В сердце Тихого Омута

Глава 8

«Душа моя».
Нежный шепот проскальзывает сквозь дурманящие сновидения. Но глубина этих вод утягивает в забвение и воспоминания, от которых не скрыться. Они навсегда будут клеймом на душе, а горечь их, останется на сердце до тех пор, пока оно не перестанет биться.
«Колючая щетина не приятно царапает детскую шею, когда мужчина имитирует шуршание ежика. Чуть царапая меня и издавая характерное «Фыр-фыр», отец крепче сжимает объятия, не давая и шанса на отступление. Девичий визг разносится по всему княжескому терему, а смех не прекращает сбегать с моих алых губ. Ежик сменяется на щекотку и смеясь мы падаем на княжескую кровать. Вот она, возможность бежать, совсем немного. Громко визжа от восторга, я вскакиваю, отползая на другой край перины. Но отец в последний момент перехватывает меня, утягивая за ноги обратно. Смеясь, он обхватывает свое чадо в крепкие объятия, не думая о том, как сейчас выглядит со стороны. Счастье искриться в его синих глазах и на это время, он забывает о том, что княжну нужно воспитывать в строгости.
—Ну что, доченька. Поедешь со мной на ярмарку? Молва ходит, что напекли в этот раз калачей столько, что столы ломятся. А меду-то сколько собрали! Уж и пчелы им наелись, не могут съесть столько!— Задорно молвит отец, усаживая меня на руки. Мне было всего четыре лета и в тот момент, я была самым счастливым ребенком на всем белом свете. Это произошло за несколько лет до того, как пробудился Тихий омут. Люди еще умели радоваться не оглядываясь по сторонам и не пряча за поясом нож и огниво.
Через пару минут отец уже сажает меня на верного коня, устраиваясь сзади. Натягивает он поводья, ведет в сторону ярмарки, а оттуда уже шум да гам слышаться.
—Не ерзай, Марьюшка. Скоро уж и там будем.— Ласково произносит он, приостанавливая коня перед толпой ряженых. Идут скоморохи да девицы красные, песни распивают, в дудки и бубенцы играют.
—А можно будет пряник купить? С ревенем и малиной лесной.— Прошу я, а сама глаз не свожу с улыбающихся людей. Праздник сегодня, Осенины. Радуется народ, что урожай уродился, пир решили закатить на весь мир. И каждый делится тем, что сам вырастил, да приготовил. Кто из пшена муки натер, блинов состряпал. Кто приготовил пироги, да коврижки. А иной и вовсе, корзину яблок на стол поставит. Все делятся друг с другом. Дома сегодня настежь раскрыты, каждый желанным гостем будет. Радуются все, вкушают яства, славят Матушку Землю, да князя Тихомира. Придет Зима суровая, ее и не заметят.
—Можно, доченька. Уж все сегодня можно. Не забудь яблок со стола общего взять, да взамен пирогов положить, что тебе нянечки дали. —Улыбаясь произносит отец, уводя лошадь к одному из домов. Спешились мы, прошли немного совсем, но казалось мне, что слишком долго идем. В нетерпении подпрыгивали детские ножки, тянулись ввысь, стараясь углядеть празднество.
Завернули за угол и вышли на площадь, полную музыки, хороводов и столов ломящихся от блюд различных.
Смеются люди, песни запевают, пляшут. Перестраиваться они в хоровод единый, ведут его у горы овощей, тюков зерна, да яблок наливных. Пенится медовуха, распробовав чистый, еще не хмельной, воздух. Подбегают скоморохи с кружками, да наливают всем желающим сладкий напиток.
Долго гуляния длились, долго народ тешился, да животы наедал. Ходили по двору ряженые, сахарную голову детям протягивали. Да только, головой не назвать, так, головки. Зато радости сколько!
—Батюшка, глянь! Сколько игрушек да сластей мне надарили!— Восторженно шепчу я, тыкая в отца ладони, полные богатства. Чего там только нет! Лошадки деревянные, мухоморы из лоскутов сшитые, куклы из соломы плетеные, яблоки наливные и пироги душистые. Как все уместилось в детских ладонях- ума не приложу.
—И впрямь, сколько даров тебе досталось! Устала поди резвится? Отдохни, скоро уж через костер прыгать будем, сил набраться нужно.— Ласково произносит князь, глядя старшую дочь по макушке. Та покорно садится, вывалив все добытое на стол. Выискав пирог с мясом кролика и грибами, как ряженная девица сказала, отряхнув от соринок и налипших листьев, принимаюсь за трапезу, не забывая наслаждаться первым укусом. Да только, наслаждаться не очень получается. Пирог оказался с земляникой, а мне, ужас как хотелось мясного.
—Не расстраивайся, дочка,— с улыбкой произносит отец, заметив мое недовольное лицо и то, как медленно я жую,— не со зла же она. Пирогов много было, вот и вышло так. Все они выглядят одинаково. Зато, с этого можно извлечь мудрость.
—Какую? Не верить людям и пирогам?— недовольно произношу я, откладывая в сторону угощение. Ищу глазами на столе мясное чего, а сама все еще жую. Пирог сладкий, ягоды сочные и душистые.
— Не все, в чем ты уверена и уверяют тебя окружающие может быть правдой. Сейчас тебе не нравится эта начинка, но потом, ты будешь уплетать пироги с земляникой за обе щеки. Просто порой, в данный момент, мы ждем другую правду.— Поучение отца становится тише, а взгляд словно теряется. Он уходит в себя, как часто бывает. Только ему самому ведомо, о чем мысли в этой умной голове.
Но проходит не много времени и тряхнув волосами, подхватывает отец меня на руки и бежит к костру. Смеется он басисто, а с моих губ срывается лишь визг. Замирает сердце в тот момент, когда лицо обдает теплом высокого костра. Под громкие крики и восторженные восклицания, детское сердце сделало самое яркое воспоминание в жизни. А в голове осталась мысль, что отец всегда укроет ее от грозного пламени.»
Я вскакиваю с пуховой перины, хватаясь ладонями за простыню. Сон, который всегда был сладок для меня, сейчас на губах имеет соленый привкус. Слезы катятся по щекам, унося горечь воспоминаний. Да, в моей жизни было и много хорошего. Отец не всегда был таким строгим. Как только произошла та история в лесу, так сразу и изменилось его отношение ко мне. Стал воспитывать в ежовых рукавицах, лишний раз по головке не погладит. Ругает за все мелочи на которые можно глаза закрыть. Да только, хорошее тоже было и от этого еще больнее.
—Почему это воспоминание пришло ко мне именно сейчас?... Я скучаю... по семье... я скучаю по отцу и сестре...— шепчу я, судорожно вытирая слезы рукавом льняной рубахи. Ничего назад не воротишь. К семье не вернуться, ведь такая молва по народу пойдет! От такого позора будет не отмыться. Сама же замуж за Кощея захотела. Но от чего так сердце щимит, так душу терзает и горло сковывает...
Спустя только время, когда эмоции отпускают меня, здравый рассудок приходит в движение. И начинает он работать тогда, когда взгляд мой упирается в исшитый рукав рубашки. Белоснежная, пахнущая цветами, она расшита золотыми костями и различными символами. «Длинная рубаха, словно сорочка»- да только, когда приходит эта мысль в голову, бьет она с невероятной силой.
«Где я?! Кто меня переодел?! О, Солнце-красное, что ж за напасть такая с этим сном?!»- мысли бегут одна за одной, а взор мечется от одного угла к другому. Стены из темного камня источают такой холод, от которого по коже мурашки бегут. Завешаны окна темно красными тканями, плотными настолько, что не пропускают дневной свет. А может, и вовсе ночь на улице. Уж сколько я спала, не ясно. В углу стоит небольшой стол заваленный пергаментом и книгами. Книжные переплеты мелькают в этой комнате везде. На стуле, у окна, у ножки стола, у дубового шкафа и на самом его верху. В высоту комната чуть больше косой сажени, а сам шкаф не более трех аршин, но книги стоят стопками под самый потолков.
«Сколько книг...»— дыхание захватывает тогда, когда я оборачиваюсь. Вся стена у кровати сделана под открытый шкаф. А на полках его стоят тысячи книг... книжные переплеты самых разных цветов и возрастов, таят в себе различные истории.
Чуть сдвинувшись в сторону стены, я вытаскиваю первую попавшуюся дверь в новые миры. Эта книга была о нашем мире. А именно, правила и своды для желающих стать воином. Как правильно давать присягу, как держать меч и что нельзя делать. Отложив ее на черную шелковую простынь, руки мои потянулись к следующему переплету.
—Вы быстро обосновались.
Его голос заставляет содрогнуться все тело, а сердце бешено колотиться. Кощей стоит в дверях, с интересом наблюдая за мной. Явно оценивая мой внешний вид он вскидывает бровь, проводя взгляд сверху вниз. Не позволительно долго он задерживается на уровне моих бедер.
— Где мы и что вы здесь делаете?— строго спрашиваю я, кутаясь в пуховом одеяле. Кощей скептически хмыкает, уходя к письменному столу. Облокотившись на него, он осматривает комнату, повертев в руках хрустальный бокал.
—Отвечу на ваших два вопроса одним ответом. Вы в моей комнате.
С спросонья мне было невдомек сначала осмотреться, чтобы понять где я нахожусь, а уж потом восторгаться изобилием книг. Вот что происходит, когда эмоции берут вверх на здравым рассудком. Но догадаться, что мы находимся в царстве Кощея не трудно, связав все мысли во едино. Преобладание черного в мебели, каменные стены, которые словно пропитаны болью и слезами, кости на рубахе в которую меня переодели.
—Что ж, видимо, вы сейчас в состоянии принятия, по сколько ничего не летит в мою сторону.
—Выделите мне гостевую комнату. Я не собираюсь делить с вами одно ложе.
— Боюсь, это не совсем возможно.
—Это почему же?
Кощей отрывает взгляд от граненного бокала, который до этого, завладел всем его вниманием. Теперь же, оно переключилось на меня. Если б могла я читать мысли, то знала бы, что творится в его голове. А так, мне приходилось догадываться по взгляду, который явно твердил одно: «не дура ли?»
—Потому как Кощей гостей не жалует.—Произносит он, громко поставив на стол прошлого владельца внимания живой смерти. Стоит Кощей, на меня смотрит, очей не сводит. Следит за каждым моим движением, а на медовом взоре огоньки вспыхивают. —И что же я такого в вас нашел... все не пойму.
От этих слов меня словно ударяет поддых, но гнев и обида возвращает в исходное положение. Задета гордость и что-то еще, но этого я уже разобрать не могу, потому как закипаю с каждой секундой.
—Да как вы смеете такое говорить?!...— гневно шепчу я, хватая томик, что все так же лежал на кровати. Летит книга прямо и четко в цель. Да только, Кощей перехватывает у самого лица, не моргнув и глазом.— Как не стыдно вам такое девушке молвить?! Тем более, что сами меня засватали! Во мне много чего интересного есть и я...
Я проглатываю слова, заливаясь пунцовым румянцем. Гнев утихает, сменяясь стыдом.
—Порой, княжна моя, стоит держать свой пыл при себе, хоть он мне и безумно нравится. Не сказал я, что в вас ничего нет. Наоборот, интересно, что же меня так заинтересовало.
Когда ко мне приходит осознание его слов, злость исчезает, а гордость, которую и так ранее задели, добивают окончательно.
—Прошу прощения за свою вспыльчивость, просто я...
—Не стоит. Я понимаю, что сейчас сам спровоцировал вашу вспышку гнева своими речами. Нужно мне чаще думать про себя, а не вслух.
Улыбается Кощей, откладывая в сторону книгу. Поправив на себе горловину черной рубахи, он прикладывает два пальца к кадыку.
—Дуняша, будьте любезны, принесите в мою опочивальню две кружки горячего вина, да свежего сыру. Помнится мне, хвалился наш Микола, что жена его прекрасный сыр варит.— произносит он, а сам свободной рукой из стороны в сторону ведет. В этот момент, длинные занавески раздвигаются и открывают высокие окна, что скрывали за собой.
Комнату заливает солнечный свет. Солнечные зайчики ласково перебегают по каменному полу, хватаясь за каждый выступ плиты. Дух перехватывает и позабыв о всяком приличии, я вскакиваю с кровати и бегу к окну. Трясущимися руками раскрываю створки и высунув голову, втягиваю морской воздух полной грудью. В лицо ударяет теплый ветер, несущий с собой аромат вод и чего-то еще.
—О Солнце-красное! Яр, это же море! Я никогда его не видела!— восторженно тараторю я, поворачиваясь к нему. Мужчина на минуту замирает, недоуменно всматриваясь в мое лицо.— Это море! Вот это да! Рассказать бы Мирославе, что соленую воду видела, в жизни б не поверила! А чем еще пахнет?
—Водоросли это. Трава такая морская.— В смятении произносит он, повернув голову к еще одному окну. Сторона эта с видом на бескрайнее море, а солнце, делится своими лучами, оставляя по несколько в каждом окне. Оттого и светло теперь во всей горнице.
—Чудесно как! Я читала о них в книгах, что у батюшки в комнате стоят. Да только, не знала, что так они пахнут.
—Вам, вправду нравится?— спрашивает меня Кощей, а сам, щелкнув пальцами, отворяет настежь оставшиеся окна.
—Кто? Водоросли?— недоуменно переспрашиваю, уставившись на него.
—Нет. Море.
В этот момент, в моем сердце происходит что-то не ясное, словно какой-то прыжок. Да только, нет приземления, словно повисло оно в воздухе. Смотрю я на Кощея, а сама позабыла как дышать. Передо мной молодой мужчина, чьи волосы, оказывается, имеют несколько седых прядей у виска. Медовый взгляд спокоен, не таит в себе опасностей и угроз для меня, но почему же, от него у меня подгибаются ноги. Черная рубаха его исшита серебряными и золотыми костями, так подходящие живой смерти. А руки, сжимают край стола, словно цепляются из последних сил.
—Яр, а вы правда Кощей?— я повторяю эти слова уже который раз, но до последнего отказываюсь их принимать. Глупое девичье сердце надеется услышать одно, а разум вторит, крича совершенно другое. Нужно собраться, вновь надеть образ холодной княжны, до тех пор, пока не сбегу. Нужно...
— Нет.
Мир замер. Замерло море, что грозно разбивается о острые скалы. Замерло мое сердце, замерли мы. Я не верю в его речи, но отчего так печет в груди.
—Я не тот Кощей, о котором вы столько слышали. Все намного сложнее и оттого, слишком просто.—Произносит он устало, тяжело садясь на меховой ковер. Простота его движений меня выбивает и я продолжаю стоять, глупо хлопая ресницами.
Яр давит улыбку, похлопывая ладонью рядом. Мне остается лишь сесть напротив. Чародей щелкает пальцами и на глазах моя рубаха становится черным платьем, убранное такими же костями, как на рубахе Кощея. Волосы, до того распушенные, сплетаются в тугую косу, украшенные жемчугами.
—Ох, простите за мой внешний вид! Совсем я запамятовала приодеться да...
— Не утруждайтесь извиняться. Платья вы бы все равно не нашли, портнихи все дошивают ваши новые наряды. А старые, к сожалению, пришлось выкинуть. Их было совсем не много, да и то, слишком яркие они для местных красот.— ласково произносит Кощей, завидев мой постыдный румянец. А я ловлю себя на мысли, что за последнее время слишком много раз попала в не очень приятную ситуацию из-за своей вспыльчивости.
—Думаю, княжна моя, к такому важному разговору не повредит нам и по чашке горячего вина. А то, Дуняша уж устала под дверьми маяться, того и гляди, еле теплое пить будем.— Сказал так и щелкнул пальцами Кощей. Отворились тяжелые двери и впустили в горницу маленькую пухленькую женщину. Ростом она ниже меня на голову, а объемнее раза в два. Но при этом, полнота только подчеркивает ее красоту. Обладательница рыжих кудрей чуть ли не вприпрыжку забежала в горницу и привычно поставила две чащи дымящего вина и тарелку сыра у наших ног. Веснушчатый нос слегка дернулся и девушка украдкой отвела зелёные глаза в мою сторону.
—Что-то еще, Кощеюшка?— скрипучим голосом промямлила девица, устремив взгляд на Кощея. Кто бы мог подумать, что голос у нее, как у старушки в достопочтенном возрасте, хотя и выглядит чуть старше меня.
—Нет, благодарствую Дуняша. Распорядись столы накрыть, скоро уж будем приезд наш праздновать. Не один же я воротился.— лукаво произнес Кощей, а сам на меня смотрит и улыбается.
Не уймется глупое сердце, опять творит что не попадя.
Как быстро вбежала служанка, так быстро и испарилась, оставив за собой аромат хвойного мыла.
—Что ж,— Кощей делает глоток и чуть жмурится. Явно язык обжег. Торопится он, нервничает, да пытается этого не показать. Только выдают его сжатые скулы и слишком ровная осанка.
Я делаю глоток, а сама пытаюсь собрать все мысли во едино, при этом уняв бушующее сердце.
—Разные письмена писал народ, разными историями делились. Да нет ни одной верной. Твердили люди, что появился в лесах Омута проклятый старец. Прихрамывая он проклинал каждого, кого встретит. Но смеялись путники, не считали его опасным. Кто думал, что это Леший, пироги ему носили. Да только, не Леший это был. Тихий омут был еще мал, чтобы зваться могучим лесом, а хранитель слишком юн, чтобы понять, кого приютил на своих землях. Случилось зло неведомое в омуте, да только вышел оттуда не злой старец, а настоящий чародей. Сила его была настолько сильна, что сама матушка Земля отказывалась принимать то, что породила на белый свет. Сеял он только смерть и разрушение. Звал себя, тот старец, Кощеем, а народ прозвал его живой смертью. Много летов прошло. В страхе всех Кощей держал, мучал людей, да словно был ведом какой-то своей мыслью. Хотел он себе весь мир подчинить. Но белый свет большой, а жизнь слишком коротка. Нашел он, как продлить себе срок, что дан ему по земле ходить,— молвит сухо Яр, тяжело поднося кружку к губам. Окрашиваются они в бордово красный, нервно поджимаются.— Простите, Марья, не каждый день приходится мне эту историю рассказывать. Если, правду говорить, то вы третий человек, кто всю историю эту знать будет.
—Все хорошо Яр. Я приму твою правду такой, какой ты мне ее поведаешь.— успокаивающе говорю я, а саму трясет от страха и нетерпения. Не уж то, это и есть тот Кощей, что в страхе весь мир держит.
—Благодарю тебя. Но прошу, не делай поспешных выводов и решений. Правда не всегда сладка на вкус, как оно того хотелось бы.— плечи Кощея чуть сникают, а сам он продолжает говорить,— по народу прошел сказ, что якобы обрел Кощей бессмертие. Много люди сказок придумывали, да только, эта самая странная вышла. Ведь, приложил к ней руку и сам Кощей. Тот человек нашел в Тихом омуте иглу, да такую, что могла лета его продлить. Но этого было ему мало. Хотел он еще иголок найти, чтобы бессмертным стать. Но тщетно все. Она была лишь одна и давай ему возможность прожить триста лет. Да и не просто так она ему эти года отписала. Должен был Кощей стать слугой смерти. Быть тем, что находится среди живых и мертвых. Кощей должен был лишь переправлять души по Калиновому мосту и контролировать нечистых. И за это, ему была дана долгая жизнь. По тому, как срок его подходит к концу, должен был он найти приемника, что продолжил бы это дело. Но алчность охватила его разум. Он не хотел делить жизнь с кем-то еще. Чем дольше жил Кощей, тем хуже ему становилось. Гнил заживо, разваливаясь на глазах. Не чувствовал он боли, грусти и радости. Только злость. Злость на себя и на весь мир. С каждым днем ему становилось все тяжелее существовать, передвигаться и мыслить. Но он упрямо отказывался умирать.
Яр замолкает, долго жуя кусочек сыра. Он не смотрит на меня, но я чувствую, как он жаждет понимания.
— Нечисти стало больше, мертвые не могли найти путь к Калиновому мосту, потому как занят был Кощей поиском игл. Но в какой-то момент, он перестал существовать. Игла исчезала, в поисках нового хозяина. И нашла меня. Сказ о Кощее, что рассказывают вам на ночь, лишь отчасти правда. Кощей и вправду бессмертен, но живет в нескольких поколениях. Он страшный маг, живущий в замке у моря-океана, и от части это правда. Этот замок принадлежал первому Кощею, а после, стал моим. Кощей это живая смерть, я являюсь ей и служу самой смерти. Он хотел, чтобы люди боялись Кощея, и они бояться. А я, просто стою посередине. Я здесь чтобы быть живой смертью и я делаю то, что должен. Я понимаю, что это тяжело сразу понять. Но княжна моя, я буду объяснять столько раз, сколько ты пожелаешь. Только прошу, попытайся меня услышать.
И он объяснил. Еще раз и еще, отвечая на все мои вопросы. И мир, что был построен вокруг меня, обрушился на голову. Стал тяжелым грузом. Я несла на себе лишь тень той ноши, что нес на своих плечах он.