Можно я тебя нарисую.?

Мир - все го лишь иллюзия..

Полнолуние прекрасно. Круглая белоснежная луна словно "подвисла" на небе. Небо вокруг ее волнами расходилось в разные стороны. Маленькие облака были похожи на чешуйки рыбы, плавно располагающиеся на ее теле. Как только луна появлялась на горизонте, спокойствие словно сон, сладко обвалакивало тело. Проникало во внутрь, отрафируя всю плоть и органы вместе. Но это чувство было до дрожи приятно, словно расслабляющий эффект накрыл в один момент мозг, заставляя того остановить действие всех органов.
Снег под ногами хрустел, его кристалики соприкасаясь друг с другом, ломались. Мороз зашкаливал, согреться уже не получалось. Лежа на плече у Достоевского, Гоголь перестав пытаться спастись и смирившись со своей судьбой, лишь наблюдал за снегом и тенью, которая образовывалась в ямках, от следов ботинок. Интересно поблескивая, снег невероятно завораживал.
**Как бы было хорошо, если бы в следующей жизни я был снегом...** - крутилось у него в голове, но внезапный удар в спину, заставил проснуться от чарующей луны. За острой болью в спине последовал удар на ноги, оказывается Достоевский опустил того на землю. Похлопав по плечу, прошел за его за спину. Николай знал, что они уже пришли, но совсем не хотел поворачиваться. Не хотел видеть ту страшную квартиру. Шрамы были еще свежие, их боль напоминала недавно прожитое, что не хотелось бы проживать второй раз. Пересилив себя Гоголь пошел за старшим. Тот уже с презрением в глазах ждал его, отворив мощьную железную дверь. Задыхавшись от страха, младший вошёл в подъезд, дверь за ними затворилась со звонким стуком об её железное основание.

- Сигмушь! Как только узнал, что ты здесь, сразу примчался!
- Ты что тут делаешь... - пока Сигма стоял в ступоре от непонимания ситуации, парень уже принялся осматривать палату.
- Дазай черт возьми! Зачем ты здесь?
- Пришел навестить старого друга, а то как в эту новую школу перевёлся совсем про меня забыл!
- Совсем нет... Но кто тебе сказал?
- А.. Мама твоя, кто же ещё?!
- Ох, зачем она это сделала...
Назойливый знакомый взбудоражил Сигму, обсолютно всполошив его мысли, что и без того путались между собой. Его каштановые волосы развивались на сквозняке, а придурковатая улыбка словно прилипла к его лицу. Никогда бело-фиолетовый парень не видел его грустным. Дазай был его бывшим однокласником, но из-за переезда родителей, они поменяли и школу сыну. Как таковым другом Сигма его не считал, но постоянно таскался с ним рядом, ведь одному было страшно.
- Ну ты тут хорошо устроился! Смотри как, соседей нет и палата светлая!
- Просто дали пустую...
- Завидую! Когда я лежал, у меня было куча соседей, хотя признаться честно я не такой интроверт как ты, так что мне было даже весело!
- Вот именно, а мне и тут хорошо.
- Слышал от твоей матери ты друга себе нашел... Что за человек?
- Тебе то какая разница?!
- Просто из любопытства спросил, чего ты сразу.
- Нечего спрашивать фигню всякую!
- Ой, да ладно тебе! Как ты тут оказался то вообще?
- Да у меня... Гастрит Воспалился, вот я и тут.
- А он у тебя был?
- Ну раз я здесь, то наверное.
- Но у меня в больнице было разделение по диагнозам, а тут вроде другой...
- Я же говорю свободный номер нашли вот я и здесь, что там у них по разделению я не знаю.
- Ладно... Не грусно тебе тут?
Не в силах терпеть больше общение с неприятным человеком, Сигма сказал с пренебрежением в голосе:
- Нет не грусно мне. Я на восстановлении и мне нужны тишина и покой! Так что свали пожалуйста, я не готов сейчас...
- Ути какой! Интроверт мой, ладно пойду я, так уж и быть, а ты выздоравливай!
- Угу...
Дверь с той стороны закрылась. Парень выдохнул с облегчением и свалился на кровать.
** Скоро все наладиться и у Гоголя вроде все хорошо... Надеюсь моя тревожность поугаснет.** - крутилось в голове Сигмы.

Стоя перед обычным кухонным столом словно перед судом, Гоголь про себя проклинал все что только можно. Надежда, что все это ложь утихают с каждым разом, Достоевский выглядел слишком уверенно, для человека который соврал. Боясь не то чтобы шелохнуться, а даже дышать, Николай направил свой взгляд в окно, лишь бы немного расслабиться. Но увидев мигаюший и еле видный свет фонаря, а после темноту, легче ему не стало. В горле застрял ком, он состоял из слов, что наверное никогда не произнесет парень. Он не мог радоваться, да и печалиться тоже, постоянно ожидая чего то плохого, он никогда не сталкивался с самым плохим.

"Влюбиться тяжело,
А полюбить еще сложнее..."

Эти строчки, Гоголь когда то прочитал на одном из рисунков возлюбленного, окончательно поняв, что ничего не получиться. Но все имеют право любить и быть любимыми, жаль обретают это слишком поздно.
Тело переодически потрясывало. Стоять было опрометчиво, казалось если простоять еще хоть бы минуту то можно упасть, на пол сразу в обморок. Голова болела. Боль нарастала с каждой секундой, она проникла и разлилась по всему телу мурашками. Это чувство не хотелось испытывать повторно, но как назло именно его организм, Гоголя каждый раз "прокручивал". Словно заевшая пластинка играла лишь часть произведения, но повторно. Вдруг по столу кто-то ударил кулаком, это был Достоевский. Мама в своей обычной манере воскликнула:
- Федя, ну что ты устроил?! Сына напугал неправдой!
- Почему же это неправда? Все правильно! - его рука коснулась логтя мамы, та вздрогнула от его томно пробирающего насквозь взгляда. Хотелось воскликнуть - "Не трогай!". Но видя довольный взгляд матери, желание быстро отпало.
- Мам что тут происходит?!
- Оу, твой дорогой знакомый лжет и не краснеет!
"Дорогой знакомый" кто кроме мамы мог так его назвать. Он совсем не подарок если внезапно появиться в твоей жизни. Сядет на тебя и будет психологически давить, прогибая тебя под себя. Он манипулятор, на чью удочку и попалась мать. Но на этот раз Гоголя смутило не странное прозвище, а то, что он по словам матери лгал.
- Я совсем не вру, скорее ты пытаешься выделиться в глазах сына и стать примерной матерью.
- Совсем нет. На самом деле... - голова болезнено заныла, сил воспринимать информацию не было. В глазах все резко потемнело, мир обрушился...
конец 18 главы.