Перевал

Глава 5

Дорога — странная вещь. Она наполняет дни простыми и понятными делами: лошадиными подковами в деревенских кузнях, обильными ужинами в дымных тавернах, переправами, дождями и соломенными матрацами. А в промежутках между тавернами и постоялыми дворами она оставляет место для раздумий, для мыслей долгих, как мили, и медленных, как шаг коня.

Родрик ехал домой. Он возвращался в суровую крепость, где облака цепляются за шпили башен и ложатся влажным брюхом на крыши бараков. Он возвращался к рейдам и засадам, к арбалетным болтам, летящим из темноты, к опасным кручам и ослепительному солнцу над белыми вершинами. Там всё понятно и почти честно: торговцы прячут сонный корень в мешках с перцем и шафраном, логоссы уводят через перевал краденых овец, а фермеры двигают межевые столбы едва ли не быстрее, чем его землемеры успевают их ставить, а также охотятся в его угодьях, рубят деревья в его лесах да пасут скот на нейтральной земле. Там есть рабы, которые умеют жить, и воины-орлы, умеющие умирать.

Рыжая лента дороги ложилась под копыта лошадей, цеплялся за горизонт зубчатый край леса, да убегали к небу убранные поля. Земля готовилась к зиме. Её далёкое дыхание чувствовалось в зябкой дрожи осенних звёзд, в горьковатом и уютном запахе каминного дымка, в алом кленовом листе, прилипшем к лошадиному крупу. Родрик думал о зиме, о том, что будет она суровой и снежной, а значит, лавины перекроют Поющий перевал, и это, несомненно, к лучшему: меньше дорог охранять, меньше дозоров отправлять в метель. А когда мысли вдруг несли, как норовистая лошадь, и снова касались его щеки тонкие и сильные пальцы, и снова тихий голос говорил: «я мог бы», он давал шпоры хорошему андамасскому жеребцу и улетал в поля, прочь ото всех, прочь от собственной вины, от боли несбывшегося, от солёных мёртвых губ. «Они не такие, как мы, — говорил он себе, и острый ветер срывал с губ горькие слова: — Не нужно их жалеть и понимать их незачем. Нужно просто забыть, как морок, дурной сон. Как сошедшую лавину, как прошлогоднюю метель. Снег растает, деревья вырастут. Живи дальше».

Эалы на дороге не встречались. Лишь однажды попался им навстречу богатый экипаж с обозом в сопровождении двух дюжин рослых воинов в одинаковых нарядных доспехах, но, были они людьми или дорогими рабами, под шлемами-барбютами разглядеть не удалось. Родрик слышал, как его орлы смеялись: «В мирное время, на мирной дороге — и в шлемах. В чем же они на бой выйдут? Прямо сразу в гробах?»