Можно я тебя нарисую.?

Коротко..

- Как ты.? - прошептал Сигма.
Но ответа не последовало. Звенящая тишина разрезала уши. Как же хотелось думать что он уснул, а не умер. Но с его огромной потерией крови, он мог и умереть. Кому то это покажется безумным, думать что рядом лежащий человек умер, но увы, человеческая жизнь очень хрупка. Так что жить стоит прямо сейчас.
Немного приподнявшись и оперевшись на локти, бело-фиолетовый парень проскользил глазами по лицу, телу и ногам Гоголя. Ровное дыхание, порезанное тело в бинтах и еле закрытые одеялом, на половину оголенные, острые бедра. Казалось что надо было нечего не есть, что бы быть таким худым или это потеря крови так влияет на тело человека.? Разбираться в этом не хотелось и совсем не имело смысла, радовала лишь мысль что он жив, а остальное само как нибудь решится.
Переборов себя и встав с кровати, Сигма пошел в душ, в надежде все обдумать и переворить. Тихо выйдя из комнаты, прикрыв за собой дверь, он двинулся вперёд. Мрак захватывал улицы, во дворе не светило ни одного фонаря, создавая впечатление одиночества, страха что мурашками пробирал до самых косточек и звенящей тишины в ушах. Все это напоминало ночь из какого-нибудь фильма в стиле "ужасы". Единственный кто спасал бело-фиолетового парня от пожирающей пустоты был Николай, да лично они знакомы всего один день, но говорят что существует любовь с первого взгляда. А любовь ли это вообще, Сигма пока что не знал.
Вдруг, резко осознав что он забыл в комнате и именно из-за чего у него возникло чуство неполноценности, он пошел это забрать. Неприятно скрипнули петли уже довольно старой двери. Тихо, на цыпочках войдя в комнату, он быстро открыл шкаф, что находился недалеко от двери, достал свои хорошо спрятанные лезвия и двинулся к выходу. Не заостряя внимание, он лишь окинул взглядом комнату. Она была такой же мрачной, тёмной и мерзкой. Нигде не возможно было найти успокоения для души Сигмы
Но сейчас он видел спокойно лежащего и мирно спящего Гоголя, в чьем присутствии чувствовал себя так хорошо, что Бог бы обзавидовался. Улыбнувшись и поняв что тот крепко спит, бело-фиолетовый парень вышел из комнаты, в надежде спокойно полежать в холодной ванне, излечивая душевные раны.
Закрыв на щеколду дверь ведущую в ванную, он положив свои вещи, и подошёл к зеркалу. Увидев ограниченное по плечи собственное отражение, от фыркнул, взяв в руки лезвие.
- Какой же ты ужасный, твоя шея такая толстая и круглая, сделай её красивее! - сказал он в пол голоса сам себе, с явной агрессией, которую и так долго подавлял. Подставив лезвие к области шеи под подбородком, он резко дёрнул в низ, рана разрослась от верха шеи до костей ключиц. Свежая, тёмная кровь флынула из раны. Но никак на это не отреагировав, лишь поджав губы он продолжил. Приложив холодное, уже окровавленное лезвие к плечу, дернув вниз, изначально планированая траектория движения холодного оружия была по руке, но все пошло не по плану. Не дойдя и до середины руки, лезвие соскользнуло в сторону и врезалось углубившись прямиком в сердце. Руки задрожжали, не имели смысла ни шрамы, ни психологическое состояние Сигмы, лишь глубокая рана, доходившая до рёбер, что немного выглядывали из-за маленького отверстия, посреди плоти. Тело покрылось испариной, мурашки покрывали кожу. Упав на холодную плитку и выронив из рук лезвие, он лишь лежал, дрожжа он страха, холода и безысходности.
Говорят сердце даёт знать, если с любимым что-то произошло, так и случилось с Николаем. Как только бело-фиолетовый парень упал на пол, Гоголь вздрогнув и не понимая что произошло, вскочил с кровати. Внезапная паника и беспокойство окружили белобрысего. Осмотрев комнату и не найдя рядом Сигму, он вскочил. Сердце билось все быстрее, в бешеном темпе выстукивая своеобразную мелодию тревожности и беспокойства. Было плевать на внешний вид, но на всякий случай, надев на голое тело школьные штаны, он поспешил выйти из комнаты. Идя по холодному коридору, что отталкивал его своим внешним видом. Николай патылся всматриваться в темноту. Слух обострился. Вдруг, он услышал тихие, еле слышные всхлипы доносившееся из вынной комнаты. Почуяв что-то неладное, он решил идти на звук. Дойдя, он дёрнул за ручку белоснежной двери, та не поддалась. Попробовав ещё раз, Гоголь наконец понял что дверь заперта. Всхлипы становились громче, теперь среди безсвязной речи, можно было расслышать слова.
- Все не так... Я не могу, не хочу! Это тяжело! Я.. Я.. Не.. Мог.. У.. - слова звучали за дверью. Казалось они закрались глубоко в душу и разбирают её на мелкие кусочки. Определенно тяжело, плохо и печально, было обоим а этот момент.
Нужно было срочно помочь, успокоить сказать что все будет хорошо, пускай это будет и неправда.
В попытке открыть дверь, Гоголь сильно повредил и без того ещё незажившие раны. Решив действовать по другому Николай процедил довольно громко и четко, так что бы эти слова подействовали на Сигму:
- Немедленно открой дверь, я тебе помогу! - всхлипы утихли, видимо Сигма понял наконец, что его услышали. Но не в силах подняться, он лишь крикнул:
- Помоги!
И вырубился. Сколько не бился об дверь, сколько не просил очнуться, за дверью так и оставалась гробовая тишина что смешивалась с этой ужасной ночью, что недавно была прекрасна, как цветение тюльпана.
конец 9 главы.