human

Двенадцать. Дьявол

Дьявол горделиво стоит позади пламени, ограждающего его трон, спрятав руки за спину. Все знают, что нынешний Дьявол сильнее всех предыдущих, все боятся его, но никогда не показывают этого открыто. Несмотря ни на что, каждый присутствующий знает, что такое честь. Но сам же Правитель чувствует ужас своих подчиненных. Его это так воодушевляет, возвышает, питает.

В комнате темно и лишь ярко пылающий огонь позволяет разглядеть семь проемов, где располагаются семь тронов смертных грехов. Под каждым из них лежат плиты, на которых изображены существа, символизирующие тот или иной грех. Все шесть из них с твердой осанкой сидят, спрятав руки в черные длинные мантии, которые закрывают от чужих глаз их облики.

Пустует лишь место Гордыни.

Высокие потолки куполом обволакивают маленькое круглое окно, которое открывает вид на людской мир прямо из Преисподней. Также свет, исходящий из этого окна, указывает на провинившегося демона, который стоит на одном колене, с сожалением опустив голову вниз, посреди огромной залы, где каждый шорох отдает эхом. Все его братья и сестры Величественно располагаются на своих местах, не смея делать и малейшего движения, в то время как Гордыня поддается Величайшему позору, стоя на колене перед Правителем на глазах у своих сородичей, но совершенно не понимает, что его сюда привело. Что он сделал?

Все шесть братьев и сестер Гордыни собрались здесь, чтобы свершить суд. Дьявол недовольно шагает по своему подиуму, волоча за собой свой излюбленный темный плащ и неизменно заключив за спину руки. Он тянет время, все проходя из одного угла в другой, заставляя присутствующих еще сильнее нервничать.

Пламя вокруг залы разгорается, отблеском освещая силуэты смертных грехов. Все, как один, сидят в непроницаемых черных мантиях, которые закрывают все участки тела. Найл так же стоит на одном колене в точной такой же черной мантии. За спиной два огромных крыла с острыми концами, которые показывают его истинную сущность. Демон медленно поднимает голову к Отцу. Мантия не открывает его лица, зато показывает его огненно-желтые глаза, горящие гневом.

— Айра*, — шипит, стиснув зубы, но девушка лишь злобно хихикает, сидя на своем троне справа от Найла.

Трон девушки расположен ближе всех к Правителю, по левый бок от него.

— Прекрати, — рычит Найл, оглядываясь на Гнев, но она лишь зло ухмыляется, ловя себя на мысли, что сама Гордыня так легко попалась ее чарам.

— Айра! — срывается Орландо, заставляя огонь яростно трепетать. Девушка тут же перестает, чуть опустив голову в сожалении. — Твое поведение меня расстраивает, — обращается к Найлу, переходя на спокойный тон и возвратившись к главной теме собрания. — Твоя избранная, — медленно ступает вниз с подиума по лестнице, переступив через горящее пламя, — она слишком хороша, — сквозь тьму силуэта начинают светить ярко-красные глаза. Дьявол опускает руки и твердо шагает к сыну. — Когда придет момент и она выберет добро, ты ничего не сможешь сделать. Скажи мне, Найл, как сильно ты ее любишь? — встав напротив парня, спрашивает, смотря на блондина сверху вниз.

— Отец, — качает головой, прикрыв глаза.

— Я жду ответа! — кричит, протянув руку в Найлу.

Демон резко подрывается с места, болезненно испустив болезненный, но очень короткий крик во всю залу. Спина с хрустом прогибается назад, спустив капюшон и открыв взору лицо Гордыни — истинное лицо. Каждая частичка тела яростно бьется с заклятием, но справиться не может. Но даже эта невыносимая агония не дает ему право кричать или просить пощады. Холодные капли пота скатываются по лбу парня, а кровь в жилах кипит от боли. Орладно безразлично расправляет пальцы рук, а огонь буквально поднимается до такого уровня, что уже не видно тронов смертных грехов. Тело Найла взлетает вверх с прогнутой спиной. Демон пытается бороться с магией Отца, повторяет все возможные и невозможные заклятия, чтобы умерить боль — ничего не выходит. Он даже прибегал к латыни, но и она не помогает. Отец медленно сжимает руки, продолжая мучить сына, но делает это совершенно хладнокровно. А сводные братья и сестра лишь победно ухмыляются, с удовольствием вслушиваясь в каждый мимолетный стон парня.

— Ответ, — требовательно заявляет Дьявол, прогибая спину Гордыни.

Но Найл не отвечает. Все пытается бороться.

— Как сильно ты ее любишь? — гневно кричит, сжимая руку сильнее. — Ты ведь знаешь, что будет, если она не выберет тебя. Мальчик мой, она никогда не будет на одной стороне с тьмой. И во всем виноват ты. Ты, Найл, ― продолжает мучить. ― Ее дорога идет прямиком на небеса, куда тебе путь закрыт. Ты никогда не будешь с ней.

Огромные двухстворчатые двери со скрипом отрываются, отвлекая от своего делаПравителя.

― КТО ПОСМЕЛ ВМЕШАТЬСЯ? ― резко опускает руку, после чего Найл с грохотом падает на холодную плиту.

Дьявол с недоумением смотрит в дверной проем, через который пропускает яркий свет в залу грешников, и замечает двух девочек-близняшек, что стоят в одинаковых платьях и, держась за руки, проходят медленно внутрь.

— Фиби, Дейзи, — радостно расправив руки, приветствует Орландо, напрочь забыв о своем сыне. — Вы не вовремя.

— Господин, — ребячески начинает Фиби, проходя ближе. — Мы слышали о нем, — указывает подбородком на Найла Дейзи. — И мы пришли предложить ультиматум, — хором заканчивают близнецы.

— Уль.... Ультиматум? — весело замечает.

Фиби осторожно опускается к блондину и медленно проводит вдоль его тела рукой, озаряя его ярким светом, чтобы удостовериться в своих догадках. Демон все еще не может оправиться после взбучки, полученной от Отца, поэтому лишь покорно лежит, издавая болезненные вздохи. Он все еще чувствует боль, а Правитель, зная об этом, стоит и умиляется своей успешной работе.

— Он влюблен, — заключает девочка, умиротворительно улыбаясь. — очень сильно, — кивает сестре, затем вновь смотрит на Найла, нежно улыбаясь ему. Она заворожена им. ― Так восхитительно. Всегда удивляли такие феномены. Влюбленный демон, готовый отдать душу за свои чувства, ― все причитает про себя, с блестящими глазками разглядывая блондина, который даже двигаться сейчас обо не может.

— Вы, Господин, знаете о том, кто мы, — громко и уверенно произносит Дейзи. — Мы здесь не для того, чтобы помогать ему, — краем глаза смотрит на блондина, затем вновь оборачивается к главному. — Мы хотим попросить отдать его нам, — заключает девочка, вызвав у Правителя злобную усмешку.

Орландо слегка удивляет такой ход событий, но этим двум никто не может отказать. Если им дорога жизнь, конечно. Но и отпустить Найла он просто так не может, потому встает напротив Хорана и зло ухмыляется, сверкнув алыми глазами и озарившись идеей. Опускается на корточки, чтобы быть ближе к греху, и медленно поворачивает голову в бок, тщательнее разглядывая своего сына.

— Я совсем не против твоих чувств, — тихо шепчет, — но ты не должен забывать, что ты в первую очередь демон.

— Я и не забыл, — хрипло отзывается, тяжело сглотнув.

— Она чистая, — качает головой Правитель. — И во всем, что произойдет будешь виноват только, — шепчет, наклоняясь ближе к уху греха, — ты, — твердо констатирует и встает на ноги, развернувшись от Найла лицом к своему трону.

Но не идет к нему, а стоит на месте, через плечо оглядываясь на близнецов — Ненависть и Любовь. «Мы хотим попросить отдать его нам», — вспоминает в голове, долго обдумывая свой следующий шаг. Затем резко разворачивается к Найлу и вытягивает к нему руку, придавая его еще большей боли и медленно лишая его острых крыльев.

— Я отнимаю у тебя часть твоих сил, — пытается перекричать Найла, который со всех сил выгибается спиной, чувствую невыносимую агонию каждой частичкой своего тела. Он уже просто не может не кричать. Это просто сильнее его. — Посмотрим, как ты справишься с войной без крыльев и доступа к магии душ.

Крылья яростно трепещут за спиной, с хрустом обрываясь. Корни нехотя вылезают из-под лопаток. Найл кричит, сжимая руки в кулаки от ярости за то, что смеет быть таким слабым на глазах у своих братьев и сестер. Уже не сдерживает даже слез. А кровь льет, пачкая острые крылья греха, расхлестываясь по всей зале и даже чуть окропляя нежные платья девочек. С каждым вырванным корнем сила Гордыни снижается, но теперь жизнь без магии не кажется ему столь ужасной, как невыносимая боль этого ритуала.