Когда мы вернулись обратно

Перемена

— Когда это уже закончится?

Николай Петрович вышел. Ученики одиннадцатого «а» собирали учебники, тетради, пеналы в сумки. Виолетта опять не выдержала и стала ныть. Она хотела бы молчать, но неизвестность и неопределённость её просто доканывали: сколько можно ходить по этим коридорам, в которых они провели шесть лет, если давно уже не школьники?

— Осталось всего два урока, — отозвалась проходящая мимо Соня.

— И что? — вскинулась Виолетта. — Дальше-то что мы будем делать? Пойдём домой? Зачем? Я хочу в двадцатый год. Мне надоел ваш десятый год и одиннадцатый класс.

На пороге кабинета застыли две восьмиклассницы. Они с любопытством, граничащим с благоговением, рассматривали Виолетту, которая была прекрасна в своём недовольстве. Тем более им были интересны такие необычные слова старшеклассницы.

— Чего уставились? — гаркнула Виолетта растопыренным ртам.

— Девочки, шли бы вы отсюда, — усмехнулась стоящая возле двери Катерина.

Девчонки моргнули и скрылись.

— Бред, — бубнила себе под нос Виолетта, — безобразие, безумие...

— Ты что, решила описать нашу ситуацию словами на «б»? — подколол Виолетту Павел.

Виолетта подняла на него непонимающий взгляд, после чего рассмеялась: легко, звонко и заразительно. Засмеялась так, как никогда себе не позволяла ни в чьём присутствии. Весь класс уставился на неё, такую радостно смеющуюся. Но Олеся видела, что одно неверное движение, неверное слово и у Виолетты начнётся истерика.

Виолетта смеялась так заразительно, что Настя Полякова, стоящая рядом со столом и ждущая, когда Виолетта соберётся, тоже подхватила смех. Её смех был легче и проще. Он чувствовался выдохом, передышкой от потрясений, в которые их столкнули с самого утра, но так не объяснили правил игры.

Олеся поняла, что присоединившийся смех был новой отдушиной, которую все так ждали и внутренне хотели. Никакого предистеричного настроения, просто разрядка от напряжения. Олеся подхватила смех, вначале чуть натянуто, но потом поняла, что не может остановится.

Наконец весь класс смеялся, некоторые даже похрюкивали, но тихо, практически неслышно.

— О-ой, господи, — протянула Настя Аникина, вытирая выступившие слёзы, — по какой причине ржём-то?