Drops

      «Что может быть прекраснее, чем женщина в ду́ше? Только его женщина в ду́ше после секса».

        Думал Том, глядя на обнажённую ведьму за запотевшим стеклом душевой кабины. В шуме льющейся воды он наконец-то мог избавиться от назойливых мыслей о происходящем аду его будней. Даже каких-то десять минут назад, изливаясь оргазмом на бархатную кожу ягодиц, он прокручивал в голове сюжет предстоящего собрания пожирателей. Подгадывал очередную выходку Беллатрикс, её оскал гниющих зубов, который она совершенно точно считала обворожительным. Пыхтение Гойла, будь он проклят, во время отчёта. И Долохова, надменно протирающего фамильный перстень вместо того, чтобы следить за собравшимися. Мерлину известно, какие сливки общества собираются под крышей Малфой-мэнора. Том беззвучно грязно выругался, вынул из кармана брюк серебряный портсигар, инкрустированный изумрудами и бриллиантами, и зажигалку. Зажал зубами сигарету и прикурил. Вместе с облаком дыма он выпускал переполняющее нутро раздражение.

       «Проклятие!»

        Гермиона тем временем беззаботно напевала незнакомый Реддлу мотив, намыливая мочалкой плечо. На нём-то и задержался пустой взгляд красных глаз. По стеклу быстрыми дорожками скатывались капли, придавая общей картине особенный шарм. Гермиона вытянула руку вверх для собственного удобства, не догадываясь, какой предстала перед Реддлом. Роскошной, изящной, желанной. Том жадно облизнул губы от лёгкого движения женских бёдер. Грейнджер, дьяволица, развернулась к нему спиной, поправила душевую лейку, и теперь вода смывала густую завесу пара.

        «Прошу, не наклоняйся, я не выдержу».       

        Наклонилась! Без тени стеснения раскрыла перед ним самые пикантные части своего тела. А ведь эта женщина всё ещё стыдливо прикрывалась простынёй после секса и просила отвернуться. Гермиона несомненно слышала, как он вошёл в ванную комнату, как только она закрылась в кабине. Том затянулся, немного посмаковал табачную горечь на кончике языка, потушил окурок прямо об мраморную раковину и опустил руку на пах. Ему не хватило страсти на шёлковых простынях, он в который раз всё испортил и пообещал Гермионе исправиться ночью. Стрелки настенных часов пробили ровно семь вечера, символично обличая ложь Тёмного Лорда. Он растёр пальцами возбуждающуюся плоть, рассматривая раскрасневшиеся от горячей воды бёдра Грейнджер. Представил, как она разведёт их немного шире, смелее открываясь ему. Но она продолжала растирать кожу, создавая вокруг себя пенное облако. От живота Тома растянулся жар и сконцентрировался на кончике головки, потираемой большим пальцем через грубую ткань. Он шагнул назад и прижался лопатками к кафельной стене. Холод отпечатался на бледной коже мурашками. С губ сорвался рваный выдох от нажима ладони, или Грейнджер, повернувшейся боком, запустившей пальцы в непослушные волосы. Её выступающие соски блестели, напоминая Тому сочные ягоды. Он сглотнул. Как же ему хотелось почувствовать их вкус. Сейчас! Он резко расстегнул ширинку, стянул брюки, едва удерживая равновесие, и отбросил их к двери. Прошагал до кабины и распахнул её, впуская внутрь прохладу комнаты.