My ninth circle of hell

19 глава

Чимин стоял на кухне и готовит оладья. Послушались тихие шаги.

— Доброе утро, Чим~и- прошептал Юнги на ухо любимому

— Доброе, — шепчет в ответ, всё ещё не веря в происходящее.

Неужели его давняя и глупая мечта сейчас сбывается?

— Что ты готовишь? — не выпуская из рук, интересуется Юнги.

— Оладьи с вишнёвым джемом. Будешь?

— Конечно. Сто лет не ел домашней еды.

— Ты серьёзно?! — вновь оборачивается на него Чима, отключая конфорку, на которой стоит сковорода с оладьями.

— Да, — кивает Мин. — Я слишком много работаю, а готовить мне некому, — звучит с заметной грустью.

Чимин переворачивается в его руках, клюёт губами в щеку и зарывается пальцами в лохматые чёрные волосы, растрёпанные после сна.

— Значит, иди умываться, и будем завтракать.

— Приказ принял!

Юнги смеётся, целует его в висок и скрывается за дверью в ванную. Чимин набирает в лёгкие как можно больше воздуха и еле сдерживается, чтобы просто не запищать. Никогда в своей жизни он и подумать не мог, что находясь рядом с Юнги будет так счастлив, а не будет вновь скрывать свои чувства, бояться лишний раз прикоснуться к чужой коже, чтобы разрядом тока не убило все нервные окончания, которые уже будет не восстановить, и ждать того момента, когда его глупая влюблённость станет взаимна.

Она уже, и от этого хочется плясать джигу и завалится в звонком смехе, чтобы каждому показать, что есть где-то в этом мире справедливость, которую он игнорировал, говоря, что её не существует.

Он выкладывает по пять штучек оладий на тарелку, поливает их сверху вишнёвым джемом, что нашёл в ящике над раковиной , делает на скорую руку кофе Юнги, а себе чай и относит на стол. Мин возвращается в тот момент, когда Чимин ставит сковороду в мойку, подмечая, что пахнет невероятно вкусно, и садится за стол. Пак садится напротив, подбирая одну ногу под себя, как делал всегда, вызывая тем самым у Юнги тихий смешок.

— Годы идут, а ты не меняешься, — улыбается он, отламывая кусочек оладьи вилкой.

Чимин прячет взгляд в кружке с чаем

— Отстань, — бубнит он себе под нос.

— Ты смущаешься? — удивляется Мин. — Когда вчера залез ко мне на колени и целовал, то не смущался.

— Юнги! — шикает на него Чимин. — Мне просто... непривычно.

— Почему? Разве... ты не делал так всегда?

— Когда ты был моим другом, мне было всё равно, как я выгляжу, а сейчас, когда ты вроде как... мой парень, я немного стесняюсь, — признаётся честно Чимин.

— Чим~и — Юнги кажется это безумно милым, и он поднимается с места, подходит к Паку и берёт его за руки, перебирая пальцами чужие. — Если бы я не знал тебя, я бы сказал, что я нашёл совершенно другого Чимина. Кто ты и где мой лучший друг?

Чимин усмехается, понимая, что действительно ведёт себя немного странно, но ничего с собой поделать не может. Когда Юнги смотрит на него испытывающе, он ведёт себя как дурак, и это абсолютно не лечится.

Он поднимается с места, не отрывая взгляда от чужих глаз, и шепчет на ухо, обдавая его жаром дыхания:

— Где твой лучший друг, я не знаю. Но твой парень здесь, и ни о каких друзьях я и слышать не хочу.

Не хочет. Боится слова «друзья». Слишком боится этого слова, чтобы слышать его из уст любимого.

Юнги перемещает свои руки на чужую талию, притягивает к себе и шепчет так же в ответ:

— Не будет никаких друзей, Чимин. Никогда больше. Хватит с нас этого теперь мы встречаемся.

Они будут любить друг друга вопреки всем годам боли и одиночества, потому что теперь наконец-то свободны в своих жизнях и выборе, что у них теперь одни на двоих.
Они расстались на шесть лет, но судьба снова свела их, их выбор дал им право снова любить друг друга.

Нет больше друзей.

Есть теперь только любимые.