе время; совершенно перестаёшь видеть его образ в воспоминаниях, оставляя вместо профиля белое пятно.

Чимин до сегодняшнего дня так и жил.
Пытался, по крайней мере: как никак, когда даришь кому-то свою душу, сердце, тело – всего себя, – так или иначе хотя бы черты в памяти сохранятся. Осядут тем самым пеплом, но жечь больше не будут, и пытаться разрушить тоже – просто останутся пережитком прошлого, больше не беспокоя.

Но именно сегодня, глядя в глаза, когда-то бывшие целой Вселенной, Чимин готов был послать к чертям самого себя. Стоя в душе под ледяными струями, он даже не пытался помыться. Не притрагивался к гелю для душа, забыл о шампуне и прочей химии для волос тела, стоявшей на полочке в душевой кабине. Просто стоял, уткнувшись лбом в кафель и тяжело дыша, смывая с себя пыль тех времён, что были самыми прекрасными и губительными одновременно.

Возможно, где-то в глубине души – там, куда никто уже давно не пытался пробраться даже он сам, – Чимин хотел его ещё хоть раз когда-нибудь встретить. Хотел ещё хотя бы один раз посмотреть в радужки лисиных глаз, ещё один разочек прикоснуться к коже, в ту ночь горящей адским пламенем.

Чимин первые годы мечтал сорваться обратно в Сеул. Юнги ужасно не хватало, и эта пустота в груди, образовавшаяся в тот момент, когда он железными тисками вырвал прямо из самой её сердцевины любимый образ лучшего друга, вмиг заполнилась тоской и грустью. А грусть – это эмоции, свойственные тем, кому не всё равно. Как бы не вынуждал себя самостоятельно поверить в то, что это конец – тот самый «апогей», которого он достиг, ежедневно впадая в пучину собственного наплевательского отношения на свою гордость и самолюбие, – а признаться в этом самом «всё» оказалось чем-то непосильным. Наигранное безразличие имело место лишь в дневное время, наполненное до отказа новыми знакомствами, вливанием в коллектив, акклиматизацию и социализацию в новом обществе, но стоило остаться одному в съёмной квартире совершенно неизвестного города, как начиналось беспросвестное самобичевание и приступы паранойи: поспешил, не попытался найти повода поговорить, канул в лету своего отчаяния и непосильной обиды. И так по кругу, до тех пор, пока он не познакомился с Майклом.

My ninth circle of hellWhere stories live. Discover now