Штрихи | CюэСяо

Лучшая часть

Лезвие прорезает тонкую кожицу и с едва слышным хрустом входит в мякоть. По пальцам призывно течет, даруя непреодолимое искушение немедленно их облизать. Могло быть и послаще, если честно, ведь с виду такое алое, будто кто в краску окунул... Сюэ Ян неодобрительно кривится и выдергивает вырезанную из яблока сердцевину.
На гладком боку появляется еще несколько надрезов, разделяя фрукт на почти равные части. Так, что там дальше: воткнуть нож в центр дольки и отсечь все ненужное? Сказать проще, чем сделать — это вам не с трупами возиться! Но, к сожалению, здесь не тайное поместье в землях Цзиней, а всего лишь похоронный дом в захолустном городишке.
Скрип двери и звук приближающихся шагов заставляет Сюэ Яна повернуть голову. Вид у даочжана ничем не примечателен, однако он явно чем-то взволнован — то ли излишне торопливая походка выдает, то ли подрагивающие уголки губ, силящиеся изобразить беззаботную улыбку. Интригует.
— Ченмэй, — радушно произносит Сяо Синчэнь в качестве приветствия, останавливаясь чуть поодаль. Несмотря на слепоту, он безошибочно чувствует, где находится Сюэ Ян, и это иногда даже почти пугает. С запахами у него тоже все просто отменно, потому что он сразу догадывается: — О, нас ждут яблоки?
Сюэ Ян критично смотрит на кособокие нарезанные кусочки, отдаленно напоминающие кроликов. Нужно больше практики, иначе и показать стыдно! А, собственно, кто на них тут любоваться будет — парочка слепых? Проклятье, зачем он вообще с этим возиться вздумал...
— Если повезет, — с его губ срывается пренебрежительный смешок. — Ты что-то хотел, даочжан? — Ни к чему бродить вокруг да около.
— Да, у меня есть к тебе просьба. Я пойму, если ты откажешься, — после недолгой заминки добавляет Сяо Синчэнь, подходя еще ближе.
Все эти разговоры начинаются одинаково, но до сих пор не надоели — итог-то всегда разный. Дважды интригует, ведь речь пойдет не о какой-нибудь ерунде, вроде Слепышкиных выходок или свар с горожанами — в таких случаях нет права на прямой отказ. Дело совсем в ином: личном, что люди обычно делят под покровом ночи за закрытыми дверями спальни, отчего, несомненно, многое теряют.
Сюэ Ян откладывает в сторону нож и отодвигает тарелку с результатами кроликово-яблочных экспериментов — подождут.
— И что на этот раз ты придумал? — искренне любопытствует он, оборачиваясь. — Твоя фантазия не устает меня поражать.
И это чистая правда! Сдержанный и благочестивый снаружи даос горазд на такие выдумки по части плотских утех, что только диву даваться! Но, если честно, не так уж это и странно — какие еще могут быть развлечения у слепца, кроме как предаваться распутным мыслям? А уж если есть рядом кто-то, кто не прочь претворять их в жизнь, так и вообще сами Небожители велели... Хотя порой эти затеи откровенно странные и невыполнимые, потому что кое-кто слишком переоценивает возможности нормального — не даосского — человеческого тела.
— Так что же? — тянет Сюэ Ян, подталкивая Сяо Синчэня к скамье, придвинутой к столу, вынуждая сесть.
Долговато что-то даочжан молчит и мнется: обычно вываливает все как на духу! Очень хочется верить, что в предстоящем веселье никак не будет замешана мухогонка — прицел у ее гордого обладателя начисто сбит. Надо бы сие орудие вышвырнуть куда-нибудь, к слову, а то до сих пор оторопь берет... Или смех.
— Я... Понимаешь... Это будет сложно объяснить, — с виноватым вздохом признается Сяо Синчэнь, поднимая голову, будто глядя на стоящего прямо перед ним Сюэ Яна.
— Уж постараюсь как-нибудь вникнуть, мне многие говорили, что я смышленый, — усмехается тот, подаваясь навстречу, чтобы плавным, но быстрым движением опуститься на чужие колени. Лицом к лицу, плотно сжав ногами бока, а для верности еще за стол по обе стороны схватиться, чтобы не дать сбежать. Хотя можно подумать, даочжану такое в голову придет — мигом нашел, куда свои руки пристроить, даром что слепой.
— А мне говорили, что я вызываю ужас, — наконец бесцветно произносит он, чуть ослабляя хватку.
— Это тебе лютые мертвяки перед упокоением сообщали? — неверяще фыркает Сюэ Ян, отклоняясь назад, чтобы внимательно посмотреть в полное трагизма лицо Сяо Синчэня. — Ты же прославленный заклинатель, которого люди чуть ли не святым кличут!
Кто ж там такой смелый нашелся, кому жить надоело? Или... неужели кто-то прознал о секрете даочжана, о котором не знает даже он сам? Ведь если ведать, что он на самом деле творит, то иначе как ужасным его назвать нельзя.
— Я не об этом, — мотает головой тот. — Их пугаю я. То есть мои глаза. То есть... Ох, я же говорил, что это сложно!
— Так ты же их заматываешь. — Сюэ Ян и впрямь не слишком понимает, к чему это все, однако накатившая волна панического гнева отступает.
— Один раз я потерял повязку на ночной охоте и понял... что мне ее лучше никогда не снимать, даже если не идет кровь, — с горечью делится даочжан.
На это можно лишь безрадостно хмыкнуть: несложно представить, как заорал какой-нибудь крестьянский ребенок, увидав спасителя без куска ткани, прикрывающего дыры на месте глаз. Даже если не кровит, — а это случается все реже, — может вогнать в дрожь. Но как это связано с телесными радостями?
— И что я должен с этим делать? — интересуется Сюэ Ян.
— Каждый раз, стоит мне надеть повязку, я чувствую, что я должен это делать, чтобы не отпугивать окружающих. И мне бы хотелось не прятаться, когда я с тобой, — словно через силу выдавливает из себя Сяо Синчэнь. И спешно напоминает: — Ты можешь отказаться, если тебе это тоже неприятно видеть.
Сюэ Ян молчит, затаив дыхание, но после не выдерживает и заходится в приступе хохота, опираясь на услужливо сцепленные за его спиной руки, чтобы не свалиться.
— Даочжан, и это то страшное извращение, которое ты так долго обдумывал? — с хриплым стоном вопрошает он. — А я уже думал, как буду отнекиваться...
— С чего ты взял, что это должно быть извращением? — кажется, Сяо Синчэнь немало озадачен. — Я же не...
— Ох, только не говори мне, что приличные люди вопят мантры, доходя до пика, а чтобы его достичь, просят укусить их за... — ехидно тянет Сюэ Ян, но даочжан не дает ему закончить.
— Прекрати! — смущенно восклицает он. — Это было всего один раз и... Погоди, так тебе моя просьба не кажется противной?
Очень хочется его помучить, если честно: потянуть время, поувиливать от ответа. И поэтому Сюэ Ян молча протягивает руку, чтобы нашарить на затылке Сяо Синчэня узел повязки и ослабить его, сдергивая полоску ткани.
— Как бы тебе так сказать... — задумчиво говорит он, разглядывая беззащитное лицо напротив. На нем читается ожидание и затаенный страх, и от этого зрелища снова пробирает на смех. — Даочжан, ты всерьез думал, что меня можно этим испугать? Ты иногда такой дурачок, что я просто ума не приложу, как ты вообще без меня выжил!
— Я... Ченмэй, что ты... — продолжение тонет в прерывистом вздохе Сяо Синчэня, когда его голову обхватывают ладони, лишая шанса увернуться от влажного прикосновения языка вдоль левого нижнего века.
Сюэ Ян не считает нужным отвечать. Он разве что может вслух посетовать, что не додумался до этого сам. Темные провалы пустых глазниц — лучшая часть в даочжане, без шуток. Темные, манящие, с пушистыми подрагивающими ресницами по краям. Разве можно было бы коснуться их губами, будь все как прежде, когда Сяо Синчэнь еще не лишился зрения? Возможно, это мог бы сделать кто-то другой, но он бы точно не ощутил солоноватого с металлическими нотками вкуса.
По-другому тоже очень занятно: под кончиками все еще слегка липких от яблочного сока пальцев податливо и мягко, горячо и трепетно. Глаза там совершенно не нужны! А поцеловать можно и в губы — не отказывать же жалобным вздохам, которые быстро становятся приглушенными стонами, уже общими. Кто бы знал, что такое может взволновать за считанные мгновения?
Одна рука Сяо Синчэня перемещается со спины Сюэ Яна на волосы, легонько дергает, отстраняя. Разочарованным или возмущенным он не выглядит, но пораженным до глубины души. Он привычным жестом тянется к своему лицу, будто намеревается поправить повязку, и тут же опускает, осознавая, что та давно валяется на полу.
— Я не ожидал, что ты так поймешь мою просьбу. Наверное, это неправильно, — чуть осипшим голосом говорит он.
— Что именно? Что тебе это нравится? — насмешливо отзывается Сюэ Ян, выразительно ерзая на месте. Ему в его положении даже не надо опускать взгляд, чтобы почувствовать стремительно разгорающееся желание.
— Сильнее, чем можно было представить, — приподнимает уголок потемневших от поцелуя губ Сяо Синчэнь. А еще он точно не может себе представить, как потрясающе выглядят его блестящие от засыхающей слюны пустые веки — это словно какая-то метка, которую может себе позволить оставить только один человек. Иным это покажется омерзительным.
— Красиво. Ты — красивый, — с искренним восхищением говорит Сюэ Ян.
Даочжан ведется на комплимент, как не самая успешная девица под конец праздника, когда все ее подружки уже разобраны ухажерами. Широко, но застенчиво улыбается, склоняет голову набок и почти деловито спрашивает:
— Где А-Цин?
— На улицах носится, — уверенно отвечает Сюэ Ян, на самом деле не имея ни малейшего представления о местонахождении мелкой поганки.
Он вообще не может взять в толк, какая разница: ну зайдет, ну морду скривит, и что с того? Переживет — ведь даже не увидит ничего! Или даочжана беспокоит ее душевное равновесие? Ну и это не беда: сам Сюэ Ян в юности на всякое насмотрелся, даже на выступления Гуаншаня в борделях, и как это помешало? Нормальным вырос! А целомудренный Сяо Синчэнь до того, как слез с горы, ничего не ведал — зато отбитый на всю голову.
И очень шустрый для слепца! Успокоил сам себя, что не творит ничего дурного, и тут же принимается за дело. Сюэ Ян не намерен его останавливать, а сам помогает развязать пояса. Верхние ханьфу с шорохом опадают вниз. Можно, конечно, утащить этого даосского распутника в комнату и уложить на кровать, но очень уж не хочется покидать насиженное место, когда в теле кипит кровь, а дышится через раз.
Даочжан подобен дурно залатанной плотине, которую стоит разок ковырнуть, и с ног собьет поток бушующей воды. Отдается так, будто в первый и последний раз в жизни, заполняя все вокруг почти детским восторгом, а уж берет... Будто душу заодно выбить пытается, после в себя прийти — задачка не из легких. Сюэ Ян так не умеет. Он может только плыть по течению, и надеяться, что получится сохранить остатки своего разума и ненависти.
Подставляя шею и оголенные плечи под прикосновения губ, Сюэ Ян отстраненно глядит на поблескивающее на столе лезвие ножа. Оно же годится не только кроликов-выродков строгать, ведь можно схватить и воткнуть в глотку Сяо Синчэню, тот даже и пискнуть не успеет. Приходится встряхнуть головой, чтобы вышвырнуть оттуда эту мысль — пока не время. Оно точно наступит не сегодня, и настойчиво притянувшие к себе для очередного поцелуя руки лишь уверяют в этом.
Терпение иссякает: тереться уже ноющим от возбуждения членом через ткань нет никаких сил, и не только у Сюэ Яна, если судить по просящему стону. Справиться с завязками на штанах на ощупь удается не сразу, те будто назло выскальзывают из-под пальцев, однако эти неудобства лишь распаляют сильнее. Вжаться в чужую плоть своей становится едва ли не необходимым.
С губ срывается чуть ли не благодарный скулеж, когда теплая ладонь Сяо Синчэня занимает положенное ей место. Пальцы Сюэ Яна спустя несколько мгновений сжимаются поверх его, размазывая и смешивая выступившую смазку. Левой рукой он без опасений вцепляется в плечо даочжана — нет ни единого шанса, что он в таком состоянии почувствует, что чего-то не хватает.
— Да, Ченмэй, вот так... — согласно выдыхает тот, и впрямь ничего не заметив. Он судорожно подается вперед, отодвигаясь от врезающегося ему в спину края стола, но движения его размеренны, даже с темпа не сбился. Вот это даосская выдержка — и в рукоблудии при нем!
Сюэ Ян только смеется сам себе, неспособный проговорить это без запинки, покачиваясь на месте. Приспущенные штаны сбились и точно потребуют стирки, но кого это волнует, когда можно склониться и снова коснуться губами смеженных от напряжения век Сяо Синчэня?
От неожиданности, — будто забыл с чего началось! — тот издает полузадушенный всхлип, жмурясь сильнее, но уступает, позволяя скользнуть языком в открывшуюся щель. О, ему это действительно нравится! Вот зайди сейчас Слепышка и увидь, как ее разлюбимый даочжан извивается от наслаждения, точно бы никогда не оправилась. Ну будь мелкая оборванка зрячей, конечно...
Удержаться на чужих коленях все сложнее, однако долго и не нужно. Сюэ Ян бесстыдно толкается в стиснувшуюся руку Сяо Синчэня, потираясь о его член своим, приближаясь к развязке с невиданной доселе скоростью. Кажется, что прошел только миг с того момента, как были прерваны издевательства над безвинными яблоками. Но даочжан опережает, изливаясь с несдержанным воскликом — на этот раз смог обойтись без мантр, а жаль. Под них очень задорно доходить до финала самому.
Сюэ Ян тяжело дышит, наваливаясь вперед, чтобы не упасть. На животе подсыхает семя — свое и чужое, — но нет желания его вытирать. Он чувствует поглаживания по спине, и податливо оседает в предложенных объятиях. Из-за чужого плеча настырно виднеется нож на столе, напоминая о себе: только руку протяни и сделай то, что давно должен сделать. Да сказал же уже — не сегодня, пускай отцепится!
— Эй, даочжан. Скажи, каково это — лишаться глаз? — непритворно хриплым голосом спрашивает Сюэ Ян, прячась лицом в сгибе шеи Сяо Синчэня, чтобы не смотреть на докучливое лезвие.
Даочжан никогда лично не делился подробностями, как потерял зрение, но молва все равно разнесла по всему заклинательскому свету, что тот решил ими пожертвовать во имя великой, что б ее, дружбы. Напоминанием об этой неслыханной глупости тоже можно ранить — неплохая замена, чтобы хоть как-то убедить себя в том, что ненависть никуда не делась.
— Если честно — не помню, — немного растерянно тянет Сяо Синчэнь, продолжая бездумно выводить какие-то узоры пальцами на коже Сюэ Яна. А после недолго молчит и добавляет: — Все, что осталось в памяти: на тот момент мне казалось это правильным решением.
— А сейчас уже не кажется? Хочешь обратно?
— Я не жалею, если ты об этом, просто, — он замолкает на мгновение, — я бы сейчас многое отдал, чтобы иметь возможность на тебя посмотреть.
Сюэ Ян сильнее сжимает пальцы на изуродованной руке в чужих волосах и долго молчит. А затем тянется второй рукой до отодвинутой в сторону тарелки с уже слегка потемневшими нарезанными яблоками и весело говорит, подхватывая один кусочек:
— Зато тебе повезло, что ты не видишь этих уродцев.
Нужно все-таки потренироваться и научиться делать нормальных кроликов.