В сердце Тихого Омута

Глава 11

—Душа моя, то ли кажется мне, что говорю я словами беззвучными, то ли ты меня слушать отказываешься. Сказано тебе, путь к свободе найти, а ты новые стены возводишь.— звучит приглушенный голос живой смерти за белой каменной стеной. Горячий поток воздуха обжигает вспотевшее лицо, когда перед самым носом возникает новая преграда.
Я бегу в противоположную сторону тронного зала, покуда дыхание не перехватывает, а в ребра не ударяет острая боль. Пальцы саднит от искрящей магии, россыпью летящих с моих рук. Сила, которой раньше и в помине не было, выходит из под контроля. Стоит сделать шаг к выходу, как возникает стена на моем пути. И от того, злость пробирает от макушки до самых пальцев на ногах. Поначалу, казалось что эта затея Кощея бессмысленная и смешная. Но до поры до времени. Сейчас же, больше всего на свете, хочу выбраться я из этого каменного лабиринта.
—Яр, я устала!— из последних сил кричу я, когда воздвигаясь, очередная стена ударяет по плечу. Сдирая лоскут ткани на рубашке, оставляет она ссадину, появление которой, вызывает у меня бессилие и одновременно злость.
—Княжна моя, покуда не поймем мы, откуда в тебе эта сила, должна ты ее обуздать. Коль желала эта магия погубить тебя в твоих покоях, пока ты спала, то значит ждать она не будет. «Я устала» не поможет, княжна моя. Справа!
Его голос долетает от меня как раз вовремя. Я успеваю отпрыгнуть в сторону, когда на месте где только что стояла появляется стена.
—Яр! Прошу! Дай мне отдохнуть! Всего пару минут! Воды испить! Дух перевести! Мы здесь с самого утра!—Еле перебирая ноги, я иду по узкому, образовавшемуся в тронном зале, коридору. Молчит Кощей, не поддается на девичью мольбу. А просьба остановить все это, сменяется на новый поток эмоций. Слезы, просьбы, крики, злость. Тугая коса давно уж расплелась, не приятно прилипая к мокрому лбу. Ступни, истертые до крови, отказываются нести мое бренное тело в поисках выхода. А в ушах гулко бьется сердце, заглушая разговор Кощея с домовой. Лишь изредка, доносятся до меня обрывки фраз: «Все еще...?», «Как видишь.», «То ли умна она, то ли...», «Покорми Лесовичка, это надолго», «А как же ты?», «Я не...».
Крик, переходящий в визг срывается с моих губ, когда на очередным повороте я упираюсь в стену.
—Вот погоди, Кощей! Выйду отсюда, закончится твое бессмертие!—Кричу я, раздосадовано пиная предмет моей ненависти. Крик гнева переходит в крик боли и отчаяния. Слышу я, как смеется живая смерть, как ходит он по лабиринту, как двигаются преграды, рассыпаясь гулкими постукиваниями камней об пол.
—Княжна моя, тебе прекрасно известно, что срок жизни моей ограничен. Но я был бы рад пасть от твоей нежной руки. Так, чего же ты медлишь? Ах верно, ты не можешь выйти. Прошу простить меня, княжна моя, я желаю отобедать. Как найдешь выход, присоединись к этому пиршеству. Помнится мне, ты с вчерашней ночи во рту маковой росинки не держала.
Уходит Кощей, хлопнув дверью, оставляя меня одну в моей же ловушке. Мертвая тишина повисла среди могущественных каменных плит, которым можно насчитывать ни одни века. В некоторых щелках виднеется мох и ил, а если сесть и подолгу рассматривать эти изваяния, то можно разглядеть раковины и очертания морской травы. Такие выводы сделала я, когда от усталости сидела на полу, облокотившись на стену.
—Яр! Не оставляй меня! Чтоб тебя, Тихого Омута отродье! О солнце красное! За что мне это?!— кричу я, а ноги сами на бег перешли. Поворот, еще один. Тупик. В другую сторону. Тупик. Снова появляется стена и снова бегу я в поисках выхода. И с каждым шагом меня все больше пугает мыслью, что я отсюда не выберусь.
—Марья!
Я резко разворачиваюсь, в поисках обладателя этого голоса. Мягкий, бархатистый и такой нежный. И до боли родной и любимый. На глазах появляются слезы, а губы безмолвно зовут ее по имени.
—Марья!
Верчу я головой, бегу по лабиринту не замечая боли и усталости. Несут меня ноги в не ясном направлении. Ищут ее глаза, безмолвно зовут пересохшие губы.
—Марья! Сестрица! Где же ты?
Очередной поворот и вот, встречаюсь я с любимым голубым взором. Смеется Мирослава, редеют щеки девичьи, румянцев заливаются. Выглядит она точно так, как помнится мне. Алый сарафан исшитый камнями да серебром, рубаха, чуть розовая у рукавов. Младшая княжна за столом так увлечено ведала о заморской парче и качестве ее, что не заметила блюдца с вишневым вареньем и окунула туда рукава. Золотая коса затянута не туго, чуть растрепанна от игр в догонялки с боярскими детьми. Смотрит на меня Мирослава, улыбается, руки заведя за спину. Переминает с ноги на ногу, словно бежать готовиться.
—Мира...что ты здесь делаешь...—чуть слышно шепчу я, аккуратной поступью идя к ней. Моя Мира. Мое солнышко.
—За тобой пришла сестрица. Не уж то думала ты, что так просто бежать сможешь? От долга своего не убежать, Марья.
Я останавливаюсь в пару локтях от Мирославы. Сердце щемит, колени дрожат, а на глазах появляются непрошенные слезы.
—Мира... я...
—Нет уж, сестрица! Воротишься ты домой, покаешься перед отцом, да станешь супругой Алексея! Не глупи! Идем же!—Хватает она меня за руку, с не человеческой силой тянет. А ладонь ледяная.—Почему ты бросила меня?! Почему ушла?! Ты должна была...!
Голос ее переходит на рык, а рука все больнее сжимает кисть, оставляя синие, с фиолетовыми вкраплениями, следы.
—Мира!— резко дергаю я рукой, а не останавливается она. Тащит меня по лабиринту, как игрушку какую-то.
—Ты не должна была уходить! Ты должна была родить ребенка Алексею! Ты должна была безоговорочно слушать отца и супруга своего! Ты должна молчать когда тебя не спрашивают! Должна ты отвечать четко и быстро, когда спрашивают тебя! Должна ты приглядывать жа мной и оберегать! Ты должна! Должна ! Должна!
—Мира! Прости меня!
Останавливается Мирослава, не поворачивается ко мне. А вижу я, как спина ее поднимется от тяжелого дыхания, как трясутся босые девичьи ноги.
—Да, как княжна, должна была я царство помочь сберечь! И я помогала! Не уж то, не помнишь ты, как ездили мы с провизией к близь лежащим деревням, что о омута стоят? Должна была любить тебя, что и делала я. Я и отца любила, Мира. И сейчас вас люблю.
—Ты сбежала. Ты предала нас! Отца, свой народ, меня!
—Не от вас.
—Нет. Ты сбежала, от нас! Ты сбежала от себя, Марья! Ты, глупая!
—Ты права, Мира. Сбежала я от себя. И сама же, загнала себя в тупик. Я хотела свободы. А что с ней делать не знала. Я не хотела замуж, поэтому пошла замуж за смерть. Я надеялась, что сама создам свое будущее. И я сотворю, Мира. Я не...—Я замолкаю, когда в голове все встает по своим полкам. Все было... так понятно.—Но пойми меня. Я задыхалась. А ты жила этим. Мира, ты ведь, больше подходит на эту роль. Быть княжной, быть подле своего мужа, когда будет он править. Видеть, как растут ваши дети. Ты же всегда об этом мечтала. Сколько историй мне ты поведала о прекрасной любви? Сколько парчи ты перемеряла, сколько кокошников нарисовала? Вспомни, как рассказывала ты мне о той короне, что принцессы заморские носят. Ты так любишь все это. Я бегу не от своего княжества. Не от роли княжны или матери. Не от ответственности. Дай мне волю, сама бы правила. Я хочу жить. Быть собой. Мне не чуждо правление. Мне чуждо быть разменной монетой, хоть и понимаю что порядки у нас такие. Я хотела чтобы меня слышали. Я правда люблю тебя. Я...
Мирослава рассыпается звенящим бисером, оставляя после себя чуть прохладный ветер, что пахнет молоком и медом. Ноги меня больше не держат и я падаю на пол. Слезы щипят глаза, а серебряные нити на рукавах царапают веки, когда я пытаюсь стереть их со своих очей. Проходит не много времени, но для меня они тянулись слишком медленно.
— Марья!
Я подскакиваю от властного голоса, судорожно стирая слезы тыльной стороной ладони и выпрямляясь, как натянутая струнка. Прямая осанка отдает гудением в поясницу, на лбу выступает пот, а по телу словно бегут разряды молнии.
—Какого черты, ты, княжна, сидела на полу?! Глупая девчонка!
Трясущимися руками я сжимаю подол сарафана, испуганно поворачивая голову в сторону голосов. Маленькая княжна сидит на полу, испуганно всматриваясь в гневное лицо отца. Ей всего восемь лет отроду и до этого, за это ее никогда не ругали. Князь Тихомир хватает ее за руку и резким движением ставит на пол осыпая бранью. Картинка сменяется и вот, Марья получает ладонью по одному месту за то, что Мирослава разорвала ее книгу, а та, на нее накричала. Мирослава стоит в углу, тихонько хихикая, в то время как Марья получает за то, что начала оправдываться. Отец никогда не любил, когда она начинала говорить, когда он был в гневе. По каким-то причинам, попытки объяснить свою невиновность его очень злили.
—Когда тебе ругают ты должна заткнуться и слушать тех, кто старше и умнее тебя!— хлопок. Еще один. Его голос, словно гром среди ясного неба, оглушает и пугает одновременно.
Картинка сменяется и теперь, Марья, пятнадцать лет отроду, стоит понурив голову, пряча мокрые глаза от яростного взора. Отец увидел ее, когда она мило общалась с Боярским сыном. Не секрет был для всего двора, что мальчишка безрассудно влюблен в нее. А она... она не чувствовала к нему ничего. Ей просто нравилось его внимание. Она просто хотела чувствовать себя любимой.
Юная Марья растворяется, оставляя за собой синюю дымку. Князь Тихомир же, никуда не исчезает. Тяжелым шагом он подходит ко мне, крепко схватив за руку, до которой Мирослава не коснулась. Боль проходит по всему телу колкими молниями. Но не это так пугает. Слезы текут, и никак нельзя позволить, чтобы он их увидел.
—Ты смеешь рыдать?! Ты дура, что посмела сбежать от своей семьи! От своего народа! Ты предала всех! Ты ослушалась меня! Никчемная! Дура! Дура! Дура!— его голос переходит в звериный рык, а сам князь, волочит меня в другую сторону лабиринта.
—Папочка, пожалуйста, прости меня! Я...!— я не успеваю договорить, до того момента как раздается громкий хлопок. Красный отпечаток мужской руки остается на моей щеке.
—Только и можешь, что оправдываться! Лучше б ты закрыла свой поганый рот! Никчемная!
Он тащит меня за очередной поворот лабиринта, а я всей душой молю свою магию, чтобы она сотворила стену между нами. Но ничего не происходит.
—Пап. Прости меня.
Он останавливается, больнее сжимая мою кисть.
Мой голос дрожит, слезы льются не переставая. Все стало понятно и теперь, знаю, как появилось желание бежать.
—Я хотела любви. Тоже хотела, чтобы меня целовали на ночь, как Миру. Чтобы хвалили за мои начинания, а не только ругали. Не только унижали, говорили какая я никчемная, глупая и не красивая. Я хотела быть любимой. Ты дал нам свободу выбора. За это благодарю тебя. Ведь, это единственное, что у меня было . А когда у меня ее отняли, ты не заступился за меня... Почему же? Это ведь не справедливо. Пап, ты меня любил? Хоть когда-нибудь? Я хотела бежать не потому, что не люблю свое княжество. Не потому, что не хочу править. А потому, что я хочу почувствовать себя свободной хоть раз. Возможно, даже любимой. Где меня не ругают за каждое мое движение. Я правда люблю тебя, пап. Возможно, будь у меня хоть немного больше любви и возможности говорить, как у Миры, мы бы сейчас были вместе. Читали книги о омуте, или ты бы рассказывал нам истории своего детства. Можешь считать меня не послушным ребенком! Что сбежала я тебе на зло! Может оно и так! Но я твой ребенок, который никогда не был любимым! Почему же ты меня не любишь, пап?! Я же все делала, что ты мне говорил! Я любила тебя, я слушалась тебя! Я делала все! Так почему, ты никогда не говорил, что любишь меня?! —Мои рыдания душат, когда князь становится дымом, оставляя за собой только горячий воздух.
Я плачу, не сдерживая слез и эмоций. Мне больно. Очень больно. Я сама же построила для себя лабиринт страхов и проблем. Синяки на руках, словно кандалы, виднелись на белой коже. Они и были кандалами от любимых для меня людей. Они были оковами, в которые я позволила на себя одеть. Создала стены, в которых огородила себя от всего мира, забывая, что два этих человека, не есть весь мир. Я сама огородила себя от той свободы, о которой по ночам в тайне желала.
Раздается хруст и мелкий щебень камня ссыпется на пол. Яркие, золотые лучи озаряют тронный зал. Солнечные зайчики играют на темном троне живой смерти, а сам он сидит в противоположном углу, рядом с выходом. Мне до него осталось дойти пару саженей. Но до кого? До выхода из замка или до Яра?
—Ты все это время был здесь?—У меня дрожит голос и все тело, но я нахожу в себе силы подняться. От мысли, что он был рядом становится легче. Кощей встает и через секунду отказывается подле меня.
—Я всегда буду рядом, до тех пор, пока ты сама не попросишь меня уйти.
Он закрывает меня от всего мира в своих объятиях. Прижимает к себе, с нежностью окутывая теплом и поддержкой. От него пахнет полынью и дымом. И в этот момент, я понимаю, что полынь стала моей любимой травой.
—Яр, я...я... справилась? Я... мне было так страшно и больно! —Слезы катятся по щекам, а каждое слово дается мне с большим трудом. Горло саднит, голос так и нарочит пропасть.
Мои рыдания усиливаются, когда Яр начинает приглаживать мои волосы, нашептывая слова, от которых у меня подкашиваются ноги.
—Княжна моя, ты умница. Ты справилась. Представляешь? Ты победила свои страхи! Красавица моя, посмотри же на меня. Ты такая необыкновенная... особенная, но не от того, что невеста Кощея. Нет. Каждый человек особенный, но ты для меня ты самая особенная. Тебя любят, Марья. Тебе не нужно был той, кой тебя хотят видеть другие. Тебя будут любить такой, какая ты есть. А будь у меня душа, она бы принадлежала тебе. Ведь, это самое дорогое что есть у человека.
—Я буду твоей душой...
Он смеется, прижимаясь щетинистой щекой к моей макушке.
—Пусть оно будет так.
***
Теплые волны омывают голые ступни, оставляя крупицы соли на белой коже. Кричат чайки, пролетая над моей головой. Ловят они сильный ветер у скалистых обрывов, плавно парят на высоте, что обычному человеку одолеть не под силу. Шипит пена морская, растворяясь в бескрайних объятиях своего родителя моря. Или может, не родитель он вовсе? А супруг любимый? Не ведаю. Голова моя легка, а грудь дышит так свободно, как никогда прежде. Смотрю я в небо голубое, не думая о том, как выгляжу со стороны. Должно быть, совсем не так, как мне положено по статусу. Княжна сидит на белом песке, ноги ее облепил мокрый, от морской воды, сарафан, а сама она мечтает. Да, должно быть, именно так и выглядит это со стороны. Плывут кучерявые облака, гонимые Ветром, пряча от людей Солнце Красное. Смотрят они на меня, рассказывая о том, что видели в других княжествах и царствах.
— Волк...сова... дети... деревья.—улыбаясь, рассматриваю я облака, гадая, где же они бывали.
—А то облако на дельфина похоже. Вон то, смотри, плавник вырисовывается.—Мужская рука указывает мне на пушистое скопление облаков, что прорезают лучи Солнца Красного. И чудится мне, что на моих глазах оживают они. Плывут дельфины, ныряя в в море из золотых лучей.
—И то правда. Очень похоже. А там? Яр, смотри! Кости! Прям, твой знак!
—И то верно. Знак Кощеев.— улыбается мужчина, опирается на руки и закидывает голову, нежась в уходящих солнечных лучах. Так ласков вечер, так не хочется рушить его разговорами. Но есть вещи, о которых стоит спросить сразу же.
—Яр, а те люди, что на площади, те что работают в городе, что расстилается позади нас. Они тоже как упыри, что еще могут жить? Не потеряли своего человеческого обличия.
Он молчит, чуть кивнув в знак согласия. Я ждала от себя всего. Криков, брани, слез в конце концов. А на деле... промолчала и повторяя за Яром, запрокинула голову. Черны волосы опустились на золотой песок, нещадно запутывая в локонах сухие водоросли. Оказалось, морская трава совсем не походит на ту, к кой я привыкла на суше. Забавно это. Та же суша, только под водой.
—Душа моя?
—М?
—Какая она, твоя мечта?
—Хочу летать. И звезду хочу. Говорят, украшена она прекрасными самоцветами да драгоценными камнями, отчего если долго смотреть на нее, глаза начнут болеть.—Спокойно говорю я, а сама удивляюсь от того, как правдиво звучит эта ложь, которую я придумала только что. У меня нет мечты. А Кощей молчит, о чем-то задумавшись.
—А ты о чем мечтаешь?—Спрашиваю я, поворачиваясь к нему. Кощей улыбается, медовый взор тягуч и сладок.
—Мечтаю, чтобы ты улыбалась и смеялась так заливисто, что живот болеть начнет.
Слова его приводят сердце в бешеный темп, а щеки заливаются горячим румянцем.
—Ты покраснела, душа моя.
—Вот уж нет. Это просто закат так на коже играет.—Смущенно лепечу я, вскакивая на ноги. Подхожу к воде, аккуратно заходя по самое колено. Море ласкает икры, а мелкая галька чуть врезается в ступни. Я наклоняюсь, смачивая руки. Вода приятно охлаждает пылающее лицо и кажется мне, что я едина с морем. Мимо проплывают маленькие цветные рыбки, аккуратно покусывая ноги. Морская водоросль танцует, как колышется зеленая трава на лугу. А от меня пахнет морем и теплом Кощея.
—Душа моя!
Я поворачиваюсь к Яру и в этот момент на меня обрушаются морские капли. Мужчина улыбается, стоит чуть дальше от меня, окунув руки в воду. Одно движение и поток капель омывает меня с головы до ног.
—Яр! Я же теперь мокрая! Ты меня обрызгал!—Визжу я, а сама оглядываю нанесенный мне ущерб. И в эту секунду меня снова орошает водой.
—Сдавайтесь, княжна! Вас атакует сам Кощей Бессмертный! —Он заливисто смеется до тех пор, пока сам не оказывается мокрым от всплеска воды. —Ах ты какая! Хитрая! Отвлекла меня своей красотой! Ну держись, душа моя!
Как звучит счастье? Оно звучит плеском воды которое создали мы, шумом волн и его смехом. Да, наверное, именно так.
Мой визг слышен на весь пляж. А я бегу от живой смерти. Бегу от Кощей. И мне так хорошо на душе. Но бегу я не чтобы сбежать от него. Нет, совсем нет. Все время оглядываюсь, чтобы посмотреть, не отстал ли он, а Яр бежит за мной, смеясь. Весь мокрый, с головы до пят и такой...счастливый?
—Кощей! Попробуй догони!—Кричу я ему через плечо, а сама не сбавляю бег.
—А если догоню, исполнишь мое желание?—кричит он в ответ, а в голосе слышно, как тяжело дышать ему из-за сбившегося дыхания.
—Исполню-исполню! Ты сначала догони, старичок!
Мы бежим в лучах уходящего солнца на встречу новой жизни. Вместе.
И в этот момент, я оборачиваюсь к нему и заливаюсь смехом. Мне так хорошо, что я смеюсь от всей души. А Кощей остановился, смотрит ошарашено на меня. Темные волосы, мокрые от воды прилипли к его красивому лицу. Глаза, в которых я тону, смотрят на меня с нескрываемым интересом и теплом. А губы его расплываются в улыбке.
—Ну же, Яр! Догони меня!— Смеясь кричу я, убегая от него. Оборачиваюсь посмотреть, бежит ли он за мной, а за спиной никого. Недоуменно я озираюсь по сторонам ища очертание его силуэта.
—Догнал.—горячий шепот у моего уха оставляет на теле множество мурашек. Сильные руки чуть приобнимают, волосы на его макушке щекотят шею, когда Яр кладет голову мне на плечо.
—Красивый закат...—Шепчу я, приобнимая его руки в ответ.
—Да, красивый.
— Сегодня праздник Ивана Купала. Вы празднуете этот день?— спрашиваю я, все еще смотря в даль. Яр некоторое время молчит.
—Да, празднуем. Через несколько часов уж и празднество начнется, нужно нам не опоздать. Душа моя, исполни мое желание.—Произносит он, поднимая голову. Развернув меня к себе, Кощей чуть отводит взгляд в сторону, а на лице его появляется еле заметный румянец.
—Ты использовал магию чтобы догнать меня.—Улыбаясь произношу я, рассматривая этот редкий румянец. Впервые я вижу его таким. Смущенным, нервничающим. Его маска жестокого правителя Кощея- его защита. Сейчас, он полностью беззащитен.
—Вы связались с Кощеем, княжна моя. Не ожидать от него возможности использования магии-наивно.—Лукаво произносит мужчина, обхватывая пальцами мой подбородок.—Я хочу украсть ваш поцелуй.
Он смотрит неотрывно, утопая в моем взгляде, тяжело сглатывая. Он нервничает словно юнец, провинившийся за мелкую шалость. Но на его губах скользит улыбка и становится ясно- за эту шалость ему не будет стыдно.
—Я буду считать до трех. На «три», я украду вас, ваши губы и ваше сердце. Если вы не желаете этого, самое время уйти.
Взгляд его становится серьезным, но невинные искорки мерцают в его медовых глазах. Это нетерпение, желание и страх.
—Один.— Глухо произносит он, не отводя очей своих. Смотрит с неким вызовом, словно говорит мне: «Я серьезен. Но коль у меня нет сердца, докажите, что оно есть у вас. Не давайте мне ложных надежд». Кощей ждет. Ждет, что я побегу, «захлопнув за собой дверь». Оставлю его одного, с разбитым сердцем.
—Два.— Шепчут мои уста. Проходит секунда, но для нас она словно замедлилась, создав некое притяжение между нами. Кощей не сразу понимает, но как только осознание появляется в его взгляде, мужские ладони обхватывают мое лицо. Его губы накрывают меня в поцелуе.
Аккуратно, словно не решаясь коснуться чего-то сокровенного. Но чем дольше он пытается быть осторожным, тем сложнее ему сдерживаться. Он целует меня с неведомой мне страстью, иногда отрываясь чтобы перевести дыхание. И в те моменты он шепчет: «княжна моя», «Марья», «душа моя».
Мы все еще стоим по колено в морской воде, наслаждаясь друг другом и временем, что нам отведено. А Солнце Красное уже садится за горизонт, забирая с собой этот прекрасный день.